Милосердные сестры - Палмер Майкл - Страница 24

– Введите ампулу адреналина в сердечную иглу, пожалуйста, – попросил Дэвид. Хотя инъекция через подключичную внутривенную линию должна проникнуть в сердце, но ее острие могло уйти в сторону. Он приложил руку к левому боку грудины Шарлотты и с помощью пальцев отсчитал четыре межреберных промежутка. Держа ампулу с адреналином в другой руке, он погрузил четырехдюймовую иглу с ним прямо в грудь Шарлотты. Почти сразу же темная густая кровь брызнула в ампулу. Прямое попадание. Игла засела где-то в сердце. Стоя за его спиной, Кристина затаила дыхание и отвела глаза в сторону.

Дэвид ввел адреналин. Стрелка кардиографа бешено заметалась, а с ней и его сердце. Затем он заметил, что студент раскачивается взад и вперед, механически массируя левую руку Шарлотты. Дэвид движением руки показал, чтобы он отошел от кровати. В то же мгновение кривая на аппарате вытянулась в сплошную прямую.

Кристина почувствовала, как напряжение в комнате стало спадать. Она уставилась в пол. Все было кончено.

Дэвид взглянул на анестезиолога и пожал плечами, как бы говоря: "Есть какие-нибудь идеи"?

Доктор Ким спокойно выдержал его взгляд и спросил:

– Будешь вскрывать клетку?

Дэвид немного подумал и на всякий случай спросил, хотя знал, каким будет ответ. – Как ее зрачки?

– Фиксированы и расширены, – ответил Ким.

Дэвид уставился в угол комнаты, закрыл крепко глаза и снова их открыл. Наконец он протянул руку и выключил кардиограф. – Все. Спасибо всем, – только и мог сказать он.

Комната начала пустеть. Оставшись один, Дэвид еще долго глядел на безжизненное тело Шарлотты. Несмотря на трубки, синие пятна и электрические ожоги на груди, от этой женщины веяло чем-то умиротворенным и прекрасным.

Наконец-то она обрела покой.

Внезапно начало сказываться напряжение пережитого. Его руки и подмышки похолодели и покрылись потом.

Весь дрожа, Дэвид вышел из палаты 412, чтобы позвонить Уолласу Хатнеру. В глубине души он смутно почувствовал, как на него пахнуло холодом кошмара. Он взглянул на часы, висевшие на стене. Как долго они оживляли ее? Минут сорок пять? Час? Черт возьми, какая разница, – пробормотал он, садясь за стол в комнате медсестер, чтобы сделать запись о смерти в карту Шарлотты Томас.

– Как я?.. А... в норме. Спасибо, – ответил Дэвид, кладя подбородок на стол и разглядывая чашку, оказавшуюся прямо перед его носом. – Спасибо за кофе.

– Мне очень жаль, что она не оправдала ваших ожиданий, – произнесла Кристина.

Дэвид продолжал глядеть на чашку, как бы ища ответ на какую-то космическую тайну.

– Калий! – вдруг воскликнул он.

Кристина, которая хотела было выйти, избавиться от этого напряженного молчания, вернулась к нему. – Что калий?

Он поднял голову и сказал:

– Что-то здесь не так, Кристина. То есть что-то неестественное. Может, я ошибаюсь, но я не могу припомнить ни одной остановки сердца, где хотя бы на короткое время оно ни ожило бы... даже когда прошло значительно больше времени между остановкой и правилом девяносто девять. Проклятье! Жаль, что у меня не было времени измерить ее уровень калия. Калий, кальций... не знаю, что, но я убежден, где-то произошел отказ.

– А сейчас разве нельзя измерить уровень калия? – спросила Кристина.

– Можно, конечно, но мало толку. Во время реанимирования и после смерти калий выбрасывается в кровяную систему из тканей, поэтому уровни обычно в любом случае бывают высокими. – От злости он сжал кулаки.

– А из-за чего уровень калия может резко измениться? – дрожащим голосом продолжала Кристина.

– По разным причинам, – ответил Дэвид, слишком поглощенный своими мыслями, чтобы заметить ее состояние. – Внезапно забарахлили почки... тромб в крови... даже неправильно прописанное лекарство. Должно быть, я где-то ошибся. Впрочем, это уже не имеет значения. Мертвый человек он и есть мертвый, – заключил он и заметил, что его слова причиняют ей боль. – Извини, я не хотел тебя обидеть. Боюсь, что приятная перспектива разговора с доктором Хатнером, находящимся в Кейп-Коде, выбила меня из колеи. Я не думаю, что он придет в восторг, если узнает эту новость, вернувшись домой. Послушай, может быть, как-нибудь мы сядем и поговорим о миссис Томас. Хорошо?

