Соло для влюбленных. Певица - Бочарова Татьяна - Страница 3

– Будет о чем вспомнить в старости, – сама себе сказала Лариса.

Она поднялась с кресла, сменила махровый банный халат на тонкий шелковый пеньюар. Затем уселась за пианино, раскрыла клавир Верди и два с половиной часа упорно и кропотливо проходила один за другим сложные места в партии. К одиннадцати глаза у нее начали слипаться, и Лариса улеглась в постель.

Проснулась она сама, без будильника, ровно в половине седьмого. Настроение было отличным. Лариса не спеша приняла душ, позавтракала, оделась и тщательно накрасилась. Придирчиво оглядела себя в зеркало и, удовлетворенная, спустилась вниз, к машине.

За ночь жара немного спала, и Лариса с удовольствием вдохнула свежий утренний воздух.

Она выехала со двора и помчалась по широкому шоссе. Народ по случаю зноя и воскресенья словно вымер, трасса и тротуары были почти пусты, легкий ветерок влетал в открытое окошко, приятно обдувая лицо и лохматя Ларисины волосы. Впереди показалась поливалка, ползущая по дороге, точно гигантская ощетинившаяся ежиха. Она медленно вращала щетками и разбрызгивала вокруг веселые водяные брызги. Лариса обогнала ее и унеслась далеко вперед.

На перекрестке замигал желтый сигнал. Лариса, плавно притормаживая, перешла в правый ряд – метров через двадцать после светофора ей предстояло свернуть в переулок.

Желтый свет сменился на красный. Пешеходный переход также был пуст. Но вот на расчерченную полосками мостовую ступила девочка лет восьми-девяти. На ней была оранжевая джинсовая юбка и яркая зеленая майка. В руках – большая хозяйственная сумка, из тех, какие носят «челноки». В глаза Ларисе бросилась странная девчоночья прическа – множество коротких хвостиков, схваченных разноцветными резинками и смешно торчащих в разные стороны.

«Куда она в такую рань?» – удивленно подумала Лариса, терпеливо дожидаясь, пока светофор перемигнет обратно на зеленый.

…Он появился невесть откуда, точно вырос из-под земли. Серебристый, низкобрюхий «опель» с торчащей позади, будто рапира, антенной. Прежде чем Лариса успела что-нибудь понять, сверкающий на солнце автомобиль, не сбавляя бешеной скорости, пронесся мимо «ауди». Болезненно и надсадно взвизгнули тормоза, одновременно с этим машина ткнулась носом вперед, и затем послышался всего один короткий, высокий крик, от которого Ларису будто парализовало.

Наступила мертвая тишина. Ларисе казалось, что время остановилось. «Опель» стоял рядом, в левом ряду, и она отчетливо, точно в наведенный на резкость бинокль, видела его серо-серебристый бок, полуспущенное тонированное стекло окна, за которым виднелась черноволосая голова водителя, упавшего от толчка лицом на руль. Сверху, над головой, прилепленный на присоску к лобовому стеклу, слегка покачивался маленький малахитово-зеленый краб, растопыривший тонкие щупальца. Ларисе показалось, что крабьи красные глаза-бусинки смотрят прямо на нее. Она судорожно вдохнула воздух, пытаясь сбросить навалившуюся на нее неподвижность, и в тот же самый момент водитель вскинул голову. Взревел мотор, «опель» рванулся с места и через несколько мгновений растаял вдали, точно мистический и зловещий «Летучий Голландец».

На негнущихся ногах Лариса вылезла из машины. Девочка лежала в двух метрах от перехода, почти у самого тротуара, широко раскинув руки и неловко подвернув под себя правую ногу. Лариса с ужасом заметила, что ни с одного из хвостиков не слетела резинка. Они так и торчали в разные стороны, словно многочисленные смешные рожки.

Тишина вокруг стала постепенно наполняться возгласами и криками. Надрывно воя, приехала «скорая», а немного позднее вращающий мигалками милицейский «мерс». Лариса глядела, как переносят на носилки девочку, как с головой закрывают черным брезентом, как потом грузят носилки в салон машины…

Она не заметила, в какой момент подошел к ней широкоплечий красавец майор, а сразу услышала его речь, обращенную к ней.

– Майор Кузнецов, – опер козырнул, внимательно оглядывая Ларису. – Девушка, вы здесь были с самого начала. Вы видели, что произошло?

