Связной - Бодров Сергей Сергеевич - Страница 41

Виктория Никифорова, «Русский телеграф»

От сиквелов мало кто ждет, что они окажутся глубже, умнее, интереснее. Но в любом случае зритель вправе ожидать некой преемственности, которую обеспечивают не только те же персонажи и те же актеры, но и режиссер, пытающийся развить свою мысль. В «Брате-2» явственно видно, что Балабанов ничего развивать не собирался. Максимум, что он намеревался сделать, – немного продлить жизнь своего героя. Сергей Бодров-младший и впрямь присутствует на экране совсем как живой. Даже гораздо более живой по сравнению с флегматичным Данилой Багровым образца 1997 года, – у него теперь всего немного больше: девушек, врагов, друзей, возможностей и забот. Но брат по-прежнему один, и его играет по-прежнему прекрасный Виктор Сухоруков, хотя все это уже не имеет никакого значения.

Для меня Багров-Бодров, вознамерившийся бодрячком прожить еще один полнометражный фильм, безвозвратно гибнет как романтический герой в самом начале, в тот момент, когда запавшая на него по сценарию певица Салтыкова видит его по телевизору и говорит в телефонную трубку своей подруге (такой же, наверное, певице): «Включи ящик. Там мальчик такой… Губастенький». И непонятно, от чего более пакостно на душе: от того, что эстрадные звезды такие бывают, на пэтэушниц похожие (никто, кстати, и не пытается делать вид, что Ирина Салтыкова хоть зачем-нибудь нужна по сюжету), то ли от того, что сценарист такое словечко гаденькое вклеил, то ли от того, что герой-то действительно «губастенький» и больше добавить о нем совершенно нечего…

То, что фильм не получился, небольшая трагедия. Бывает. <…> Жалко только, что был герой – высокий, стройный, мужественный, немногословный. В меру дебиловатый. Настоящий action hero, одним словом, каких на отечественном экране, почитай, и нет. И вот при попытке поместить его в более эффектные, более коммерческие декорации сгинул ни за понюшку, растворился в мельтешении каких-то натужно выдуманных межконтинентальных приключений, в хороводе маловыразительных лиц.

Лидия Маслова, «КоммерсантЪ»

С «Братом» (1) у меня вышла ошибочка. Самому интересно, как оно обернется с «Братом-2»? Впервые увидев «Брата» (1) на премьере в Канне, я его возненавидел (см. «Сюжет для небольшого убийства», «Итоги» № 23, 1997). Но год назад, случайно пересмотрев этот главный российский немихалковский фильм 90-х по телевизору, с изумлением обнаружил, что он: а) симпатичен и б) неглуп. Что режиссер Балабанов владеет жанром, а кроме того, имеет определенный взгляд на то, что происходит с нацией. Что в «Брате» ничего случайного и фильм в целом можно рассматривать как концептуальное высказывание.

Сейчас понятно, что на предвзятое отношение к «Брату» повлиял именно каннский контекст. В чистом Канне (да еще в благополучном, докризисном 1997 году) было особенно неприятно смотреть фильм из России, где (опять!) дно, грязь, бомжи, проститутки и бандиты. Казалось, что Балабанов сделал фильм специально для Запада – соответствующий тем представлениям о «кошмарной России», которые сформировались о нас к концу перестройки. Вот что желал показать Западу Балабанов (думалось тогда):

если и есть в России новый «герой нашего времени», то это киллер (ничего себе обобщение!).

Ошибся, каюсь. Все в «Брате» не совсем так.

<…>

Про «Брата-2» заранее говорили, что это совсем другое кино: жанровое и зрительское. Ладно бы. Жаль, однако, что «Братом-2» Балабанов обессмыслил «Брата» (1). И фактически шовинизировал. Изобразил Багрова живым представителем живой реальности, поскольку наконец-то снабдил его боевым чеченским прошлым (и никуда Багров это прошлое, оказывается, не вытеснял!), а на экране мелькают играющие самих себя Якубович, Демидов, Каспарайтис и певица Салтыкова (та и вовсе падает с героем в постель). Сделал неидеологического героя идеологическим: раньше он палил в кого ни попадя, поскольку паскуда брат наврал, что от этого русским людям польза будет, а теперь сражается со Злом на стороне сил Добра. Добро – это наши, русские, за исключением братков и русских новых (те тоже Зло). Зло – ненаши: гады негры и сволочи хохлы из Чикаго (выражаюсь в соответствии с пафосом фильма), а также белые американские скоты буржуи, которые грабят наивных наших и заказывают в России грязные кассеты с реальными убийствами и изнасилованиями.

