Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 93

53. Батьки и коммунисты

Как обычно, едва начинали сыпаться победы, к большевикам приходило чувство безнаказанности и вседозволенности. Так было и на Украине. Едва завладев ею, коммунисты принялись активно восстанавливать против себя здешнее крестьянство. Значительная часть прошлогоднего урожая, скота была вывезена в Германию и Австро-Венгрию в качестве реквизиций (строго оплаченных крестьянам оккупантами!). Однако большевикам до этого дела не было. Разграбив, ввергнув бесхозяйственностью и социально-экономическими экспериментами в голод Центральную Россию, они теперь рассчитывали пропитаться за счет вновь захваченных территорий. Ленин бомбардировал Украину телеграммами о каких-то 50 млн. пудов хлеба, без которых "мы околеем все". (А перед этим в Центральные державы было отправлено 60 млн. пудов!) И сразу после «освобождения» крестьян стали грабить продразверсткой.

В дополнение к "продовольственной политике" грянула первая попытка коллективизации. С 6 по 10 марта в Харькове состоялся 3-й Всеукраинский съезд Советов, принявший резолюцию о национализации всей земли. Причем "все помещичьи и кулацкие земли, отличавшиеся высоким уровнем сельскохозяйственного производства", переходили в руки государства, и на их базе создавались совхозы. В отличие от неплодородных северных губерний, где большинство имений оставались чем-то вроде летних дач, на территории Украины доля крупных хозяйств была очень велика. Но крестьяне уже поделили эту землю, растащили скот и инвентарь. Гетман вернул было собственность владельцам, после его свержения разобрали снова. И теперь большевики опять отбирали…

Само красное «правительство» Украины вряд ли могло вызывать симпатии. Палачи-чекисты, большой процент евреев, с которыми здесь, в пределах "черты оседлости", украинцы испокон веков жили бок о бок и традиционно относились к ним с неприязнью (загляните хотя бы в "Тараса Бульбу"). Глава правительства Раковский всю жизнь провел в европейской эмиграции, вернувшись в 17-м в качестве кадрового австрийского шпиона. В Киеве 19-го он продолжал жить «по-европейски», причем весьма на широкую ногу — ходил во фраке, поселился в императорском дворце, курил лучшие сигары и пил лучшие вина. Быта не знал совершенно. Даже по-русски говорил с акцентом, а насчет украинского языка имел очень смутное представление — в речах называл «незаможних» крестьян "незамужними".

И едва потеплело, едва подсохла степная грязь, едва стало возможным ночевать в балках и лесочках, крестьяне взялись за припрятанные обрезы. Снова загуляли вовсю отряды «батек» всех мастей, «желто-голубых», "красно-белых", «зеленых», "черных", «черно-красных». В апреле — начале мая было зарегистрировано 121 антикоммунистическое выступление. Доходило до того, что банда атамана Струка среди бела дня пришла в Киев и ограбила несколько магазинов на Куреневке. К крестьянам примыкала откровенно бандитская муть. Те же самые элементы, которые прошлись с грабежами по городам под знаменем Петлюры, а потом второй раз, переметнувшись к красным. С чего бы им после этого превращаться в послушных солдатиков и уступать монополию на грабежи государству?

Естественно, по мере сил выступления подавлялись. Ленин требовал от Раковского:

"Дискредитируйте и проводите в жизнь полное обезоруживание населения, расстреливайте на месте беспощадно за каждую скрытую винтовку".

И расстреливали беспощадно, на месте. Но винтовок у украинского населения оказалось слишком много — тут и русский фронт мировой войны рухнул, и немецкий, и фронты гражданской войны сколько раз туда-сюда катались. Сила украинского повстанчества заключалась не только в богатом опыте, сытости, большом количестве оружия, и самогонки, способствующей проявлению героизма. Ведь легкий захват Украины дался большевикам ценой привлечения на свою сторону главарей анархии — Махно, Григорьева и пр. Теперь в распоряжении повстанцев оказались готовые центры организации и популярные вожди. Самым видным из них оставался батька Махно. В соглашении, заключенном с ним большевиками, его "повстанческая армия" входила в состав Красной армии на правах бригады, но оговаривалось, что "она подчиняется высшему красному командованию лишь в оперативном отношении", "внутренний распорядок ее остается прежним", признавалось существование махновских "вольных советов".

