Соло для влюбленных. Певица - Бочарова Татьяна - Страница 42

– У тебя плохая тушь. Возьми мою, – Лариса протянула ей косметичку.

– Твоя синяя. А мне нужна зеленая.

– Там есть и зеленая.

– Да? Ну ладно, – Мила раскрыла косметичку и погрузилась в изучение ее содержимого.

Снова из коридора донесся голос Глеба. Теперь он кому-то объяснял, как лучше взять дыхание перед длинной нотой. Объяснял толково и интересно, Лариса невольно заслушалась. Потом спохватилась. Нет-нет, она не знает человека, стоящего за дверью. Нет никакого Глеба Ситникова, есть просто партнер по спектаклю, некто, человек без тела и лица.

Ей захотелось заткнуть уши. Она встала с кресла, подошла к окну. За спиной Мила увлеченно орудовала ее косметикой, бросая хищные взгляды в зеркало.

– Чудо, а не подводка, – Мила закончила правый глаз и приступила к левому. – Где покупала?

– Павел подарил. Еще два года назад.

– Небось стоит бешено? – завистливо предположила Мила.

– Не знаю, – равнодушно сказала Лариса.

– И ты два года не пользовалась такой роскошью! – укорила Мила.

– Вот воспользовалась.

Раздался первый звонок, предупреждающий о том, что до начала спектакля осталось пятнадцать минут.

– Что-то твой и не гримируется вовсе, – Мила прислушалась к голосу Глеба за дверью. – Считает, наверное, что он и так неотразим.

Лариса ничего не ответила. Она боялась, что Глеб находится напротив их гримерки не просто так, а поджидает, когда она выйдет. Или собирается войти сюда сам, когда Мила закончит переодеваться. Это не входило в Ларисины планы.

– Слышь, прямо профессор! Какую лекцию прочел! – Мила на секунду прервала свой вдохновенный труд, хитро глянула на Ларису. – Небось все тебя дожидается. Выйди уж к нему, а то он весь курс вокального мастерства преподнесет несчастной Ирке.

Действительно, в те редкие мгновения, что Глеб умолкал, за дверью слышались восхищенные реплики Иры Смакиной.

– Говорю тебе, голова кружится, – сказала Лариса, не трогаясь с места.

– Вот сразу и полегчает, – насмешливо проговорила Мила.

Снова, в который раз, Лариса уловила в ее тоне нечто недоброе, будто подруга критиковала ее отношения с Глебом. В другое время Лариса обиделась бы и обязательно ответила Миле что-нибудь колкое. Но сейчас ей было не до этого. Мила, сама того не ведая, подтвердила худшие Ларисины опасения, заметив, что Глеб ошивается около гримерки не случайно. Дай бог, чтобы Мила провозилась все оставшееся время, не давая ему войти!

Мила, не дождавшись ответа, умолкла, принявшись за губы. Переодеваться ей было недолго, тем более что она появлялась на сцене лишь в начале третьего действия и широкую, многоярусную юбку надевала только к этому времени. Париться в ней два часа без толку Мила не желала и щеголяла за кулисами все в тех же брюках-капри, но с ярко накрашенным лицом.

Время тянулось нестерпимо долго. Наконец раздался второй звонок, и Лариса с облегчением услышала, как удаляются по коридору от гримерки Глебовы шаги.

– Ну вот, – заметила Мила, пряча помаду в патрон. – Не дождался. Как петь теперь будет?

– Споет, – Лариса заставила себя улыбнуться. Лишние Милины вопросы ей сейчас ни к чему. Мысленно она уже была на сцене, слушала увертюру, представляла себе начало действия.

Грянул третий звонок. В коридоре зашаркали, закашляли, приглушенно зашептали.

– Пора, – Мила отвернулась от зеркала на крутящемся кресле, широкими движениями перекрестила Ларису. – Иди. Я подойду попозже. Не волнуйся, дуэт ваш не пропущу ни под каким видом. Удачи!

– Спасибо, – Лариса твердым, уверенным шагом вышла из гримерки.

Коридор был пуст. Хор гримировался в противоположном крыле, а здесь располагались лишь артистические солистов, которые сейчас все уже прошли к выходу на сцену. Лариса поспешно двинулась к кулисам. Вдалеке слышались приглушенные звуки оркестровой настройки. Интересно, сколько собралось зрителей? Наверняка полный зал. В «Демоне» было именно так. И в «Аиде» тоже.

