Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 130

Невзирая на напряженные бои с большевиками, белому командованию пришлось срочно снимать войска с фронта и перебрасывать против Махно. В районе Волновахи под командованием ген. Ревишина были собраны терская, чеченская дивизии, конная бригада, 3 пехотных полка и 3 запасных батальона. 26.10 эта группировка перешла в наступление. Одновременно из состава группировки Шиллинга Деникин повернул против Махно корпус Слащева, ранее предназначавшийся для усиления московского направления. Он начал действовать с запада, от Знаменки, и с юга, от Николаева, подавляя махновщину, распространившуюся на Правобережье Днепра. Напряженные бои шли в течение месяца. Сначала Махно цеплялся за линию Бердянск — Гуляй-Поле — Синельниково и упорно пытался сопротивляться, но белые наносили удар за ударом, оттесняя его банды к Днепру. Наконец, когда повстанцы, отступившие от Токмака и Чаплино, ждали очередного наступления со стороны Таганрога, белая конница, совершив скрытую переброску, обрушилась на них со стороны Лозовой. Оборона окончательно рухнула. Повстанцы метались туда-сюда, рассыпались по деревням. Были перебиты и переловлены многие видные помощники Махно и подчиненные ему атаманы. Прижатые к Днепру, махновцы стекашсь к никопольской и кичкасской переправам. Но их уже заняли подошедшие с запада части Слащева. Повстанцы гибли там тысячами.

Однако сам Махно с «кадровым» ядром ушел на Правобережье заблаговременно, едва лишь Ревшин начал трепать его войска. И внезапно напал на Екатеринослав. В дополнение к фронтальной атаке он устроил переполох в тылу — под видом крестьян, едущих на базар, махновцы проникли в город, везя под продуктами винтовки и пулеметы. Белогвардейцы, их семьи, многие обыватели бежали по единственной дороге, оставшейся свободной, — железнодорожному мосту через Днепр. Мост батька тут же взорвал и укрепился в губернском городе, опоясав его с сухопутной стороны многочисленными пулеметами. О судьбах своего движения он особо не беспокоился — часто воевал не он, а его имя. И пока он сидел в Екатеринославе, имя Махно продолжало будоражить украинских повстанцев. Из тюрем и арестантских рот были выпущены все заключенные, а тюремные здания сожжены. Пьяные махновцы обходили квартиры, грабили и убивали попадающихся им офицеров и чиновников. Иногда в разгар загула Махно мчался среди ночи на свои батареи и открывал огонь по окопавшимся на левом берегу белогвардейцам. Те начинали отвечать. Исстрадавшиеся жители, кляня тех и других, устремлялись по подвалам — кто знает, куда угодит в темноте очередной снаряд?

В Екатеринославе серьезной опасности подвергся и батька — но не от белых, а от большевиков. Они давно уже плели вокруг Махно заговор, внедряли в его окружение своих людей. Теперь решили, что время пришло. Предполагалось, что группа из коммунистов во главе с Полонским, командиром одного из махновских полков, устранит батьку, а из его частей намечалось выделить "здоровый элемент" и вести на соединение с Красной армией. Правда, Махно, со свойственной ему интуицией, почуял неладное. Стал предпринимать ответные меры. На последнее заседание губкома партии, обсуждавшее готовность к перевороту, явился некий "товарищ Захаров", назвавшийся представителем ЦК КП(б)У и предъявивший безупречный мандат с высокими подписями. Его ввели в курс дел, выслушали похвалы и рабочие замечания. Оказался он махновским контрразведчиком. И когда той же ночью Полонский пригласил Махно на ужин "по случаю именин жены", то своей, большевистской засады, он в доме не обнаружил ее уже арестовали. Насладившись недоумением Полонского, вывели его и прикончили. Та же судьба постигла еще 12 коммунистов, пробравшихся на командные посты в армии Махно и вычисленных им. Губком батька не репрессировал, но строго предупредил, что

"он коммунистов не трогает, но ревкомы и вообще органы власти, поставленные коммунистами, будет расстреливать".

