Кэрри в дни войны - Бодэн Нина - Страница 25

Ник обхватил ее за шею.

— До свидания, тетя Лу. Я очень вас люблю. — Он так прижался к ней, что она охнула, и так долго не отпускал ее, что Кэрри встревожилась.

— Отпусти тетю Лу, — велела она. — Еще успеешь с ней попрощаться. Ты же не в последний раз ее видишь.

— В последний раз идем вдоль железной дороги, — пел Ник. — В последний раз идем по насыпи, потому что завтра мы сядем в поезд, пуф-пуф, сядем в поезд и ту-ту…

— Пожалуйста, помолчи, — попросила Кэрри.

Ник скорчил гримасу и пошел рядом с ней.

— А Глазго бомбят? — спросил он. — Наш поезд будут бомбить?

— Конечно, нет, — ответила Кэрри и подумала о том, что целый год они прожили в безопасности, далеко от бомбежек и войны, которая шла где-то над их головами, как разговор взрослых, когда она была еще слишком мала, чтобы вслушиваться.

— Не бойся, Ник, — сказала она. — Мама не послала бы за нами, если бы там не было безопасно. И кроме того, я всегда буду рядом.

— А я не боюсь! Мне бы хотелось попасть под бомбежку, вот было бы здорово! — И он опять принялся петь: — Бомба падает — бух, пулемет строчит — так-так-так… — Раскинув руки, он превратился в самолет, который летит низко, стреляя из пулеметов.

— Замолчи, кровожадный мальчишка! — рассердилась Кэрри. — Ты все портишь. Пусть этот «последний раз» пройдет в тишине и мире!

Прощальный ужин был накрыт в кухне у Хепзебы: холодная курица с салатом, пирог с сыром и луком и целое блюдо густо намазанных маслом медовых лепешек. В плите полыхал огонь — можно было заживо изжариться, если подойти близко. Черный ход был открыт, чтобы из кухни уходил чад, и то и дело у стола появлялись куры, клевали крошки и сонно кудахтали.

Ник ел так, будто голодал целую неделю, а Кэрри почти ни к чему не притронулась. Как все замечательно: и пикник, и то, что мистер Эванс стал добрым, и колечко, и нож, и, наконец, этот последний чудесный ужин, когда за столом сидят все, кого она любит. Она была так переполнена радостью и грустью, что была не в силах съесть даже одну медовую лепешку.

Хепзеба тоже ела мало. Раза два их взгляды встретились, и Хепзеба улыбнулась, словно давая понять, что испытывает такие же чувства. Отрезав Нику четвертую порцию пирога, она заметила:

— Ну и парень! Он, наверное, явившись и на тот свет, первое, что спросит: «А где мой завтрак?»

— Мама говорит, что не знает, куда все это девается, такой он худой, — сказала Кэрри и, как только произнесла эти слова, вспомнила, что прежде никогда не рассказывала им про маму.

— А какая у вас мама? — полюбопытствовал Альберт.

— Она довольно высокая, — начала Кэрри и тут же замолчала. И не потому, что не помнила, а потому что давно не видела маму. И ей вдруг показалось странным, что завтра в эту пору они будут ехать в Шотландию, где их ждет мама. «А вдруг я не узнаю ее или она не узнает меня?» — подумала она и почувствовала, как залилось краской ее лицо.

— У нее такие же синие глаза, как у меня, — сказал Ник. — Ярко-синие. За это наш папа и женился на ней, ведь он служит в военно-морском флоте. Но она не такая красивая, как Хепзеба. И так вкусно готовить она не умеет. Я такого пирога с сыром и луком в жизни не ел, а я люблю его больше всего на свете.

— Но больше, мистер Обжора, ты его не получишь, — сказала Хепзеба. — Ни единой крошки, иначе завтра в поезде тебя стошнит.

— Его вырвало, когда мы ехали сюда, — сказала Кэрри.

— Неправда!

— Нет, правда! И ты сам был виноват, потому что лопал все подряд, как поросенок, и съел весь мой шоколад.

— Сама ты хрюшка!

— Тссс. Тчтч… — сказал мистер Джонни.

Весь день он не проронил ни слова. В самый разгар чаепития он поднялся из-за стола и пересел на стул возле двери. У него был унылый и встревоженный вид.

— Правильно, мистер Джонни, — подтвердила Хепзеба. — Тише вы, оба.

— Я замолчу, если вы расскажете нам какую-нибудь историю. — Ник подошел к Хепзебе и прислонился к ее коленям. — Я устал от еды, — пожаловался он, — и хочу посидеть у вас на коленях, пока вы будете рассказывать.