– Может быть... как-нибудь, – отвернувшись в сторону, чуть слышно проговорила Кристина.

Отыскав в записной книжке номер телефона, оставленный Хатнером, Дэвид после непродолжительного препирательства с телефонисткой дозвонился до него. "Алло" Хатнера не оставляло никаких сомнений, что он спал.

– Господи, помоги, – проговорил Дэвид, воздевая глаза к небу. – Доктор Хатнер, это Дэвид Шелтон – прокричал он в трубку.

– Да, в чем дело, Дэвид? – почти с раздражением спросил Хатнер.

Только теперь Дэвид сообразил, что надо было переждать и позвонить завтра. – В Шарлотте, доктор Хатнер, Шарлотте Томас. – Он почувствовал себя так, словно его язык быстро распух и достиг размеров грейпфрута.

– Ну и что с ней?

– Полтора часа назад было установлено, что ее пульс остановился. Мы пытались оживить ее... по полной программе... работали не покладая рук – все напрасно. Она мертва, доктор Хатнер.

– Что значит работали по полной программе? Черт возьми, что у вас там произошло? Я обследовал ее этим утром, и ее состояние оставалось достаточно стабильным.

Дэвид не предполагал, что разговор с Хатнером будет легким, но к такому повороту событий он оказался не готов. Его язык перешел стадию грейпфрута и увеличился до размеров арбуза.

– Я... я не знаю, что произошло, – проговорил он. – Может, все дело в гиперкалемии. Кардиограмма показала короткий период мелкой фибрилляции, затем ничего. Сплошная прямая. Мы сделали все возможное. Результат тот же.

– Гиперкалемия? – в голосе Хатнера прозвучало больше удивления, чем гнева. – В прошлом у нее никогда не было проблем с содержанием калия.

– Вы хотите, чтобы я позвонил мистеру Томасу? – наконец спросил Дэвид.

– Нет, предоставьте это мне. Он все равно ждет моего звонка, – задумчиво протянул Хатнер, но тут же снова перешел на резкий тон. – Для меня ты можешь сделать вот что – свяжись с Ахмедом Хадави, старшим паталогоанатомом. Передай ему, что утром будет вскрытие трупа этой женщины. Я хочу знать точно, что же произошло. Если почему-то Томас не согласится, я сам сообщу Хадави, что все отменяется. Передай также ему, что мы будем в секционном зале завтра утром ровно в восемь с письменным разрешением Питера Томаса. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответил Дэвид, но Хатнер уже повесил трубку. Он положил трубку на рычаг и в сердцах добавил: – Проклятье!

Пост медицинских сестер был пуст, если не считать Дэвида и секретарши отделения, которая предпринимала отчаянные усилия, чтобы не замечать его. Закрыв глаза, он сел, растирая пальцами виски и пытаясь избавиться от неприятных эмоций, бушевавших в душе. Огорчение? Конечно, это и понятно. Депрессия? Пожалуй, что да. Только что он потерял больного. Одиночество? Черт возьми, как не хватает Лорен!

Но что-то еще не давало покоя. Нечто, покрытое туманной дымкой и расплывчатое. Такое, на чем нельзя было сконцентрироваться. Это нечто было связано с другим чувством. Прошло несколько минут, и Дэвид начал догадываться, что его беспокоит. В основе всех его реакций, всех его эмоций лежит неопределенное чувство страха. Дрожа и не совсем отдавая себе отчет в том, что он делает, Дэвид набрал номер Лорен и бросил трубку только после десятого гудка. Несмотря на то, что в больнице у него оставались еще кое-какие дела, Дэвид ощутил настоятельную необходимость уйти отсюда. Позвоню Хадави из дома, решил он.

Кристина, прислонившись к дверному косяку, ждала, когда Дэвид уйдет. Она ничуть не сомневалась в справедливости того, что сделала, но вместе с тем у нее остался неприятный осадок от содеянного.

Позднее, оторвавшись от составления отчета, она направилась по безлюдному коридору к телефону-автомату. Номер, который она набрала, отличался от того, каким она воспользовалась днем раньше. Неужели прошел только один день?.. Но на этот раз ей никто не ответил. Раздался щелчок и протяжный сигнал.