– Да, – Лариса с трудом разлепила пересохшие губы.

– Видели сам наезд?

– Да.

– Можете рассказать, как все было? – мягче спросил плечистый.

– Да.

– Тогда, прошу вас, пройдемте со мной.

Он осторожно, но твердо взял Ларису под локоть и повел к своей машине.

– Я вас слушаю, – красавец раскрыл блокнот. – Расскажите все, что видели. Старайтесь ничего не упустить. И пожалуйста, не волнуйтесь.

– Это был серебристый «опель», – сказала Лариса. – Номер я не запомнила. Он ехал на огромной скорости, не меньше ста тридцати, я думаю. За рулем – длинноволосый брюнет. Лица не видно было. И… краб.

– Краб? – в недоумении переспросил майор.

– Краб. Сувенир или талисман, какие вешают на лобовое стекло. Такой зеленый, с красными глазами.

– Понятно, – майор щелкнул ручкой и застрочил в блокноте.

3

На репетицию она приехала почти с часовым опозданием. Припарковала машину во дворике бывшего кинотеатра, ныне перестроенного и безраздельно отданного в распоряжение «Оперы-Модерн». Толкнула тяжелую, обитую железом дверь и оказалась в пустынном, прохладном вестибюле.

Только тут ее окончательно отпустило, перестало гулко биться сердце, исчезла дрожь в руках. Так бывало всегда: стоило Ларисе переступить порог театра, как она чувствовала словно некую волшебную силу, от которой подпитывалась, становилась сильной, спокойной и уверенной.

В сплошь зеркальной стене отразилась высокая, стройная девушка с красиво уложенными в пучок на затылке волосами, соблазнительно обнаженными плечами и миловидным, но бледным лицом. Лариса слегка кивнула своему зеркальному двойнику и быстрым шагом двинулась к лестнице на второй этаж мимо пустующего гардероба.

Она уже поставила ногу на нижнюю ступеньку, когда сверху послышались торопливые шаги. Лариса подняла голову и увидела спускающегося к ней молодого мужчину. Он был в светлых летних брюках и светло-кремовой рубашке с короткими рукавами, темноволосый, с приветливым и слегка растерянным лицом.

Лариса посторонилась, чтобы пропустить парня, полагая, что перед ней один из многочисленных фанатов театра, которые осаждали помещение оперы ежедневно с утра до вечера, пытаясь прорваться на репетиции и завязать знакомства с певицами. От таких субъектов не спасала даже охрана, год назад нанятая Лепеховым. Мишка, несмотря на свой кроткий нрав и ангельский характер, научился безжалостно избавляться от навязчивых поклонников.

Однако молодой человек неожиданно остановился, не дойдя до Ларисы пары шагов, и проговорил, явно смущаясь:

– Простите, тут абсолютно никого нет, и я, кажется, заблудился. А охранник говорит, что он новенький и знать ничего не знает. Вы не подскажете, где проходит репетиция?

– Репетиция чего? – уточнила Лариса на всякий случай.

– Верди. Здесь сегодня должны репетировать Верди, и я… мне…

Лариса еще раз мельком взглянула на парня, и у нее в голове зародилась смутная догадка. Красивое, точеное лицо, выразительные карие глаза, идеально очерченные, чувственные губы. И голос – мягкого, певучего тембра, слегка упирающий на «о».

– Вы приглашены петь в «Риголетто»? – перебила она мнущегося парня.

– Да, – обрадовался тот, – я…

– Я знаю, вы Глеб Ситников, – Лариса улыбнулась. – Верно?

– Верно, – парень был явно ошеломлен, но и польщен одновременно. – Только откуда…

– Ну, вас узнать нетрудно. Вы же известная персона, столько раз мелькали на экране. Вся наша труппа видела вас и слышала ваш великолепный голос.

– И вы? – уточнил Ситников.

– Нет. Я – нет, к сожалению. Но я доверяю вкусу своих коллег.

– Значит, – Ситников первый раз за их разговор тоже улыбнулся, и улыбка у него вышла совершенно очаровательной, мягкой, чуть смущенной и одновременно озорной, – значит, вы поете в труппе? Вы солистка?

– Более того, – засмеялась Лариса, кивая. – Я – та самая бедная малютка Джильда, без памяти в вас влюбленная!