Каменный великан - Блэйлок Джеймс - Страница 8

Эскаргот спохватился и умолк. Это были только его неприятности, и ничьи больше. И рядом стояла Лета, печальная, странно молчаливая. Внезапно Эскарготу пришло в голову, что ему следует пореже упоминать о жене и ребенке при ней. Все-таки зачем она разыскала его? Всяко уж не затем, чтобы выслушивать рассказы о его неурядицах. «Не предложить ли им сесть на пол», – подумал он, надеясь, что еще не слишком поздно, чтобы отправиться в город. Но единственная таверна, открытая в столь поздний час, принадлежала Стоуверу, а туда соваться вряд ли стоило.

– Вы говорили с судьей? – спросил дядюшка Хелстром, уминая табак в трубке и искоса взглядывая на Эскаргота.

– Я едва не дал ему в глаз. Лета присутствовала при этом. На самом деле в Твомбли нет особой нужды в судьях, поэтому на этот пост назначают добровольцев. Сейчас обязанности судьи отправляет один тип по имени Стоувер, уже три года. Никто больше не хочет занимать эту должность. Да и какой порядочный человек захочет? Сажать своего соседа в тюремную камеру за то, что тот выпил лишку. Отнимать у человека ребенка только потому, что судья, заметьте, имеет виды на жену означенного человека и видит в ребенке условие сделки. Нет, я не говорил с судьей.

– Что ж… – Гном понимающе кивнул. – Я не особо разбираюсь в подобных делах, но знаю известные, скажем так, способы, которые могу применить в данном случае. Вы меня понимаете?

– Пожалуй, – сказал Эскаргот, стараясь не выглядеть глупо. Дядюшка Хелстром резко возвысился в его мнении. Вот человек, ясно понимающий существо дела, смотрящий в корень. Неужели он поднялся по реке от Города у Высокой Башни единственно затем, чтобы протянуть руку помощи незнакомому человеку? Эскаргот вдруг осознал, что снова улыбается Лете. Она кивнула и ободряюще подмигнула, словно желая сказать, что Эскарготу – а возможно, и им обоим – следует полагаться на этого маленького человечка.

– Итак, сэр, – сказал гном, – я поднялся по реке от Города у Высокой Башни не единственно с целью сотворить благое дело. Мне хотелось бы сказать, что именно с такой целью, ибо, будь оно так, я стал бы лучше, чем есть. А любой из нас выигрывает – в моральном отношении, разумеется, – если становится лучше, правда?

Эскаргот с готовностью согласился с ним. Внезапно смирение и мудрость дядюшки Хелстрома показались ему безграничными.

– И в то же время я вижу собственными глазами и понимаю в глубине души, сколь бы несовершенна она ни была, что хороший человек не может так жить. Не может, если поблизости его ожидают дом и собственность, по праву ему принадлежащие. Нет, сэр, не может. И не должен. Поэтому ваше дело, я хочу сказать, надо считать более важным, нежели мое.

– Дядя! – воскликнула Лета таким испуганным голосом, что Эскаргот вздрогнул. Казалось, девушка вот-вот расплачется, словно подобное великодушие обещало обернуться несчастьем для дядюшки, словно в своем беззаветном милосердии гном заботился о благополучии другого человека больше, чем о своем собственном.

– Успокойся, детка! – сказал гном, ударяя посохом по полу с выражением благородной решимости на лице. К удивлению Эскаргота, окованный медью конец посоха высек из земляного пола искры, при виде которых дядюшка Хелстром, казалось, окончательно укрепился в своем решении, каким бы оно ни было. Эскарготу, разумеется, еще предстояло выяснить, какие мотивы движут благодетелем. Он напомнил себе о своих принципах.

Но он не мог позволить дядюшке Хелстрому превзойти себя по части великодушия. По крайней мере, надлежало сделать вид, будто он сопротивляется. В конце концов, рядом находилась Лета, которая, вероятно, надеялась, что в недрах души Эскаргота таятся неразработанные месторождения, изобилующие изумрудами благородства и рубинами самопожертвования.

– С моим делом, – твердо сказал Эскаргот, – придется подождать до утра. До позднего утра. Наш Стоувер встает поздно. Поэтому, сэр, поведайте мне о своем деле. Я полностью к вашим услугам.