Был одинокий растерянный человек – только внешне спокойный, а на деле не знающий, к кому приткнуться. Оказался – выразитель народного гнева.

Разумеется, Балабанов хитер, и «Брат-2» – фильм двухуровневый. Выводя на киноэкран Якубовича, хоккеиста НХЛ Каспарайтиса и др. (что для многих – только знак «реальности» Багрова), Балабанов одновременно хохмит по поводу постмодернистской ситуации рубежа веков, когда реальные люди, сделавшие карьеру в шоу-бизнесе, становятся одновременно и персонажами виртуальными, героями масс-культа. Роман Багрова и певицы Салтыковой в этой новой системе координат – штука настолько же бредовая, насколько и возможная. С таким же успехом Багров мог очутиться в прямом эфире не у Демидова на ТВ-6, а у самого Сергея Бодрова во «Взгляде».

<…>

Деловой цинизм создателей фильма (Алексея Балабанова и продюсера Сергея Сельянова), однако же, в том, что эти двое питерских интеллектуалов прекрасно осознают: иронию в эпизоде про «силу в правде» просекут немногие. Большинство зрителей именно за эту фразу фильм и полюбят. Так же, как за ругательство «бендеровцы» и фразочку «вы мне, гады, еще за Севастополь ответите!», обращенную старшим братом Багрова к американо-украинским мафиози (старшой вдруг переделался из негодяя в славного малого и тоже очень-даже-Робин-Гуда).

Ведь «кирдык Америке» тоже был воспринят всерьез и на ура. Часть молодой аудитории, как и герой Бодрова, ищет национальную идентичность через отторжение чужаков. Именно на их деньги, отданные за билеты и видеокассеты, режиссер с продюсером и рассчитывают.

Юрий Гладильщиков, «Итоги»

<…> В бодровских «Сестрах» нет такого бешеного энергетического напора, как в «Братьях»; диалоги чуть попроще; но балабановская выучка чувствуется: мышление законченными сценами, режиссерская работа короткими огневыми залпами; патентованные концовки эпизодов – ударные фразы или впечатляющие жесты.

Центральная сцена фильма – несколько комическое богоявление: из «мерседесовского» джипа, под «Полковника» «Би-2», выряженный в какой-то странный сутенерский фрак, выпрыгивает сам Сергей Сергеевич Бодров: Данила вернулся. Ненадолго. Он с удовлетворением наблюдает за тем, как его «младшая сестра» освоилась с оружием, щедро одаривает ее рублем и уезжает. На прощание спрашивает на всякий случай: «Слышь, малая, никакая тварь тебя здесь не обижает?» Так спрашивает, что страшно за эту тварь становится. Но ничего, малая не жалуется: она и сама справится.

<…> На самом деле «Сестры» захватывают не сюжетом, а своей отчаянной бесстыдностью. На сеансе вы присутствуете при рождении новой мифологии. Можно называть ее путинской, можно – балабановской, можно – бодровской. Это миф о мире, в котором сила не в деньгах, а в правде. В правде абсолютно реальной, здесь и сейчас. Бандит или не бандит отец этих девочек – не важно: раз дочь его, значит, она должна остаться у него, а все остальное уж как-нибудь потом.

Бодров в «Сестрах» выстраивает свой собственный простой пантеон: Цой, Земфира, Бутусов. «Наши». Данила – защитник этого уклада, былинный герой, реальный гарант реальной конституции. (Эта мифология уже не только бодровская, но вполне народная; одна народная газета даже сварганила рекламный постер, на котором все так в лоб и сказано: «Путин – наш президент, Данила – наш брат, Плисецкая – наша легенда». Только не Плисецкая, конечно, а Цой или та же Земфира.) «Сестры» – фильм про детство Земфиры, не настоящей, а богини, допридуманной Бодровым: девочка, слушающая «Кино» и воспринимающая всю цоевскую романтическую образность буквально: весь мир идет на меня войной.