Ларисе вдруг страстно захотелось, чтобы Лепехов оказался рядом, сказал ей что-нибудь ободряющее или просто улыбнулся, мягко и обезоруживающе, как умел лишь он один. Но это было невозможно. Мишка по традиции генеральную репетицию проводил в зале, глядя, какое впечатление производит постановка на зрителей.

«Спокойно, – сама себе приказала Лариса. – Это ведь не премьера, а лишь генеральная». Она зажмурилась, глубоко вздохнула, сделала последние несколько шагов к сцене.

И тут же увидела Глеба. Он стоял у самой двери, хотя его выход был первым, и внимательно вслушивался в только что начавшееся мрачное оркестровое вступление. Лариса юркнула назад, в коридор, и оттуда продолжала незаметно наблюдать за Глебом. Лицо того было спокойным и сосредоточенным, как всегда перед выступлением. Он едва заметно кивал головой в такт музыке, глядя прямо перед собой.

Музыка перевалила за середину. Глеб обернулся налево, отыскал глазами стоявшего у самых кулис Артема, с которым ему предстояло сейчас выйти на сцену, сделал пару шагов по направлению к нему.

Зазвучала вторая часть вступления, веселая, танцевальная. Лариса видела, как спина Глеба, и так всегда безупречно прямая, выпрямилась еще больше, и вся фигура его мгновенно и неуловимо изменилась. Вот только что это был Глеб, легко узнаваемый, несмотря на экстравагантный наряд: блестящие, обтягивающие брюки и свободную белую рубашку, красиво оттеняющую темные волосы. И вдруг перед Ларисиными глазами возник Герцог – быстрый, ветреный, ослепительный, жестокий, смеющийся. Это было тем более удивительным, потому что лица Глеба она не видела. И в то же время с точностью до деталей представляла себе его: красивое, непроницаемое, не умеющее быть печальным.

Отзвучали последние такты вступления. Глеб шагнул вперед, за кулисы, так ни разу не обернувшись назад, не увидев следящей за ним Ларисы.

Она поспешно покинула свое укрытие, подошла вплотную к сцене. Здесь уже толпился кое-какой народ, заглядывая в щель между кулисами, прислушиваясь к тому, как начался спектакль. Голос Глеба звучал уверенно и чисто, мощностью и тембром перекрывая других певцов. Ему вторил густой баритон Артема. Действие развивалось стремительно и захватывающе.

Лариса дослушала первую картину почти до конца и пошла к противоположному выходу. Лепехов несколько сократил первое действие, объединив его со вторым. Сейчас Костя Саприненко и Артем уже начинали дуэт Риголетто и Спарафучиле, в котором бандит сообщает шуту свое имя и местожительство и предлагает услуги наемного убийцы. Следующим за этим номером был дуэт Джильды и Риголетто – первое появление Ларисы на сцене.

Саприненко сочным басом прогудел свое последнее «Спарафучиле, Спарафучиле» и вышел за кулисы. Проходя мимо Ларисы, он улыбнулся и ободряюще кивнул:

– Все будет хорошо. Ни пуха ни пера!

– К черту! – Она на секунду задержала дыхание и шагнула вперед, в яркий свет юпитеров, в музыку, под прицел более сотни внимательных глаз.

Ей сразу стало ясно, что внимание зала уже завоевано. Всего несколько раз Лариса, выйдя на сцену во время генеральной репетиции или спектакля, испытывала такое чувство – партия словно поется сама, все удается как нельзя удачнее, невидимые нити связывают тебя воедино со зрителями, и возникает удивительное общее взаимопонимание: с залом, с партнерами, с безмолвно следящим за развитием действия режиссером.

Так бывало лишь на самых удачных спектаклях, которые имели настоящий, шумный успех.

Сейчас, едва выйдя из-за кулис, Лариса почувствовала именно это ни с чем не сравнимое ощущение легкости и восторга. Наверное, ради таких мгновений сотни и даже тысячи раз выходят на сцену оперные певцы, да и вообще любые артисты.

Лариса не помнила, что волновало ее каких-нибудь пять, десять минут назад. Теперь у нее была лишь одна жизнь – жизнь ее героини, юной Джильды, впервые познавшей, что такое любовь.

Она пела свободно, раскованно, с блеском исполнила сочиненную каденцию, после которой в зале раздались аплодисменты.