На острие - Блок Лоуренс - Страница 19

— На первый взгляд — да.

— Я и раньше сталкивался с подобными случаями. Дети старших классов, студенты... Впервые увидев такое, я подумал, что нельзя уходить из жизни столь нелепо. Совсем еще мальчик... Мы нашли его в платяном шкафу, можете себе представить? Он сидел на перевернутом пластиковом ящике, в каких перевозят молоко. А вокруг шеи была затянута простыня, привязанная к перекладине, — черт ее знает, как она называется! — На нее обычно вешают плечики для одежды. Ну, разве вы станете так поступать, если вдруг решите повеситься? Предположим, вам не хватит духа. Тогда достаточно встать на ноги и ослабить натяжение веревки или, как в его случае, простыни. Если же, напротив, всей своей тяжестью натянуть веревку, чтобы побыстрее задохнуться и переломить себе шею, то, пожалуй, перекладина не выдержит и сорвется.

— Так бы я и ушел тогда в растерянности, решив, что кто-то пытался задушить мальчишку и выдать его смерть за самоубийство, но напарник, к счастью, меня просветил. Прежде всего он обратил мое внимание на то, что малыш был голым.

— "Эротическая самоасфиксация", — сказал он мне.

Помолчав с минуту, Андреотти продолжил:

— Никогда не слышал ни о чем подобном. Оказалось, это новый способ мастурбации. Если, перехватив себе горло, ограничить доступ воздуха в легкие, то удовольствие вроде бы возрастает. Конечно, не в том случае, когда у вас подвертывается нога, как у того бедняги. При таком повороте дела вы рискуете превратиться в труп, а семья обнаружит вас с выскочившими из орбит глазами, в самом непотребном виде.

Он покачал головой.

— Он был вашим другом, но, могу поспорить, вы не догадывались, в каком дерьме он увяз.

— Да уж.

— Никто никогда ничего не знает. Старшеклассники иной раз делятся между собой. Но взрослые! Вы можете вообразить мужика, говорящего другому: «Послушай, я тут нашел новый великолепный способ себя подбодрить»? Бьюсь об заклад — вы не ожидали увидеть подобное. Вы, конечно, подумали, что с ним произошел сердечный приступ или что-то в этом роде?

— Я просто беспокоился за него.

— Итак, она открыла вам дверь своим ключом? А дверь-то была заперта?

— Да, на задвижку и защелку.

— И все окна закрыты? Ну, что же. Если вас интересует мое мнение, все кажется достаточно ясным. У него есть семья или кто-то, кого следовало бы известить?

— Его родители умерли. Если у него и были родственники, то я ничего об этом не знаю.

— Господи, стоит только проявить слабинку, и нелепая смерть одинокого человека может разорвать сердце. Посмотрите, какой он изможденный! Несчастный сукин сын!

В гостиной он спросил:

— Не хотите формально его опознать? При отсутствии ближайших родственников нам нужно найти кого-то, кто мог бы это сделать.

— Это Эдди Данфи.

— О'кей, — сказал он. — Достаточно.

Вилла Росситер жила в квартире под номером 1-В. Как и жилище Эдди, она располагалась в глубине коридора и имела такую же планировку. Однако квартира Виллы находилась в восточном крыле здания и казалась из-за этого как бы зеркально перевернутой. К тому же в ней обновили санузел, а на кухне не было ванны. Небольшая, в два квадратных фута душевая была устроена в углу спальни. Мы сидели на кухне за старым оцинкованным столом. Вилла спросила, хочу ли я что-нибудь выпить, и я ответил, что не откажусь от чашки кофе.

— У меня только растворимый, — сказала она. — Да и тот без кофеина. Может, лучше выпьете пива?

— Кофе без кофеина тоже сойдет.

— Себе я налью чего-нибудь покрепче. Посмотрите — меня всю трясет.

Она вытянула вперед руку. Если та и дрожала, я этого не заметил. Подойдя к шкафчику над мойкой, она достала бутылку виски «Тичер'с» и плеснула граммов пятьдесят в банку из-под джема «Флинстоун». Затем снова присела к столу. Взяв банку, она зачем-то на нее внимательно посмотрела, а потом залпом выпила половину. Закашлявшись, передернула плечами и тяжело вздохнула.

— Так-то лучше, — заметила она.

Мне было нетрудно в это поверить.

