Эльфийский корабль - Блэйлок Джеймс - Страница 38

На каждой улице горели фонари, причем большинство из них – неестественно ярким светом, несмотря на то что время потихоньку приближалось к полудню. Но когда отдельные клочья тумана собрались вместе и сгустились, огонь от фонарей просвечивал сквозь них, из-за чего все вокруг казалось еще более призрачным. Профессор отметил, что Город-На-Побережье был на удивление тихим и если где-то раздавался шум, приглушенный туманом, он отчетливо выделялся на фоне утренней тишины. Стук копыт по мостовой, крики парящих над головой чаек, шарканье ботинок по булыжнику – все эти звуки были самостоятельными и неповторимыми, и они не сливались с обычным городским шумом, как это было в городке Твомбли.

Путешественники поднялись вверх по улице, полной торговцами зеленью и рыбой. Ноябрь, конечно, не был лучшим месяцем для овощей и фруктов, поэтому сказать, что прилавки зеленщиков ломились от товара, было нельзя. Другое дело – дары моря. На прилавках лежали большие кучи моллюсков – литорин и мидий, лунных улиток, устриц, огромные бочки были набиты кальмарами, креветками и многим другим. Рыбка-туманка была явно не в изобилии, но тем не менее стоила дешево; лосось, несмотря на то что его розовые ломти можно было увидеть на каждом прилавке, стоил довольно дорого. Джонатану всегда нравилось думать и читать о разных дарах моря, но почему-то вкус этих даров его интересовал гораздо меньше, чем то, например, как они выглядят и называются. У одного торговца они увидели кипящий бак с водой, в котором варились крабы. Профессор предложил вернуться сюда, когда подойдет время обеда, прихватив с собой бутылочку белого вина и батон хлеба, и Джонатану эта идея показалась просто великолепной.

Пройдя примерно две трети пути к дворцу, они натолкнулись на Дули. Он стоял на бочке и разговаривал с гномом, который, казалось, не обращал на него особого внимания. Дули рассказывал о том, как в лесу их осадили гоблины, как он дрался с троллями, о сокровищах и прочих чудесах, которых не было и в помине, но которые чудесным образом оживляли его рассказ. Гном, потный, с красным лицом, держал в руке длинную трубку, на конце которой свисал сверкающий стеклянный шар. С помощью этой металлической трубки гном отливал шар, аккуратно залитый сверху цветным расплавленным стеклом. Сначала Джонатан подумал, что гном занят изготовлением жуткого стеклянного глаза, вероятно для циклопа, который потерял собственный, – а это для циклопа большая неудача, – но оказалось, что он делал пресс-папье. Они представляли собой маленькие прозрачные шары – Джонатан никогда не видел ничего подобного прежде. Они были крупнее шариков для игры, а внутри некоторых были видны крошечные сады из мельчайших стеклянных цветов. Многие цветы были настолько малы, что Джонатану пришлось тщательно изучить пресс-папье, чтобы как следует рассмотреть их. Другие цветы были покрупнее и больше напоминали удивительных животных и морские создания. Глядя на это чудо, даже Профессор минут десять не переставая охал и ахал. Один из шаров имел темно-синюю окраску и был усыпан звездочками из кусочков стекла, сверкающих как драгоценные камни. Джонатан поднес этот шар к глазу и заглянул внутрь, и ему показалось, что все шумы вокруг затихли, а сам он словно погружается в глубь драгоценного камня. Это было очень странное, даже страшное, но в то же время совершенно удивительное ощущение. Он стоял, всматриваясь в глубину шара, пока не услышал, что кто-то позвал его и тронул за плечо. Это был Дули.

– Господин Бинг-Сыровар, – сказал Дули. – Идемте с нами, сэр. Мы, сэр, хотим осмотреть дворец.

Джонатан положил пресс-папье на место и увидел, что Профессор уже вовсю поднимается вверх по дороге.

Он почувствовал себя немножко глупо, что стоял тут и таращился на какой-то стеклянный шар, и повернулся к гному, все еще склонившемуся над своей работой.

– Отличная штука, редко где увидишь что-то лучше, – заметил он тоном знающего человека.

Гном любезно улыбнулся Джонатану, подмигнул, а затем добавил таинственно:

– Да и такое увидишь нечасто, – а затем вернулся к своей работе.

