Солдатский долг - Рокоссовский Константин Константинович - Страница 15

Мы вели бои местного значения, совершенствовали оборону и обучали людей тому, что завтра от них потребуется в бою. Маршал Тимошенко горячо приветствовал наше начинание – месячные курсы младших лейтенантов, на которые мы отобрали отличившихся бойцов со средним, а то и с высшим образованием. Партийные и комсомольские организации помогали всячески распространять опыт борьбы с танками с помощью бутылок с горючей смесью. Потрясение от неудач первых дней войны начало проходить. Однажды, зайдя в пашу землянку, я услышал, как Лобачев настраивал начальника политотдела одной из дивизий:

– Для военных война – естественное состояние, ее невзгоды тоже, а у тебя все нервы, пора с этим кончать.

Он верно схватил суть совершавшихся перемен.

Считаю своим товарищеским долгом сказать доброе слово о генерале Алексее Андреевиче Лобачеве. Мы с членом Военного совета армии жили душа в душу. Он любил войска, знал людей, и от него я всегда получал большую помощь. Таков был этот человек, что ощущалась потребность общения с ним. Мы жили в одной землянке, позже обычно выбирали домик, где можно устроиться вдвоем. Когда вместе с другими корреспондентами у нас стал бывать Владимир Ставский – тоже крепкий большевик, интересный писатель, не чуждый военному делу, – мы жили втроем. Бывали задушенные часы!..

Ко времени нашего знакомства и совместной службы А.А. Лобачев сложился как политический работник крупного масштаба. Однако крутой ему выдался путь. Бывает, что в судьбе одного человека отразится особенность времени.

Война – суровая проверка людей. Так было и так всегда будет. Но этот естественный процесс у нас очень осложнился. Незадолго до войны огромное количество командиров и политработников было выдвинуто снизу на крупные должности в войсках. А опыт? Знания? Ориентировка в масштабах, о которых товарищи и не мечтали? Все это пришлось приобретать уже в боях. Лобачев рассказывал мне, как он, старший политрук, чуть ли не в течение месяца стал дивизионным комиссаром; в тридцать девятом был поставлен во главе политического управления Московского военного округа. Он считал за счастье, что весь 1940 год ему довелось служить на одном месте, в должности члена Военного совета в новой – 16-й армии, создававшейся в Забайкалье, и с горячей признательностью отзывался о ее командующем. И все-таки ему приходилось очень трудно. Помогли живой ум, организаторский талант и большевистское умение учиться у жизни.

В сентябре генерал И.С. Конев был назначен командующим Западным фронтом. 19-ю армию от него принял М.Ф. Лукин, а в командование 20-й армией вступил генерал Ф.А. Ершаков.

Успешно завершилась к этому времени операция в районе Ельни. Под ударами советских войск противник был отброшен на запад. На нашем участке, равно как и у соседей, никаких изменений не произошло. Штабы всех трех армий держали друг с другом прочную связь, отработали взаимодействие на стыках.

С Лукиным в это время особенно сблизились. Он еще двигался с трудом, и мы с Лобачевым часто наведывались на КП 19-й армии. Встречаясь неоднократно, мы обсуждали вопросы, связанные с положением войск обеих армий. Выработалась уверенность, что врагу не удастся прорваться через наши рубежи. Стыки надежно прикрыты. Обдумана и отработана взаимная помощь при ликвидации прорыва вражеских сил на каком-либо участке.

Во второй половине сентября штаб тщательно разработал план действий войск армии на занятом ею рубеже. Мероприятия, предусмотренные в нем, обеспечивали решительный отпор противнику. В то же время имелся вариант на случай, если, несмотря на все наши усилия, противнику все же удастся прорвать оборону. Этот вариант определял, как должны отходить войска, нанося врагу максимальный урон и всемерно задерживая его продвижение. Мысли, руководившие нами: враг еще намного сильнее нас, маневреннее, он все еще удерживает инициативу, поэтому нужно быть готовым и к осложнениям.

