После первой смерти - Блок Лоуренс - Страница 26

Я ходил, смотрел, ждал. Я видел, как другие мужчины уходят с девушками, хотя это случалось и не так часто, как, наверное, хотелось бы последним. Я не торопился, несмотря на все свое нетерпение, я выбирал тщательно, примериваясь к девушкам и стараясь найти то, что нужно. Я исключил цветных девушек, составлявших примерно шестьдесят процентов того, что мне предлагалось. Причина этого была в каком-то смысле та же, из-за которой я сам оделся в военную форму. Раса — своего рода униформа, и я склонен был думать, что цветные проститутки навряд ли хорошо знали Робин, навряд ли обратили внимание на то, как я снял ее, и навряд ли заметили человека, проследившего за нами до «Максфилда». Кроме того, мне казалось, что они меньше расположены говорить с военным, хотя кто знает.

Я также исключил девушек, по которым сразу было видно, что они под кайфом. Тех, которые передвигались по тротуару как ходячая смерть. А еще — слишком старых, имевших, как я подозревал, мало общего с Робин и едва ли хорошо знавших ее.

Через некоторое время до меня дошло, чем именно я занимаюсь. Я выбирал товар — как делал это много раз прежде.

Я искал свой тип. Молодую, изящную, с хорошеньким личиком и печалью в глазах. Такую, какой была Евангелина Грант, какой была Робин и все те, чьи имена остались мне неизвестны, кого я то вспоминал, то забывал.

Мне нужно было поговорить, нужна была помощь, и я ходил по этим кварталам, ища ту, которая разделит со мной постель.

Она стояла у темного входа в кинотеатр на Седьмой улице, между Сорок шестой и Сорок седьмой. Чуть ниже среднего роста, худенькая, с темными волосами. На ней была обтягивающая черная юбка и бледно-голубая блузка. Туфли на низком каблуке были отчаянно стоптаны. В одной руке она держала черную кожаную сумочку, через другую руку был переброшен плащ. Она стояла и курила сигарету с фильтром.

Я сказал:

— Славная ночь.

— Ага. Только холодновато.

— Ты бы надела свой плащ.

— Да, наверное, надо, но я в нем ужасно выгляжу.

Ее взгляд встретился с моим и задержался.

— Который час?

— Не знаю. Думаю, около половины четвертого.

— Не рано.

— Ага.

Я закурил. Я глупо переминался с ноги на ногу. Делая между словами необычно большие Паузы, я сказал:

— Погуляем?

— Конечно.

— Ладно.

Она выбросила свою сигарету.

— Сколько ты мне дашь?

Я пожал плечами.

— Дашь двадцатку?

— Хорошо.

Напряженное выражение неожиданно оставило ее маленькое птичье личико, и на нем промелькнула улыбка. Она сделала шаг вперед из темноты и взяла меня под руку. Она спросила, нет ли у меня комнаты, куда мы могли бы пойти. Я сказал, что нет. Разве я не остановился в гостинице? Я сказал, что живу вместе с другом.

— В нескольких кварталах отсюда есть гостиница, где меня знают, — сказала она. — Мы без проблем найдем номер. Там дежурит мой знакомый портье. Ничего, если придется немного пройтись?

У меня вдруг помутилось в голове при мысли, что она собирается вести меня в «Максфилд». Я спросил, где находится отель.

— На Сорок пятой.

«Максфилд» был на Сорок девятой. Я сказал, ладно, и мы пересекли Седьмую и Бродвей и пошли в сторону центра. Дойдя до Сорок пятой, мы повернули за угол, и она попросила меня подождать в подворотне, а сама пошла на угол проверить, что за нами никто не идет. Когда она вернулась, на ее лице читалось заметное облегчение.

— Если копы за нами следят, — сказала она, — то, значит, они невидимки. Как тебя зовут?

— Дуг.

— Меня — Джеки.

— Как Джеки Кеннеди?

— Ну да. — Она сжала мне руку. — Жаклин, — сказала она. — Как думаешь, она не подаст на меня в суд за то, что меня зовут, как ее?

— Вряд ли.

— Не поймешь, что людям иногда взбредет в голову. Вот я сейчас ходила посмотреть, не следит ли за нами полиция. Тебе, наверное, неприятно было стоять здесь одному.

— Ничего.

— У нас тут недавно было жарко. Сплошные, аресты. Начиная с того убийства.

