Прогулка среди могил - Блок Лоуренс - Страница 24

Я ничего не ответил.

— Я хочу сказать...

— Я знаю, что вы хотите сказать. Только можно было мне этого и не говорить. Я всегда был упрям, как козел. Когда уж я за что-то взялся, мне чертовски трудно отступиться. По правде говоря, я думаю, что если мне что-то и удается, то именно поэтому. Не потому, что я такой уж гениальный. Я просто вцепляюсь мертвой хваткой, как бульдог, и трясу, пока чего-нибудь не вытрясу.

— И рано или поздно вытрясаете? Я знаю, раньше говорили, что убийство никогда никому не сходит с рук.

— Разве так говорили? Теперь больше не говорят. Теперь убийства то и дело сходят с рук. — Я вышел из машины, но потом нагнулся к окну и добавил: — То есть в каком-то смысле сходят. А в другом смысле — нет. Честно говоря, я думаю, что на самом деле ничего никому с рук не сходит.

9

В тот вечер я засиделся допоздна. Пробовал заснуть — не получилось, пробовал читать — не мог. Кончилось тем, что я уселся у окна и смотрел, как в свете фонарей идет дождь. В голове у меня бродили какие-то длинные, неторопливые мысли. «У юношей длинные, длинные мысли» — такая строчка попалась мне в каком-то стихотворении. Но длинные мысли могут быть не только у юношей — они приходят в голову в любом возрасте, если не можешь заснуть, а за окном моросит дождь.

На следующее утро я был еще в постели, когда около десяти зазвонил телефон.

— Эй вы, штучка, у вас есть ручка? — сказал Ти-Джей. — Вам нужна ручка, чтобы записать вот что. — Он выпалил два семизначных номера. — И еще на всякий случай запишите семь-один-восемь, потому что это надо набрать сначала.

— И кто возьмет трубку, когда я туда позвоню?

— Я бы и взял, если бы вы оказались дома, когда я звонил вам в первый раз. Вы знаете, старина, что вас застать невозможно? Я звонил в пятницу днем, звонил в пятницу вечером, вчера звонил весь день и всю ночь до двенадцати. Никак вас не застанешь.

— Меня не было дома.

— Ну, я так и понял. Послушайте, старина, в какую даль вы меня загнали? Этот Бруклин — ему просто конца нет.

— Да, район не маленький, — согласился я.

— Куда больше, чем надо. Сначала я поехал в первое место — доехал до конечной на метро. Там поезд идет поверху, так что я вволю насмотрелся на всякие красивые дома. Похоже на какой-то город из старого времени, как в кино, вроде и не Нью-Йорк вовсе. Нашел первый телефон, позвонил вам. Никого нет дома. Пошел искать второй телефон, и знаете, старина, каково мне пришлось? Там были такие улицы, где на меня все таращились, как будто хотели сказать: эй, черномазый, ты чего тут делаешь? Сказать-то никто ничего не сказал, только не надо было даже особенно прислушиваться — я и так слышал, что они про себя думают.

— У тебя не было неприятностей?

— Старина, у меня никогда не бывает неприятностей. Я ведь что делаю? Я всегда вижу неприятности раньше, чем они увидят меня. Нашел я второй телефон, позвонил вам еще раз. Опять не застал, потому что вас не было. Я подумал: а может, тут есть поближе какое-нибудь другое метро, потому что от того метро, где я вылез, там ужас сколько километров. И вот я захожу в эту кондитерскую и спрашиваю: «Не скажете ли вы, где здесь ближайшая станция метро?» Так и говорю, можно подумать, что я прямо диктор из телевизора. А он смотрит на меня и говорит: «Станция метро?» Как будто он не просто этого слова не знает, а вообще ничего такого никогда не слыхал и никак не сообразит, о чем это я. Ну, я и пошел себе к конечной станции Флэтбушской линии — туда я хоть знал, как идти.

— Я думаю, это все равно была ближайшая станция.

— Наверно, так оно и есть, потому что потом я посмотрел на схему метро и ничего ближе не нашел. Вот почему надо жить в Манхэттене, старина. Тут всегда поблизости есть метро.

— Буду иметь в виду.

— Я очень надеялся застать вас дома, когда звонил. Я уже все придумал. Прочитаю вам номер и скажу: «Позвоните сюда сразу». Вы набираете номер, я беру трубку и говорю: «А вот и я». Сейчас это рассказывать не так интересно, но тогда мне просто не терпелось дозвониться.