Гном на мгновение задумался, словно борясь с лучшими своими побуждениями, а потом кивнул:

– Моя племянница много рассказывала мне о вас, молодой человек. – Он немножко помолчал, заглянул в чашечку своей зажженной трубки и еле заметно улыбнулся, словно был рад увидеть, как просветлело лицо Эскаргота при упоминании о племяннице. – Она говорит, что у вас с ней много… как бы получше выразиться?.. скажем так, общих интересов. И что вы вели серьезные разговоры об искусстве и философии.

Эскаргот кивнул, страшно довольный, что его назвали философом. Это был поистине замечательный дядюшка. Его странная наружность объяснялась просто эксцентричностью. А в эксцентричности Эскаргот не видел ничего плохого. Ему и самому нравилось считать себя слегка эксцентричным.

– Она упомянула, любезный, о некоем мешочке с шариками. Красными агатовыми шариками. Размером чуть больше среднего; такого рода шарики дети обычно называют «пульками». Кажется, Лета сказала, что вы купили их у бродячего торговца.

– Совершенно верно, – подтвердил Эскаргот, смутно встревоженный неожиданным поворотом разговора Он невольно похлопал по мешочку, спрятанному под курткой.

– Я считаю своим долгом сказать вам, что это очень ценные шарики, молодой человек. Очень ценные шарики. Берегите их как зеницу ока.

– Спасибо, – сказал вдвойне озадаченный Эскаргот и слегка подскочил от удивления, увидев, что Лета стоит рядом с ним, вырисовываясь черным силуэтом в дверном проеме.

Туман снаружи вдруг рассеялся и теперь бледными клочьями кружился на ветру. Внезапно серебристая луна на мгновение проглянула сквозь туманную завесу, похожая на исчезающую под водой рыбу-туманку, и темные волосы Леты засияли слабым отраженным светом. В тот миг показалось, что кожа у девушки почти прозрачная, что она не живой человек, а призрак или изящная фарфоровая кукла столь тонкой работы, что фарфор напоминает матовое стекло. Туман снова сгустился, застлав мерцающую луну, и Эскаргот обнаружил, что Лета положила руку ему на плечо и сморит на него пристальным многозначительным взглядом. Он ухмыльнулся дядюшке Хелстрому и потупил глаза, с ужасом заметив, что язычки обоих ботинок у него предательски выбились из-под шнурков и что отворот на одной брючине оторвался и волочится по земле.

– Моя дядя хочет сказать… – серьезно начала Лета.

– Лета, девочка моя, – перебил ее дядюшка Хелстром голосом, полным сомнения. – Я действительно не…

– Он хочет сказать, что эти шарики очень пригодились бы ему сейчас. В настоящее время он проводит разные опыты, крайне важные опыты, и по причинам, мне не вполне понятным, именно эти шарики имеют для него огромное значение.

– Именно так, – вставил дядюшка Хелстром, принимая серьезный вид.

– На самом деле, – продолжала Лета, – меньше трех месяцев назад шарики принадлежали ему. Они были украдены у него из лаборатории, расположенной в окрестностях Города у Высокой Башни, и, по всей видимости, проданы бродячему торговцу, о котором вы мне тогда рассказали в таверне.

– Ох, ну надо же, – пробормотал Эскаргот, толком не зная, что еще сказать.

– Я отправилась вниз по реке, если хотите знать правду, чтобы предупредить дядюшку. – Тут Лета залилась слезами и закрыла лицо ладонями.

– Ну полно, полно, – сказал Эскаргот, обнимая девушку за плечи и слегка прижимая к себе. Дядюшка Хелстром вновь заглянул в чашечку своей трубки.

– Нельзя же просто явиться к человеку и начать требовать, верно? – заговорил гном. – Вы честно купили шарики, и они, как я уже заметил, не имеют цены, особенно для ученого вроде меня. Где вы их храните, кстати? В банковском сейфе?

– Да нет, – начал Эскаргот, чувствуя тяжесть мешочка на груди. – Не совсем. То есть я собирался сделать нечто подобное, но, честно говоря, в связи с последними событиями и прочими делами…

– Конечно, конечно, конечно, – сказал дядюшка Хелстром. – Я все отлично понимаю. Но надеюсь, вы не потеряли их?

– О нет, нет. Они в целости и сохранности. Прошу прощения. – С этими словами Эскаргот стянул с себя куртку, передернувшись при виде своего локтя, торчащего из дыры на протертом рукаве рубашки, и снял с шеи мешочек с шариками. – Они ваши, сэр. Возьмите. Я заплатил за них гроши. И в любом случае я больше не отношу себя к числу собственников.