Сделав вид, что он очень тяжелый, Хепзеба даже застонала, когда подняла его.

— Какую же сказку хочет услышать наш большой малыш? Ты ведь уже все их слышал.

Ник вздохнул и устроился поудобнее.

— Про бедного африканского мальчика.

— Что это ты вспомнил такую глупую историю?

— У мистера Джонни в руках череп, — объяснил Альберт.

Мистер Джонни положил череп к себе на колени и левой рукой ласково гладил его. Кэрри часто видела, как он сидел вот так же и гладил примостившуюся у него на коленях курицу.

— Сейчас же положите череп на место, мистер Джонни! — сказала Хепзеба.

Кэрри и Нику еще ни разу не приходилось слышать, чтобы она так резко с ним разговаривала. Они во все глаза смотрели на Хепзебу.

— Череп тут ни при чем, — устало объяснила она. — Просто в последнее время он выводит меня из себя, хватая все, что попадется под руку, а потом бросает где попало. Сегодня утром, например, он вынес во двор все серебряные ложки.

— Потому что ты их только почистила, — сказал Альберт. — Ему и понравилось, что они так блестят. Ты ведь знаешь, он как сорока. И потом он просто раскладывал их на земле, и все, раньше ты его за это никогда не ругала.

— Сейчас многое изменилось, — заметила Хепзеба. — И мне бы не хотелось, чтобы мистер Эванс обнаружил, что чего-то не хватает.

— Вряд ли его заинтересует старый череп, — сказал Альберт, но тем не менее подошел к мистеру Джонни и протянул руку. — Дайте мне, пожалуйста.

Мистер Джонни, бросив на него сердитый взгляд, прикрыл череп руками.

— Ты неправильно просишь, Альберт, — вмешался Ник. — Так он только злится. — Он сполз с колен Хепзебы. — Посмотрите, мистер Джонни, что у меня есть! Какой нож! Острый как бритва, настоящий охотничий нож, и, если вы не будете вытаскивать его из футляра, можете подержать. Только сначала дайте мне череп.

Мистер Джонни посмотрел на Ника, рассмеялся и отдал череп. Ник за спиной передал его Кэрри и продолжал говорить, ласково обращаясь к мистеру» Джонни:

— Потрогайте футляр. Правда, он красивый и гладкий? Вот какой у меня нож! Мистер Эванс подарил его мне, а Кэрри — кольцо. Хотите, Кэрри вам покажет?

Но мистер Джонни был слишком занят ножом: он водил пальцем по вытисненному на коже рисунку.

— Кэрри, покажи мне, — попросила Хепзеба.

Кэрри не собиралась показывать кольцо — вдруг Хепзеба решит, что тоже обязана подарить им что-нибудь на прощание? — но сейчас уже было поздно. Она положила череп на стол, вынула кольцо из кармана и надела его на палец.

Хепзеба взяла ее руку и склонилась над ней. Камешек красной звездочкой сверкал в свете огня, и Кэрри вдруг вспомнилось, как они с миссис Готобед пили чай у нее в комнате, и огонь в камине играл на кольцах, когда она разглаживала шелк платья.

И из-за того, что она вспомнила об этом, слова Альберта «Это ее кольцо, правда?» не очень ее удивили. Она только чуть вздрогнула, как бывает, когда сбывается наконец то, чего ждешь в глубине души.

Пальцы Хепзебы чуть сжали его руку.

— Да, очень похоже, — неохотно подтвердила она и взглянула на Кэрри почти виноватым взглядом.

— Ее кольцо! — не сдавался Альберт. — Ее гранатовое кольцо. То, которое она больше всего любила.

Кэрри замерла. В ушах у нее стучало.

— Ладно, Альберт, — сказала Хепзеба. — Даже если это ее кольцо, все равно теперь оно принадлежит мистеру Эвансу.

— Он его украл, — заявил Альберт.

— Разве можно красть то, что тебе принадлежит? Кольца его сестры теперь принадлежат ему, и он может хранить их или дарить, как хочет. — Хепзеба улыбнулась Кэрри. — Я рада, что оно попало к тебе. И миссис Готобед была бы рада. Поэтому не обращай внимания на всякую чепуху, которую несет Альберт.

— Это не чепуха, — упорствовал Альберт. — Хорошо, если тебе не нравится слово «украл», пусть будет «взял». Взял, не сказав никому ни слова. А он не имел права этого делать, пока вопрос о завещании не будет окончательно улажен. Таков закон, Хепзеба! Я вычитал про это в библиотеке. — Он посмотрел на Кэрри, и глаза его блеснули злорадством. — И если он взял кольцо, значит, мог взять и еще что-нибудь, так?