Бумажный грааль - Блэйлок Джеймс - Страница 14

Руки дрожали на руле и вовсе не потому, что он чудом избежал аварии. Он никогда раньше не чувствовал себя настолько выбитым из колеи, настолько оторванным от всего привычного. Он точно на другую планету попал. Еще вчера он, насвистывая песенку, скармливал остатки наживки пеликану, а потом невинно в неведении следовал за птицей на север. У него были надежные дорожные карты «Американской ассоциацией автомобилистов». В кармане – как верительная грамота – лежало сложенное письмо Майкла Грэхема. Фары на грузовичке были новые, и аккумулятор тоже. Он может это доказать: у него есть квитанция из автомастерской.

Так что же, черт побери, стряслось? Он, наверное, по ошибке свернул в Безумновиль, потому что следил за пеликаном, а не за картой. Выходит, его тревоги и заботы все же не канули в никуда, а просто обрели новые лица, и после нескольких счастливо праздных дней распознать их на фоне пляшущих теней северного побережья было куда как труднее. Он смотрел, как проносятся мимо по шоссе машины, и думал, что достаточно одного движения запястья, и он включит мигалку не правого, а левого поворота и просто поедет домой.

Открыв опустевший бардачок, он достал коврижку «Солнечной ягоды», развернул ее и откусил угол – и оказался совсем не готов к вкусу растертых сорняков с грязью. Ни вкусом, ни запахом коврижка еду не напоминала. Даже пеликан не стал бы есть такую гадость! Снова завернув коврижку в пластиковую обертку, он уронил ее на пол. Это… это… больше оскорблений он не потерпит. Он почти уже решил вернуться в город и швырнуть коврижкой в Горноласку, сразу вызвав его на поединок.

Вдруг ему совершенно ясно представилось то, что произошло в Мендосино. Неделю назад Майкл Грэхем услышал, как заработал – еще в округе Ориндж – мотор Говарда. «Пора, – сказал он Джиммерсу. – Выводите Шалтай-Болтаев». Опираясь на палку, он проковылял до двери, оттуда добрался до гаража, забрался в старый «студебекер», снял его с ручника и скатился с обрыва прямо в океан. Джиммерс, как верный вассал, дождался Говарда, поглядывая в окно и хихикая от мысли, что подаст знак клейщикам, а потом запрет Говарда на чердаке, станет пичкать его перезрелыми бананами и вином, сброженным из мульчи теми самыми чокнутыми хиппи, которые его обокрали, и под конец подстроит его спасение Сильвией в точности в тот момент, когда Говард, задремавший в дряхлом кресле, захрапит и пустит слюни. Но и это еще не все! Невзирая ни на что, Говард уехал вполне счастливым, и что сделал тогда Джиммерс? Позвонил Горноласке – в машину, наверное. «Он едет, – сказал Джиммерс. – Причешись, бога ради, и отправляйся на тротуар».

Тут творится что-то серьезное. Это-то Говард понимал, хотя пока не мог сообразить, что именно. Он смотрел, как подобно грузным призракам-обжорам выползают из труб целлулоидного комбината «Джорджия-пасифик» на окраине Форт-Брэгга клубы дыма, и тут понял, что голоден. Может, в этом причина, сказал он себе. Надо испробовать патентованное лечение оладьями.

И тут, взмахивая широкими судьбоносными крыльями, перпендикулярно шоссе пролетел пеликан, и Говард сразу же свернул на Пригаванную улицу, чтобы следовать за ним, а вслух признался:

– Я прирожденный простофиля!

Говард свернул на стоянку при ресторанчике под названием «Чаша и Англия», припарковался рядом со старым грузовиком с решетчатым кузовом и, уже выйдя, вздрогнул от удивления: в грузовике, устало откинувшись на блоки прессованной окалины, красовался восковой манекен, голова у него сидела над туловищем на штыре. «Ага, и я тоже», – как будто сказало ему лицо манекена, печально глядевшее на Говарда сквозь решетку. Волосы у манекена слиплись от поддельной крови, один глаз болтался на длинной восковой сопле. Говард постоял, глядя на него отрыв рот, и с удивлением понял, что вовсе не удивлен. «Ну конечно, – сказал он самому себе. – Как раз такого и ожидаешь, проведя день на побережье». Он запер грузовичок и пошел завтракать.