К концу ноября совместными действиями группировки Ревишина и корпуса Слащева нижнее течение Днепра было очищено от повстанцев, 8.12 Слащев подступил к Екатеринославу. Прикрываясь артогнем, Махно прорвался по шоссе на Никополь. Но едва Слащев занял город и отправил в Ставку донесение о победе, как батька вернулся и неожиданно контратаковал. Создалась критическая ситуация — махновцы захватили железнодорожную станцию, на которой находился штаб корпуса. Повстанцы наседали со всех сторон. Положение спасла храбрость и решительность Слащева, лично бросившегося в штыки со своим конвоем. Нападение отбили, и преследуемые повстанцы откатились от города. Однако победители оказались в положении осажденных. Еще дважды контратаки повторялись, махновцы врывались на окраины, и оба раза их отбрасывали. А потом Махно перешел к своей старой партизанской тактике. На слащевцев посыпались мелкие, неожиданные удары то в одном, то в другом месте. Махно был неуловим, предугадать его нападения и обнаружить отряды, рассыпающиеся по деревням, не было никакой возможности. Слащев и сам прошел богатую партизанскую школу в отряде Шкуро, в Крыму. Многое он перенимал у махновцев — в частности, взял на вооружение тачанки. И кое-какие ответные меры ему удавались — постоянным маневрированием, изматывающими перебросками войск с места на место, с одного угрожаемого участка на другой. И хоть основное восстание было подавлено, но дальнейшая борьба с Махно приняла затяжной характер…

73. Генеральное сражение

В середине октября положение белых армий Юга заметно ухудшилось. Тылы были разрушены махновским восстанием, а большевики заключили перемирие с поляками и с петлюровцами, все больше ориентирующимися на Польшу, и их 12-я армия повела на добровольцев наступление с запада. Группа ген. Драгомирова, прикрывавшая это направление, была довольно слабой. Надежды на то, что она существенно пополнится в Киевской области, настрадавшейся под большевиками, не оправдались. В огромном городе набралось ничтожно мало добровольцев. Наиболее активная часть граждан ушла к белым еще в 18-м, при гетмане, схлынула на юг, была уничтожена красным террором. А большинство киевских обывателей, несмотря на словесные симпатии к белым, занимали наблюдательную позицию.

Деникину пришлось приостановить движение на Москву и перебрасывать полки с главных направлений под Киев и против махновцев. В критический момент фронт на севере оказался существенно ослабленным — а между тем там собирались грозовые тучи. Если в прошлых операциях основные удары красных неизменно нацеливались в стык между Донской и Кавказской армиями, то теперь план был изменен. Большевики решили уничтожить самое боеспособное ядро деникинцев Добровольческую армию, придя к справедливому выводу, что только это способно принести им решающий перелом в войне. 13.10.19 Ленин писал:

"Директива Цека ограбить все фронты в пользу Южного". Так и было сделано. К началу наступления с других фронтов сюда были переброшены 75 тыс. штыков, 18 тыс. сабель, до 300 орудий и 3 тыс. агитаторов — в дополнение к уже имеющимся силам"

(всего же, как уже упоминалось, с сентября по ноябрь войска, действующие против Деникина, получили 325 тыс. чел. пополнений).

Одна группировка создавалась под Воронежем из 8-й армии и кавкорпуса Буденного. В ее задачу входило прорвать фронт и отрезать друг от друга "социально-чуждые элементы" — офицеров-добровольцев от казаков Дона и Кубани. Советское командование рассчитывало, что, утратив связь с "реакционным офицерством", казачий фронт быстро зашатается и рухнет. Другая группировка формировалась в районе Брянска и Орла, чтобы нанести смертельный удар 1-му корпусу Кутепова. Тут сосредоточивалась 14-я армия, фактически созданная заново. Против лучших частей добровольцев и большевики бросили отборные войска. В состав армии вошла свежая Латышская дивизия — 10 тыс. пехоты и 3 тыс. конницы, Эстонская дивизия — такого же состава, 8-я кавдивизия Примакова, 7-я и 9-я дивизии, по девять полков в каждой, отдельные полки и бригады. Вспомогательные удары наносили 12-я армия — на Киев и Чернигов, 13-я — вместе с 14-й, а 9-я и 10-я — на Дон.