Однако, согласно махновскому "внутреннему распорядку", части и подразделения являлись не только воинскими, но и административными единицами. «Бригада» Махно выступала не только 10-тысячным соединением на деникинском фронте, она охватывала 72 волости с населением в 2 млн. человек! И в ее район не было хода ни продотрядам, ни коллективизации, ни чекистам. Естественно, к Махно начали склоняться соседние местности. И для большевиков он быстро стал "костью в горле". Уже в конце марта против него планировался заговор. Командир одного из его полков Падалка, связанный с ЧК, собирался напасть на Гуляй-Поле и захватить батьку со штабом. Но батька заранее узнал о заговоре, неожиданно прилетел к Падалке на аэроплане, захватил врасплох «путчистов» и казнил.

Чем дальше, тем сильнее становились трения. 10.04 в Гуляй-Поле 3-й съезд Советов махновского района в своей резолюции квалифицировал коммунистическую политику как "преступную по отношению к социальной революции и трудящимся массам", признал харьковский Съезд советов с его решениями "не истинным и свободным выражением воли трудящихся", выразил протест "против реакционных приемов большевистской власти, проводимых комиссарами и агентами чрезвычаек, расстреливающих рабочих, крестьян и повстанцев под всякими предлогами", потребовал социализации земли, фабрик и заводов, "изменения в корне продовольственной политики", "полной свободы слова, печати, собраний всем левым течениям", "неприкосновенность личности… трудового народа". Съезд заявил:

"Диктатуры какой бы то ни было партии категорически не признаем… Долой комиссародержавие! Долой чрезвычайки, современные охранки…"

Дыбенко в телеграмме назвал съезд «контрреволюционным», грозил объявить вне закона. Ему ответили протестом и заявлением, что

"Нас такие приказы не пугают, и мы всегда готовы к защите своих народных прав".

Командование Красной армии стало резко сокращать снабжение махновцев, рассматривался вопрос о снятии батьки с командования бригадой. 25.04 харьковская газета «Коммунист» разразилась статьей "Долой махновщину!". Но до открытого разрыва пока не дошло. 29.04 в Гуляй-Поле приехал с инспекционной проверкой Антонов-Овсеенко, оставшийся довольным результатами. 3–4 мая из Москвы прикатил к батьке Л. Б. Каменев. Тоже вроде удовлетворился, даже расцеловался с Махно на прощание… Тем не менее отношения оставались напряженными.

А в первых числах мая поднял восстание другой атаман — Григорьев. Вдоволь награбив в Одессе, Херсоне и Николаеве, он застрял в своей «столице» Александрии. Советское командование неоднократно понукало его, стараясь выпихнуть в Галицию, на фронт. Григорьев всячески уклонялся. Когда далее избегать конфликта стало нельзя, он выступил против большевиков, выпустив «Универсал», где провозглашал независимость Украины, защиту собственности, свободу торговли и другие блага. Его войска победоносно двинулись по разным направлениям, 11.05 взяли Екатеринослав, Кременчуг, 12.05 дошли до Черкасс, открыв себе дорогу на Киев, 16.05 заняли Херсон и Николаев. Но не получилось ни всеобщего восстания, ни триумфального похода. Григорьевские банды, избалованные легкими победами и вседозволенностью, превратились в орды грабителей и садистов. Взятие каждого населенного пункта начиналось еврейским погромом, а продолжалось… кто там разберет, в погроме-то, «жид» или "не жид", «буржуй» или "не буржуй"? Жестокость и дикость бывших доблестных красноармейцев многих отпугнула от Григорьева. Даже крестьянский съезд, созванный им самим в Александрии, предложил его воинству "прекратить бесчинства". Ряд городов объявили себя «нейтральными». Два григорьевских полка, 3-й и 5-й, стоявшие под Одессой, отказались ему подчиняться, перешли на сторону красных. Не поддержал Григорьева и Махно. На запрос правительства Украины батька ответил, что от оценки действии Григорьева пока воздерживается и будет драться с Деникиным, "стараясь в то же время, чтобы освобождаемый нами тыл покрылся свободными рабоче-крестьянскими соединениями, имеющими всю полноту власти у самих себя, и в этом отношении такие органы принуждения и насилия, как чрезвычайки и многие комиссариаты, проводящие партийную диктатуру, встретят в нас энергичных противников".