В погоне за золотом Измира - Блок Лоуренс - Страница 10

Я не сомневался, что сильно порушил его планы: он наверняка провел бы еще несколько часов за домино. Но отказаться никакой возможности не было. Единственное, что я смог, так это заказать всем по стопочке виски. Шон ответил тем же, а потом мы вышли в дождь. Улочки становились все уже. Шону хотелось поговорить об Америке. Его родственники жили в Филадельфии и Нью-Йорке, и он полагал, что Джон Кеннеди сумел бы спасти мир, если бы прожил на несколько лет дольше.

Я назвался Майклом Фарреллом, из Бостона. Он заверил меня, что в графстве Лимерик Фарреллов полным-полно и многие наверняка мои родственники.

Джону Малриди принадлежал крошечный велосипедный магазин, зажатый между парикмахерской и табачной лавкой. Шон представил меня как приезжего из Америки, который хочет повидать родственников в Круме. Спросил, сможет ли Малриди дать мне напрокат велосипед. Оказалось, что сможет. Рассказать, как добраться до Крума? Нет проблем. Я поблагодарил Шона, Шон — меня, мы обменялись крепким рукопожатием, и он отбыл.

Малриди, цветущий крепыш лет пятидесяти с небольшим, выкатил большой велосипед с огромной фарой и множеством проводов. Предложил мне сесть на седло, чтобы посмотреть, не надо ли подрегулировать высоту. Я осторожно выполнил его просьбу, задаваясь вопросом, укрощу ли я этого железного коня. Пришлось признаваться, что я давным-давно не ездил на велосипеде.

Его это удивило.

— Неужели в Америке нет велосипедов?

— Только детские.

Он покачал головой.

— Кто бы мог подумать? Богатейшая страна в мире, а на велосипеде могут ездить только дети. Просто не верится.

Я спросил, какой он берет залог. Он вроде бы не понял, и я уже решил, что в Ирландии залог называют иначе. Потом выяснилось, что значение слова он понял, но никак не мог взять в толк, почему он должен брать с меня залог? Разве я не друг Шона Флинна и не собираюсь вернуть велосипед после того, как он мне больше не понадобится?

Я справился о цене. Два шиллинга шесть пенсов в день, меньше, если я беру велосипед сразу на неделю. Я сказал, что хочу оставить велосипед на несколько дней и полез за деньгами. Он замахал руками: расплачиваться будем, когда я верну велосипед, неохота ему вести учет.

Рассказал он мне, как найти дорогу на Крум и не сбиться с нее.

— Поедете по дороге на Адар, Раткил и Килларни, но сначала вы приедете в Патриксуэлл. Сразу после Патриксуэлла поворачивайте на юг, то есть налево. Там будет указатель с надписью «Крум», вы его увидите. Дорога асфальтированная. До Крума десять, максимум, двенадцать миль.

Я выразил желание все записать. Он повторил сказанное ранее, настоял на том, чтобы нарисовать примитивную карту. Я вновь поблагодарил его, и он предложил проводить меня до окраины города, чтобы я не заблудился в узких улочках. Я заверил его, что сам выберусь на нужную дорогу. По выражению его лица чувствовалось, что он в этом сильно сомневается, но из вежливости не говорит об этом. Он спросил, как мне Ирландия. Я ответил, что страна мне нравится, а таких отзывчивых людей не найти во всем мире. На этом мы тепло пожали друг другу руки, я выкатил велосипед на улицу и взгромоздился на него, надеясь, что сразу не упаду, а если и упаду, так он этого не увидит.

Но тут же выяснилось, что езда на велосипеде — то же плавание: раз научившись, не забываешь никогда. Конечно, с таким большим велосипедом управляться мне не доводилось: я сидел очень уж высоко над землей. Не сразу я вспомнил, что тормозить можно, прижимая к рукояткам руля металлические загогулины. Я пытался тормозить, меняя направление вращения педалей: точно так я поступал в детстве и вспомнил об этом сразу же. А потом случайно нажал на ручной тормоз. Велосипед резко остановился, а я — нет. Слетел с велосипеда, кепка — с моей головы, а водителю красного «Фольксвагена» пришлось резко выворачивать руль, чтобы не размазать по асфальту меня и велосипед.

