Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Цветы зла

Бодлер Шарль

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Цветы зла - Бодлер Шарль - Страница 15

Изменить размер шрифта:

LXXIII. Старый колокол

Я знаю сладкий яд, когда мгновенья тают

И пламя синее узор из дыма вьет,

А тени прошлого так тихо пролетают

Под вальс томительный, что вьюга им поет.

О, я не тот, увы! над кем бессильны годы,

Чье горло медное хранит могучий вой

И, рассекая им безмолвие природы,

Тревожит сон бойцов, как старый часовой.

В моей груди давно есть трещина, я знаю,

И если мрак меня порой не усыпит,

И песни нежные слагать я начинаю —

Все, насмерть раненный, там будто кто хрипит,

Гора кровавая над ним все вырастает,

А он в сознанье и недвижно умирает.[82]

LXXIV. Сплин

Февраль, седой ворчун и враг всего живого,

Насвистывая марш зловещий похорон,

В предместьях сеет смерть и льет холодный сон

На бледных жителей кладбища городского.

Улегшись на полу, больной и зябкий кот

Не устает вертеть всем телом шелудивым;

Чрез желоб кровельный, со стоном боязливым,

Поэта старого бездомный дух бредет.

Намокшие дрова, шипя, пищат упрямо;

Часы простуженной им вторят фистулой;

Меж тем валет червей и пиковая дама, —

Наследье мрачное страдавшей водяной

Старухи, – полные зловонья и отравы,

Болтают про себя о днях любви и славы…[83]

LXXV. Сплин

Душа, тобою жизнь столетий прожита!

Огромный шкап, где спят забытые счета,

Где склад старинных дел, романсов позабытых,

Записок и кудрей, расписками обвитых,

Скрывает меньше тайн, чем дух печальный мой.

Он – пирамида, склеп бездонный, полный тьмой,

Он больше трупов скрыл, чем братская могила.

Я – кладбище, чей сон луна давно забыла,

Где черви длинные, как угрызений клуб,

Влачатся, чтоб точить любезный сердцу труп;

Я – старый будуар, весь полный роз поблеклых

И позабытых мод, где в запыленных стеклах

Пастели грустные и бледные Буше

Впивают аромат… И вот в моей душе

Бредут хромые дни неверными шагами,

И, вся оснежена погибших лет клоками,

Тоска, унынья плод, тираня скорбный дух,

Размеры страшные бессмертья примет вдруг.

Кусок материи живой, ты будешь вечно

Гранитом меж валов пучины бесконечной,

Вкушающий в песках Сахары мертвый сон!

Ты, как забытый сфинкс, на карты не внесен, —

Чья грудь свирепая, страшась тепла и света,

Лишь меркнущим лучам возносит гимн привета![84]

LХХVI. Сплин

Я – сумрачный король страны всегда дождливой,

Бессильный юноша и старец прозорливый,

Давно презревший лесть советников своих,

Скучающий меж псов, как меж зверей иных;

Ни сокол лучший мой, ни гул предсмертных стонов

Народа, павшего в виду моих балконов,

Ни песнь забавная любимого шута

Не прояснят чело, не разомкнут уста;

Моя постель в гербах цветет, как холм могильный;

Толпы изысканных придворных дам бессильны

Изобрести такой бесстыдный туалет,

Чтоб улыбнулся им бесчувственный скелет;

Добывший золото, Алхимик мой ни разу

Не мог исторгнуть прочь проклятую заразу;

Кровавых римских ванн целительный бальзам,

Желанный издавна дряхлеющим царям,

Не может отогреть холодного скелета,

Где льется медленно струёй зеленой Лета.[85]

LХХVII. Сплин

Когда свинцовый свод давящим гнетом склепа

На землю нагнетет, и тягу нам невмочь

Тянуть постылую, – а день сочится слепо

Сквозь тьму сплошных завес, мрачней, чем злая ночь;

И мы не на земле, а в мокром подземелье,

Где – мышь летучая, осетенная мглой, —

Надежда мечется в затворе душной кельи

И ударяется о потолок гнилой;

Как прутья частые одной темничной клетки,

Дождь плотный сторожит невольников тоски,

И в помутившемся мозгу сплетают сетки

По сумрачным углам седые пауки;

И вдруг срывается вопль меди колокольной,

Подобный жалобно взрыдавшим голосам,

Как будто сонм теней, бездомный и бездольный,

О мире возроптал упрямо к небесам;

– И дрог без пения влачится вереница

В душе, – вотще тогда Надежда слезы льет,

Как знамя черное свое Тоска-царица

Над никнущим челом победно разовьет.[86]

LХХVIII. Неотвязное

Леса дремучие, вы мрачны, как соборы,

Печален, как орган, ваш грозный вопль и шум

В сердцах отверженных, где вечен траур дум.

Как эхо хриплое, чуть внятны ваши хоры.

Проклятый океан! в безбрежной глубине

Мой дух нашел в себе твоих валов скаканье;

Твой хохот яростный и горькое рыданье

Мой смех, мой скорбный вопль напоминают мне.

Я был бы твой, о Ночь! но в сердце льет волненье

Твоих созвездий свет, как прежде, с высоты, —

А я ищу лишь тьмы, я жажду пустоты!

Но тьма – лишь холст пустой, где, полный умиленья

Я узнаю давно погибшие виденья —

Их взгляды нежные, их милые черты![87]

вернуться

Перевод И. Анненского

вернуться

Перевод П. Якубовича

вернуться

Перевод Эллиса

вернуться

Перевод Эллиса

вернуться

Перевод Вяч. Иванова

вернуться

Перевод Эллиса