Противостояние - Шидловский Дмитрий - Страница 50

Через минуту улицу залило светом автомобильных фар. Черная "эмка" притормозила у входа в дом. Прыгнув на заднее сиденье, Павел скомандовал:

- Трогай.

Автомобиль сорвался с места.

"Да, - Павел отметил про себя, что они едут прямо, не попадая ни в единую ямку и не подпрыгивая ни на единой кочке, - дороги у них действительно замечательные. Это ведь была провинция, представляю, что в Новгороде и в Петербурге. Да и народ здесь зажиточный. И в Вологде у многих машины и собственные дома. А уж в деревнях, на хуторах такая техника, о которой наши колхозы и мечтать не могут. Почему? Может, здесь природа другая, климат? Да нет, наши нечерноземные хозяйства, соседние с вологодскими землями, куда как беднее, хотя и расположены южнее. Расходы на армию? Мы перебрасывали ресурсы из деревни в индустрию, создавали бронированный кулак для Красной армии. А они на армию до поры тратили не так много. Признают же здесь все, что после прихода Оладьина и начала милитаризации страны уровень жизни упал. Хотя, чтоб он у нас так поднялся, как у них упал. Откуда все это? Промышленность у них всегда была более развита, это верно. И все же главное, наверное, в том, что они не тратили столько на армию. Интересно. Я сам год назад доказывал Алексею, что они с самого начала вынашивали планы нападения на нас. Да, надо признать, Оладьину местные буржуи позволили проводить такую политику, потому что испугались нас. Так что же, получается, что и впрямь мы агрессоры? Вот и теперь, через две недели, нападем мы, упреждая удар Гитлера, который попытается ударить, чтобы упредить наш удар... Тьфу, бред какой-то. Себе хоть не ври. Если бы не наша политика, Гитлер просто бы не пришел к власти, не поработил бы Польшу. Все это начали мы. И правильно. Мы боремся за счастье всего человечества. Что бы Алексей ни говорил, за счастье сражаются, за счастье льют кровь. А за счастье всего человечества надо пролить реки крови. Не разрушив отжившего, невозможно дать дорогу новому. Будут и у нас такие ровные дороги, индивидуальные дома и автомобили в каждой семье. Но вначале социализм должен победить на всей планете".

"Эмка" резко затормозила у здания обкома. Павел распахнул дверцу и быстрыми шагами направился к подъезду. Большинство окон были освещены изнутри. "Что происходит? - пытался сообразить Павел. - Что за чрезвычайщина? "

Взлетев на второй этаж, он прошел в кабинет первого секретаря Доренко. Кроме хозяина кабинета, там еще сидел начальник областного управления НКВД Потапов.

- Здравствуйте, товарищи. В чем дело? - произнес Павел, садясь за стол для совещаний.

- Из Москвы пришло секретное сообщение, - отозвался Доренко, - сегодня вечером границу перешел немецкий солдат. Он сообщил, что войскам зачитан приказ о подготовке нападения на Советский Союз, которое произойдет сегодня ночью.

- Какая чушь, - скривился Павел. - Провокация?

- Может быть, - произнес Потапов, - но приказ есть приказ. Дана команда привести в боевую готовность все части в приграничных военных округах и вызвать на рабочие места ответственных партработников.

- Ясно, - кивнул Павел. - С вашего позволения, я пойду в свой кабинет. У меня текучки много.

- Идите, - согласился Доренко.

Павел поднялся и направился к выходу. Когда он проходил по коридору, страшная мысль искрой проскочила в мозгу: "А ведь в моем мире двадцать второго июня был такой же перебежчик. Да нет, - отогнал он неприятную догадку, - не может быть. Были и другие. Все в этом мире идет как и там. Гитлер планирует напасть двадцать второго июня. Если только Лёшка... Нет, не решится он на такое".

Уже около двух часов Павел сидел в своем кабинете и разбирал документацию. В основном, доклады партработников с мест, о деятельности подрывных элементов. Наложив очередную резолюцию, он откинулся на стуле и прикрыл глаза руками. Новая бессонная ночь давала себя знать. "Ничего, сказал он себе, - терпи. Скоро начнется главное - освободительный поход на Европу. К этому надо подготовиться самым серьезным образом, чтобы быть спокойным за тылы. Как спать-то хочется, и ночь такая душная!"

Он подошел к распахнутому окну. На востоке уже брезжил рассвет. Перьевые облака, озаряясь утренним солнцем, выглядели грозно и величественно. Перед мысленным взором Павла вдруг возник образ победоносной Красной армии, идущей по дорогам Европы, входящей в столицы, марширующей по провинциальным городам. Он представил, как трещит и рушится старый мир, как бегут, не находя себе места, буржуи, попы, старые чиновники. Восходящее солнце представилось ему потрясающим образом неизбежного торжества нового мира. Он залюбовался.

Донесся гул летящего самолета. "Авиация, - подумал он, - сталинские соколы. Наша надежда". Глубоко вдохнув свежий утренний воздух, Павел хотел вернуться к окну, но что-то задержало его. Этот нарастающий гул - как теперь было ясно, уже не одного самолета, а целой эскадрильи. "Что это? - думал он. - Массовые полеты военной авиации в такой близости от границы запрещены".

Гул все нарастал, становился тревожнее. Внезапно Павел увидел группу самолетов, движущихся в направлении железнодорожной станции. Ужас и боль пронзили его сознание. В утреннем небе над советской Вологдой висели североросские бомбардировщики ближнего радиуса действия.

Первое звено отделилось от общей массы самолетов и, снизившись, начало сбрасывать свой смертоносный груз на железнодорожную станцию Вологда Сортировочная. Через несколько секунд в небо взвились языки пламени и донесся гул взрывов. Это горели цистерны с топливом, подогнанные для нужд готовящейся к броску Советской армии вторжения. А на станцию уже заходило второе звено. На секунду Павлу показалось, что самолеты собираются бомбить солнце. Вцепившись руками в подоконник, он закричал что есть силы в сторону нарастающего грохота бомбежки:

- Лёшка, подонок, я убью тебя!

* * *

Яркое июньское солнце освещало площадь перед обкомом, из раскрытого настежь окна доносился гомон птиц. Но Павлу было не до этого. Не тратя более секунды на изучение каждой бумаги, он просматривал кипы подносимых ему сотрудниками документов. Одни бросал в печку, уже докрасна раскалившуюся от непрестанной работы, другие передавал секретарю, который быстро паковал их в расставленные здесь же коробки.