— Значит, на этих телефонах есть номера?

— Ах, да! Про это-то я и забыл. На втором, на этой проклятущей Ветеранз-авеню, где все на тебя косо смотрят, — на нем есть номер. А на другом, на углу Флэтбуш и Фэррагет, нет.

— А как ты тогда его узнал?

— Да ведь я находчивый, я же вам говорил. Или не говорил?

— Говорил, много раз.

— Я что сделал? Позвонил в справочную. Говорю: «Девушка, тут что-то не так, на этом телефоне нет номера, как мне узнать, откуда я звоню?» А она говорит, что нельзя узнать, какой номер у этого телефона, откуда я звоню, и что она ничем мне помочь не может.

— Что-то не верится.

— И я тоже так подумал. У них, думаю, столько всякой техники, когда хочешь узнать в справочной какой-нибудь номер — не успеешь спросить, как они его тут же говорят, а тут не могут сказать номер твоего собственного телефона? И я подумал: «Ти-Джей, ты идиот, они же сняли номера, чтобы помешать торговцам зельем, а ты говоришь так, как будто сам такой». И вот я опять набираю ноль, потому что в справочную можно звонить хоть целый день без всякого четвертака. Мне отвечает какая-то другая киса, и тут уж я говорю совсем не по-уличному: «Будьте добры, не поможете ли вы мне, мисс? Я звоню из автомата и должен сообщить на работу свой телефон, чтобы мне перезвонили, а здесь кто-то исписал весь аппарат всякими надписями краской, и номер невозможно разобрать. Не могли бы вы выяснить, откуда я звоню, и сказать мне номер?» И я даже не успел договорить, как она сказала мне номер. Эй, Мэтт, вы слушаете? О, черт!

Послышался записанный на пленку голос, напоминающий, что нужно опустить еще монету.

— Четвертак кончился, — сказал Ти-Джей. — Придется еще опустить.

— Скажи мне номер, я сам перезвоню.

— Не могу. Я сейчас не в Бруклине, а номер этого автомата я пока еще не выяснил. — Послышался щелчок: он опустил монету. — Ну вот, теперь все в порядке. А здорово я узнал второй номер, а? Вы слушаете? Почему вы не отвечаете?

— Я потрясен, — сказал я. — Не знал, что ты умеешь так разговаривать.

— То есть правильно разговаривать? Конечно, умею. Если я болтаюсь на улице, это еще не значит, что я какой-нибудь необразованный. Просто это два разных языка, а я их оба знаю.

— Ну, ты молодец.

— Да? Я так и думал, что вы это скажете после того, как я съезжу в Бруклин. А что мне делать дальше?

— Пока ничего.

— Как ничего? Да ну, должно же быть что-нибудь такое, что я могу сделать. Я ведь с этим хорошо справился, правда?

— Замечательно.

— То есть чтобы найти дорогу в Бруклин и вернуться обратно, не обязательно быть ученым-ракетчиком. Но я здорово раздобыл этот номер в справочной, правда?

— Безусловно.

— Потому что я находчивый.

— Очень находчивый.

— И все равно у вас сегодня для меня ничего нет.

— Боюсь, что нет, — сказал я. — Позвони мне через день-другой.

— Ну да, позвони. Старина, да я позвоню вам в любое время, когда скажете, если только вы будете дома. Знаете, кому надо завести пейджер? Старина, это вам надо завести пейджер. Я бы позвонил вам по пейджеру, а вы бы и подумали: «Должно быть, это Ти-Джей меня разыскивает, не иначе как что-то важное». Что тут смешного?

— Да нет, ничего.

— Тогда чего вы смеетесь? Я буду звонить вам каждый день, старина, потому что сдается мне, что я вам еще понадоблюсь. И точка, дочка.

— Неплохо.

— Я тоже так думаю, — сказал он. — Приберегал специально для вас.

Все воскресенье шел дождь, и я большую часть дня просидел дома. Включил телевизор и смотрел то теннис, то гольф, который показывали по другой программе. Иногда я не могу оторваться от матча по теннису, но этот был не из таких. От гольфа я могу оторваться в любой момент, но там всегда очень красиво, а комментаторы не так болтливы, как в других видах спорта, так что было приятно сидеть и смотреть, размышляя о своем.