Этот план был представлен командующему Западным фронтом И.С. Коневу. Он утвердил первую часть плана, относившуюся к обороне, и отклонил вторую его часть, предусматривавшую порядок вынужденного отхода.

Тишина на нашем участке, да и у соседей, начала нас настораживать. Что-то немцы затевали. Возможности армии не позволяли разгадать намерения врага. Разведка, которую мы вели войсковыми средствами, подтверждала, что перед нами по-прежнему находятся только пехотные части. Никаких особо важных данных из штаба фронта тоже не поступало.

Вообще информация командующих армиями была организована тогда очень плохо. Мы, собственно, не знали, что происходит в пределах фронта, а за его пределами и подавно. Это мешало.

Приехал к нам с группой офицеров Михаил Федорович Лукин. Артисты московской эстрады давали свой первый концерт на полянке близ штаба армии. Декорациями служил пожелтевший лес.

Концерт был очень хороший. Все аплодировали с удовольствием и благодарностью.

Песни песнями, но, пользуясь случаем, мы уединились с Лукиным и поговорили о поведении противника, вызывавшем настороженность. Решили провести силовую разведку.

На следующий день это осуществили.

В бою взяли пленных. Они показали, что у них в тылу на ярцевском направлении появились какие-то танковые и моторизованные части.

Мы приняли меры усиления, особенно в дивизиях, седлавших главную магистраль Вязьма – Смоленск.

В. И. Казаков организовал контрартиллерийскую подготовку, в которой участвовал и дивизион «катюш».

Ночь на 2 октября. Наблюдатели с переднего края и разведгруппы сообщали: со стороны противника явно слышен шум танковых моторов.

А с рассветом началось немецкое наступление на нашем центральном участке, где мы и ожидали удар.

Впервые за все время вражеская авиация бомбила расположение нашего КП, не причинив, правда, большого вреда.

Находясь на наблюдательном пункте, мы видели, как почти одновременно с открытием артиллерийского и минометного огня двинулись немецкие танки, а вслед за ними поднялась пехота. Но тут же ответили все орудия, предназначенные для контрартиллерийской подготовки. Били прямой наводкой противотанковые батареи. «Катюши» – уже целым полком – обрушили свои залпы на неприятельских солдат, вылезших из окопов.

Наша пехота не дрогнула. Она достойно встретила огнем атаковавшие ее густые цепи. На некоторых участках дело дошло до рукопашных схваток.

Бой продолжался до двенадцати часов дня.

Противник, понеся большие потери в людях и технике, не добился успеха. 16-я армия отстояла свои позиции.

После полудня завязались напряженные бои у Лукина. Противник несколько потеснил на правом крыле 19-й армии ее части, но командующий говорил мне, что надеется своими силами восстановить положение.

Весь следующий день враг держал под сильным огнем наш участок обороны, не предпринимая наступления. Группы самолетов бомбили позиции батарей и вели усиленную разведку дорог в сторону Вязьмы.

Сообщения из 19-й армии к вечеру 3 октября стали тревожнее. Командарм говорил по телефону:

– Вынужден загнуть свой правый фланг и повернуть фронтом на север… Связи с соседом – 30-й армией – не имею.

Лукин просил помочь, и мы направили ему две стрелковые дивизии, танковую бригаду и артполк.

У нашего соседа слева генерала Ершакова было спокойно.

Из штаба фронта никаких тревожных сигналов не поступало.

А между тем гроза надвигалась. Вскоре она разразилась при обстоятельствах абсолютно неожиданных.

Неожиданный приказ

Вечером 5 октября я получил телеграмму из штаба Западного фронта. Она гласила: немедленно передать участок с войсками генералу Ф.А. Ершакову, а самому со штабом 16-й армии прибыть 6 октября в Вязьму и организовать контрудар в направлении Юхнова. Сообщалось, что в районе Вязьмы мы получим пять стрелковых дивизий со средствами усиления.

Все это было совершенно непонятно. Севернее нас, в частности у генерала Лукина, обстановка складывалась тяжелая, каковы события на левом крыле фронта и южнее, неизвестно…