К тому времени, как я добрался до окраины Лимерика, мне удалось полностью восстановить прежние навыки. Велосипед более не страшил меня, так что не оставалось ничего другого, как крутить педали да смотреть на все более темнеющие в сумерках зеленые поля. Изредка попадались каменные дома, случалось увидеть овец да свиней, которые таращились на велосипедную фару. Вот тут до меня начала доходить абсурдность моего нынешнего положения. Раньше-то думать было некогда. Магазин одежды, паб, велосипедный магазин. Разговоры, действия, роль, которую приходилось играть. Не до мыслей, знаете ли.

А вот на пустынной дороге к Круму у меня появилось время осознать, что мои деяния в мужском туалете аэропорта Шеннона приличествовали не Джеймсу Бонду, а безумцу. Я убежал, но от чего? От полета в родную страну, он неприятных, но безвредных вопросов, которые задали бы мне неприятные, но безвредные агенты Федерального бюро расследований, от возможного лишения паспорта (которое я наверняка оспорил бы в суде и, вероятно, выиграл бы дело), от запрета на возвращение в Турцию, где меня ждал гипотетический клад.

А что я приобрел? Раньше за мной не числилось правонарушений, но своим побегом я преступил закон. Я оказался в положении ни в чем не повинного гражданина, который стреляет в полицейского, пытающегося арестовать его по ошибке. И теперь я лишился брони невиновности. Теперь американские правоохранительные органы возжелают заполучить меня пред их светлые очи, турки захотят допросить меня с пристрастием, да и ирландская полиция не упустит шанса арестовать меня. Я не мог вернуться в Штаты, я не мог вернуться в Турцию, я не мог остаться в Ирландии. Я замерз, я оголодал, меня поливал дождь, ноги начало сводить судорогой. Сколько же можно крутить педали этого чертова велосипеда, спускаясь с одного холма, чтобы тут же подниматься на следующий! Я просто не ожидал, что на таком коротком участке хватит места для стольких холмов.

И с чего это П.П.Долану тратить на меня хоть минуту своего личного времени? Почему он должен входить в конфронтацию с тремя государствами, помогая шпиону? Я-то считаю его членом Братства, а если он перевертыш, информатор? Чем он мог мне помочь? Почему он должен мне помогать?

Я наехал на камень и свалился с велосипеда. Лучше бы мне сидеть сейчас в салоне «Боинга», летящего в Вашингтон, подумал я, поднимаясь, ставя велосипед на колеса. Через несколько часов я бы объяснял абсурдность ситуации симпатичному молодому агенту с короткой стрижкой и крепким рукопожатием. Мы бы посмеялись над патологической подозрительностью турецких спецслужб. Он бы угостил меня выпивкой в баре, я бы ответил ему тем же, мы провели бы приятный вечер, а утром я сел бы в поезд и поехал в Нью-Йорк, к моей квартире, моим книгам, моим проектам, моим тайным обществам, моей Китти.

Я оседлал велосипед и покатил дальше.

Миновал город Патриксуэлл, несколько десятков коттеджей, три-четыре магазина, церковь. Казалось, я верчу педали уже целую вечность. Заметно стемнело, дождь усилился. Вот и развилка, указатель на Крум. Я свернул налево, вниз по склону холма. Долгий спуск позволил мне отдохнуть. Я пожалел, что не остановился в Патриксуэлле, чтобы перекусить и что-нибудь выпить. Я пожалел, что не подождал в баре Лимерика, пока не прекратится дождь. Впрочем, у меня уже сложилось впечатление, что в Ирландии дождь идет всегда. Я жалел о том, что Братство ирландцев-республиканцев никак не борется с этим нудным дождем. Как же мне хотелось блаженствовать в салоне самолета, летящего в Вашингтон.

Крум встретил меня тишиной и покоем. Те же коттеджи, что и в Патриксуэлле, двухэтажная гостиница, в центре несколько магазинов. Я затормозил перед пабом, вошел. Кроме стойки, увидел прилавок с бакалейными товарами. У стойки двое мужчин пили виски, третий отдавал предпочтение пиву. Я заказал виски. Все трое говорили на гаэльском[8]. Я спросил бармена по-английски, где живет П.П.Долан.

Он пустился в долгие объяснения. Оставалось только удивляться, почему поиск конкретного дома в столь крошечном городке мог вызвать такие трудности. Я поблагодарил его и вышел на улицу. От виски кружилась голова, а когда я сел на велосипед, возникло ощущение, что сдвинуться с места мне не удастся: за несколько минут, проведенных в баре, мои ноги просто одеревенели.