Засвистел чайник, и она приготовила мне кофе. Если, конечно, эту бурду можно было так назвать. Помешав, я оставил ложечку в чашке — говорят, так быстрее остывает, но я очень в этом сомневаюсь.

Помолчав, Вилла сказала:

— Даже молока не могу вам предложить.

— Я пью черный кофе.

— Правда, есть сахар. В этом я совершенно уверена.

— Не употребляю.

— Неужели боитесь испортить вкус растворимого, да еще без кофеина, кофе?

— Пожалуй.

Допив виски, она заметила:

— Вы сразу распознали запах. Поэтому тут же и догадались?

— Ошибиться было невозможно.

— Наверное, теперь и я этот запах никогда не забуду. Когда были полицейским, часто оказывались в подобных ситуациях?

— Если вы имеете в виду квартиры с трупами, то, боюсь, ответ будет утвердительным. Не раз приходилось сталкиваться с подобным.

— Привыкли?

— Сомневаюсь, что к этому вообще можно привыкнуть. Просто со временем лучше получается скрывать эмоции от других и от себя.

— Интересно, как вам это удается?

— Ну, выпивка помогает.

— Вы точно не хотите?

— Спасибо, нет. Как еще можно избавиться от эмоций? Некоторые полицейские злятся на умерших или нарочито демонстрируют свое безразличие и пренебрежение. Вынося тело, они порой волокут мешок так, что тот бьется о ступени. Конечно, когда в мешке тело вашего друга, смотреть на это непереносимо. Но таким образом полицейские пытаются как бы обезличить прах. Стоит отнестись к нему, как к какому-то хламу, и перестаешь мучиться из-за того, что случилось с этим человеком, прекращаешь задумываться над тем, что подобное однажды произойдет и с тобой.

— Боже!.. — сказала она, доливая виски в банку. С этикетки смотрела тупо улыбающаяся физиономия Фреда Флинстоуна. Закупорив бутылку, Вилла отхлебнула виски. — Мэтт, давно вы были полицейским?

— Несколько лет назад.

— А чем теперь занимаетесь? Вы слишком молоды, чтобы бездельничать.

— Я стал кем-то вроде частного детектива.

— Кем-то вроде?

— Ну, у меня нет лицензии. Нет офиса, обо мне не упоминают на желтых страницах справочника. Нет и работы, если на то пошло. Хотя время от времени люди обращаются ко мне с просьбой чем-нибудь им помочь.

— И вы беретесь?

— Если думаю, что смогу помочь. Как раз сейчас работаю на клиента из Индианы. Его дочь приехала в Нью-Йорк, чтобы стать актрисой. Она жила в меблированном доме совсем неподалеку, а пару месяцев назад исчезла.

— Что же с ней произошло?

— Как раз это я и пытаюсь выяснить. Но с тех пор, как взялся за это дело, узнать удалось чертовски мало.

— Потому-то вы и хотели повидать Эдди Данфи? Он был с ней знаком?

— Нет, между ними — ничего общего.

— Вот и лопнула моя теория. Я было подумала, что он попросил ее позировать для какого-то из тех похабных журнальчиков. А потом, не успев опомниться, она попала и на съемки фильмов для извращенцев. Ну, дальше вы и сами догадываетесь. Неужели их действительно снимают?

— Такие фильмы? Насколько мне известно, это вполне вероятно. Но мне попадались только грубые подделки.

— А вы стали бы смотреть настоящий фильм? Если бы нашлась хорошая копия и вас пригласили на просмотр?

— Без веской причины — никогда.

— А любопытства ради? Разве это не веская причина?

— Не думаю. Мое любопытство не простирается так далеко.

— А как бы я поступила? Вероятно, посмотрела бы, а потом казнила себя за то, что сделала это. Или же воздержалась бы, а потом все-таки жалела, что не воспользовалась возможностью. Как ее звали?

— Пропавшую девушку? Паула Хольдтке.

— Между Эдди и ней ничего не было?

Я подтвердил, что они не знали друг друга.

— В таком случае зачем вы хотели его повидать?

— Мы были друзьями.

— Давними?

— Нет.

— Чем же вы занимались вдвоем? Вместе ходили по магазинам? Извините, это бессердечно с моей стороны. Бедняга мертв. Он был вашим другом, и он умер. Но вы такие разные, что трудно поверить в вашу дружбу.