5

Дом дядюшки Роя стоял в конце Барнетт-роуд, притулившись к самому пихтовому лесу, который, казалось, взбираясь на холмы, тянулся вечно. Викторианского вида ветхая постройка нуждалась в покраске. Пряничные завитушки потрескались, местами развалились и висели теперь на ржавых гвоздях. Кто-то начал подлатывать дом, ошкурил и местами восстановил деревянную резьбу, но делал это наспех и, судя по всему, давно; шаткие леса у западной стены, где кто-то когда-то зачищал свесы крыши, поблекли от дождя и ветра. Двор был заросшим и бурым от сорняков, среди которых валялись пожелтевшие газеты – с них даже не сняли почтовую резинку.

Говард заглушил мотор, но остался сидеть в кабине. Он еще был сыт оладьями с беконом и успел за утро постирать и высушить охапку одежды. Все мелкие дела переделаны. Он прибыл в конечную точку своего пути, готов постучать в дверь дядюшки Роя и представиться: блудный племянник с юга. Наконец он испытал облегчение. Он снова с семьей, и каким бы запущенным ни выглядел дом, было что-то утешительное в самой мысли о том, что перед ним убежище от напастей, обрушивавшихся на него со вчерашнего вечера.

Он еще порассматривал дом, и первое впечатление понемногу изменилось. Вид у дома не просто запущенный, решил Говард, скорее уж он населен призраками. Открой кто-нибудь музей духов в таком вот месте, его никто бы не поднял на смех. В открытом окне наверху колыхалась рваная кружевная занавеска, а на веранде медленно-медленно качались взад-вперед качели. Где-то – в задней части дома, наверное, – хлопнула на ветру дверь. В остальном здесь было тихо, и кругом ни души.

Выбравшись из грузовичка и оставив пока чемодан, Говард, пройдя по дорожке, поднялся на деревянную веранду. Краска с досок перед входной дверью давно уже стерлась. Он громко постучал. Нет, наверное, смысла стесняться. Дверь медленно скрипнула и отворилась сама собой, за ней никого не было. Перед ним открылась темная комната с тяжелой, прикорнувшей в тени мебелью. В конце коридора тускло блестели балясины винтовой лестницы. На верхушке нижнего столбика – медная лампа: собачья голова со стеклянными светящимися глазами.

Говард подождал, недоумевая, кто же открыл ему дверь. Никто не появился. Он снова постучал по косяку. Может, дверь была не заперта, и сама открылась от стука? Нет, едва ли – слишком уж она тяжелая. Рядом поскрипывали на ветру качели.

– Эй! – позвал он снова, но вполголоса.

Было что-то застывшее и таинственно примолкшее в доме, словно никто тут не жил. В таком месте кричать не положено.

Откуда-то сверху донеслись первые ноты органной музыки, за ними последовал внезапный вой баньши, отдаленный и мучительный, будто его издало существо, запертое в стенном шкафу. На лестнице возникло тусклое просвечивающее пятно, и на мгновение кто-то будто бы показался на ступеньках. Женщина. Облаченная в кружевное платье или саван незнакомка стояла, протянув с мольбой руки и выкатив в страшной муке глаза.

Говарда ветром вынесло на веранду. Сердце у него пыхтело точно старый мотор. Дверь дома с грохотом хлопнула, и откуда-то сверху эхом докатился смех – низкий, с хрипотцой, сценический хохоток, какой обычно слышишь от очень ехидных привидений. Загремели цепи, и смех перешел в мучительный стон. Затем раздался усиленный динамиком звук царапающей по пластинке иглы, потом невнятное ругательство.

– Черт! – сказал голос.

Тут в прорехе занавески возникла голова. Круглое, как дыня, лицо дядюшки Роя. Как же он растолстел по сравнению с тем, каким его помнил Говард!

– Племянник! – крикнул он и тут же ударился макушкой об оконную раму. – Черт! – повторил он. – Не торчи во дворе! Заходи!

Он исчез в окне, и Говард снова поднялся по ступенькам веранды, счастливый и озадаченный. По всей видимости, дядюшка Рой его ждал. Наконец-то дома, сказал он самому себе и едва не рассмеялся вслух. Дверь снова открылась, но на сей раз за ней стоял, потирая макушку, его дядя. Он энергично затряс Говарду руку, потом потащил его в дом и включил свет, от чего все кругом показалось намного веселее.