Умничка, сама заговорила о том, о чем нужно.

— Я читал об этом.

— Кошмар. Ведь никогда не знаешь, с кем пойдешь. Просто идешь и надеешься, что окажется хороший парень. Вот ты мне кажешься хорошим парнем. Я люблю ребят в форме.

— И копов тоже?

Ей понравилась шутка, она засмеялась.

— Нет, Дуг, только не копов. А ты в сухопутных войсках или летаешь?

— В сухопутных.

— Наверное, это сразу ясно, но я не разбираюсь в форме. Ты служил за границей?

Я назвал какую-то базу, сейчас уже не помню какую. Она спросила о чем-то еще, и я в свою очередь задал вопрос о том, знала ли она Робин Канелли.

— Я очень хорошо знала Робин, — сказала она.

— В ту ночь ты работала?

— Да.

Она вздохнула. Потом сильнее сжала мою руку:

— Это здесь, только перейдем Восьмую авеню и направо. Видишь? Отель «Клэрпул».

— Вижу.

На углу она сказала:

— Да, в ту самую ночь я работала. Ночь с субботы на воскресенье. На ее месте запросто могла оказаться я. Когда я узнала, что случилось, то несколько дней не могла ни есть, ни выходить из дома. Все думала о том, что на ее месте могла быть я. Никогда не знаешь, что тебе выпадет.

— Мм-да.

— А потом, представляешь, вот ты одна в комнате с мужчиной — и что тогда делать? У меня никогда не было никого такого. Ну да, конечно, никогда, а то бы я сейчас здесь с тобой не разговаривала. Но странные были. Много таких, которым нравится лупить тебя по всем местам и кое-что другое в том же роде. Странные. Никогда не могла понять, что делает людей такими?

Ночной портье в «Клэрпул» был похож на актера, всегда играющего перепуганных кассиров в фильмах об ограблениях. За толстыми стеклами очков испуганно таращились глаза. Я дал ему пять двадцать пять за комнату и чаевые, расписавшись на карточке: «Майор и Миссис Дуглас Макьюэн». Он дал мне ключ и предоставил нам самим искать свою комнату.

Мы поднялись на один пролет. В отеле был лифт, но мы пошли по лестнице. Комната оказалась маленькая: кровать, комод, раковина и стул. Больше ничего. Объявление на туалетном столике извещало постояльцев, что за дополнительную плату можно взять телевизор. Не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь этим воспользовался.

— Тут чисто, — сказала Джеки. И действительно, здесь было как-то уютнее, чем в большинстве других гостиниц, куда шлюхи водят клиентов. Она зажгла верхний свет — свисавшую на проводе голую лампочку, — закрыла дверь и заперла ее на задвижку. Она повернулась ко мне, и я посмотрел ей в лицо, стараясь угадать, сколько ей лет. У нее были старые глаза, с растянутой желтоватой кожей вокруг, но зато рот выглядел, как у молодой, и лицо без морщин. Под тридцать или тридцать с небольшим.

— Сейчас мне придется попросить у тебя двадцать долларов, — сказала она.

Я нашел двадцатидолларовую купюру и дал ей. Деньги у меня кончались. Моряки и Дуг снабдили меня средствами на текущие расходы, но так не могло продолжаться вечно. По двадцать долларов за интервью — вряд ли мне удастся расспросить много проституток о Робин Канелли.

— Спасибо, — сказала она.

Она спрятала деньги в сумочку, положила ее на стул, а сверху накрыла плащом. Потом, улыбаясь, она повернулась ко мне. Ее пальцы, натренированные частой практикой, одну за другой расстегивали пуговицы на блузке.

— Теперь можешь раздеваться, золотце.

Я сел на кровать и потратил очень много времени на развязывание шнурков. Все время я внимательно следил за тем, как она раздевается. Иногда шлюха может дождаться, пока ее клиент разденется, а потом мотает с его деньгами, правильно рассчитав, что нагишом он не побежит догонять ее. Но на этот раз все было честно. Она сняла блузку, лифчик и юбку. На ней не было трусиков, только белый нейлоновый пояс с дыркой на боку. Все это она тоже сняла, и я посмотрел на нее.

Очень худенькая. Тонкие лодыжки и запястья. Хрупкая. Изящный, аккуратный зад; груди маленькие, но хорошей формы и упругие. Экономичные груди, экономичное тело. Всего в достаточном количестве, ничего лишнего.