“Забавный маленький человечек”, – подумал Джонатан, удивляясь этому непонятному заявлению, но в то же время понимая, что гном прав.

Дворец и наполовину не был интересен так, как пресс-папье. Рядом с ним не было видно никого, кроме двух гномов, которые стояли опираясь на свои невероятные топоры, возле громадных дубовых дверей. Мальчишка с перочинным ножичком, подумал Джонатан, мог бы разделаться с обоими гномами сразу и проскользнуть внутрь, прежде чем они успеют только поднять свои топоры, не говоря уже о том, чтобы взмахнуть ими. Но затем он предположил, что эти охранники находятся здесь главным образом для устрашения, – как оказалось, король уехал ловить рыбу на своем судне и вернется только на следующий день.

Наконец, по предложению Профессора Вурцла, путешественники решили ознакомиться с местной торговлей хлебом и вином. Получив удовольствие от вкушения всевозможной пищи, они вернулись на постоялый Двор и все трое завалились спать.

Второй день путешественники провели почти точно так же. В полдень они принялись за моллюсков литорин, и Джонатан понял всю прелесть этого занятия, обнаружив, что моллюск ни под каким предлогом не желает вылезать из своей раковины. Выковыривать же их оттуда оказалось довольно трудным делом, и чувство голода росло намного быстрее, чем Джонатану удавалось утолить его.

Это были чудесные дни. Профессор вяло жаловался на пасмурную погоду, но Джонатану она скорее нравилась. Она создавала как бы своеобразное “настроение”, как не раз выражался Дули. Твикенгем объявился на третий день и сказал, что коротышки прибыли прошлой ночью. Там, во дворце, сообщил Твикенгем, устраивается встреча, на которой путешественникам стоило бы поприсутствовать. Должны быть поданы яблочные пироги, мороженое и горячий кофе. Это было важно для всех коротышек, потому что они сильно проголодались в дороге, но особенно это было важно для Сквайра, который не мог не есть долго. Пек эти пироги сам пекарь Экройд, и если бы не тот факт, что он и Сквайр были очень близкими друзьями, то Сквайр отправился бы на поиски пирогов еще час назад.

Поэтому путешественники в сопровождении эльфа отправились во дворец, где у входа стояли те же самые гномы-охранники, вооруженные своими жуткими топорами. А за дворцом, на огороженной живой изгородью лужайке, где все обычно играют в крокет, лежал воздушный корабль эльфов. Это был тот самый корабль, в этом Джонатан был совершенно уверен, который напугал троллей недалеко от Ивового Леса. На борту его улыбался, раздувая и без того пухлые щеки, Лунный Человек, таинственный ключик от часов. И вновь Джонатан подумал о своих магических монетках и потрогал кожаный мешочек, висящий на поясе.

Из– за высокой изгороди были видны возвышающиеся мачты и свернутые паруса этого огромного корабля, что очень удивило Джонатана. Ведь море находилось отсюда не меньше чем в полумиле. Профессор объяснил, что, очевидно, за дворцом находится запруда или канал, ведущий к морю. Но они не успели хорошенько все разузнать -через прореху в изгороди, щебеча, смеясь и показывая на трех путешественников, гуськом вышли несколько эльфов. Как и Твикенгем, они были чуть побольше коротышек, но не такие плотные, как гномы. Странным было то, что некоторые из эльфов в тусклом солнечном свете казались полупрозрачными. Джонатан представил себе, как бы он мог видеть какого-нибудь эльфа сквозь второго, а того – сквозь третьего, словно все они были сделаны из мутного стекла. Но когда солнце заслонило клочковатое облако, иллюзия – если конечно, это была иллюзия – исчезла и эльфы приняли вполне реальный вид и казались более статными и менее смешливыми, чем коротышки. На какой-то миг Сыровару подумалось, что они просто важничают, – один или двое эльфов бросили на него высокомерные взгляды. Но вскоре он убедился, что эльфы увлекаются песнями и шутками даже больше, чем коротышки.

Твикенгем находился поодаль от толпы эльфов, словно их разговоры и смех утомляли его. Впереди всех шагал очень толстый эльф, который был чрезвычайно похож на мэра Бэстейбла. У него был весьма деловой вид, хотя и деловые эльфы оказались веселыми ребятами. Джонатан предположил, что сейчас, наверное, будет произнесена речь.