Добровольная жертва - Метелева Наталья - Страница 2

– Но ты же можешь позвать матушку, и она придет за тобой, – напомнил телепат.

– Я зову непрерывно. Она молчит с тех пор, как я здесь.

– Как же ты меня с ней познакомишь?

Ведьма умоляюще заглянула в лицо мастера, обдав его сочной лесной зеленью глаз. И мастер горько вздохнул про себя, отметив, как пожухла эта зелень за время, проведенное в подземелье. Детка прошептала:

– Мы могли бы пойти наверх, к свету. Она где-то там. Молчит, и не может войти!

Гигант покрылся мурашками и стремглав выскочил из каземата: Тварь близко, детка почуяла присутствие «матушки»! Но дозорные только пожимали плечами: ничего, кроме снега. Да и тот упал весь, наконец, и обмер по сугробам, позволяя себя топтать и расчищать тропинки. Стражи не скрывали разочарования: долгожданная схватка свелась к размахиванию лопатами. Возможно, Владыка, которого они срочно вызвали, узнает, где и в каком обличье притаилась Тварь. Но охотник на нигов не торопился с визитом.

Мастер, проверив дозоры, вернулся к наживке.

Ведьма уже не носилась как белка по стенам, а висела на потолке вниз головой, скрестив руки и поджав под себя ноги. Точнее, не под себя, а как бы уже над собой. Ее растрепанные косички забавными сосульками свисали вниз, а нос сердито морщился. Вокруг тела от стены до стены серебрилась паутина. Лерг попятился: не хватало еще вляпаться и попасть к монстру на обед.

– Ты видел матушку? – спросила Детка.

– Нет, – признался мастер. – Может, спустишься?

– Не могу, я застряла сама в себе!

Одинокая слезинка капнула на каменный пол со звуком шлепнувшейся лягушки. Девочка дернулась, взмахнула руками, но нити держали ее прочно.

– Почему пауки не прилипают к паутине? – плачущим голоском спросила Детка. – Ведь паутина – это тоже паук!

– Если паутина – это ты, тогда отцепись от стен, – посоветовал мастер. – Мы в таких случаях разжимаем пальцы.

И он тут же шарахнулся в сторону из-под слетевшей вместе с паутиной ведьмы.

– Здорово! – засмеялась она, заелозив на полу подбитым воробьем. Она попыталась выбраться из собственной сети, но та только обмоталась вокруг нее плотным коконом. – Ну вот… совсем у-пала… пала… по-палась!

Мастер задумчиво обошел вокруг жертвы самое себя. Она не могла пошевелиться, и только беспомощно моргала. Потом пискнула:

– Лерг! Мне больно. Она… я… паутина засыхает!

Кокон, действительно, словно ужался и, по-видимому, сильно сдавил девочку. Лерг срочно припомнил все сведения о пауках, какие знал, но ничего подходящего для выхода из ситуации не нашел. Можно поджечь паутину факелом, но девочка сильно пострадает. И он выдал еще один совет дилетанта:

– А ты втяни ее в себя.

Обездвиженная Детка удивленно глянула на него сквозь серебристую кисею:

– Ага, попробуй втянуть в себя собственную руку!

– Втягивают же кошки когти, – не растерялся мастер.

Девочка призадумалась, а через несколько минут уже свободно прыгала, от восторга хлопая в ладошки:

– Какая славная игра в ловушку! Я даже испугалась!

Он дал ей порадоваться и пригвоздил:

– А как там с арифметикой?

Она скромно вздохнула, и Лерг ухватил за щенячий хвостик юркую монстрью мыслишку «Конфентка … карманчик…», и ухватил за бумажный хвостик уже перекочевавшую в детский кулачок конфету из его собственного надежно застегнутого кармана. За этой пятилеткой глаз да глаз!

– Э-э, нет, воришка! Сначала арифметика! И надо спросить разрешения, а не красть.

Детка распахнула глаза, погрузив его в лесную зелень, в недоумении наморщила лобик.

– Зачем? Это же моя конфета! Ты же принес ее мне!

– Еще не отдал, – резонно заметил мастер.

– Как это?! Ты мне ее отдал уже тогда, когда переложил в карман, чтобы принести мне.

– Нет, может так оказаться, что я нес ее кому-то другому. Не всякая конфета в моем кармане твоя.

– Не может. Я взяла только свою!

Истинная правда. Из десятка сладостей, упакованных в разные карманы, она утащила предназначенное именно ей.

– Она не твоя! – он решительно опустил в карман спасенное лакомство. – Она пока просто лежит в моем кармане. Брать нельзя.

– Но и лесная ягода просто лежит! – возмутилась ведьма. – Я вижу ее и срываю, зная, что она моя!

– Ягода принадлежит всем, в отличие от моего кармана. Она не имеет собственной воли. Кто увидит первым, тот и возьмет, если она ему покажется необходимой. А мой карман принадлежит мне, и в нем царит моя воля. Залезть в него без разрешения – нарушить мою волю.

Девочка с блестящими от обиды глазами, сердито сжав кулачки, доказывала, что и ягода имеет собственную волю, потому что иначе она ни за что не лежала бы так, чтобы ее заметили, а лежала бы как-то по-другому, под листком, например.

Лерг поежился, поняв, что Твари и людей сожрут из чувства долга, только потому, что на глаза попались: мол, не хотели бы сами люди, то не попались бы, а так – по своей воле будут съедены, получается. И пошли-поехали препирательства, неизменно доводившие спорщиков до головной боли в попытке найти точку пересечения, момент взаимопонимания двух непересекающихся параллельных логик, пока Лерг не отрезал:

– Твоей конфета будет, когда я сделаю вот этот жест: сам достану ее из кармана и сам положу тебе в ладошку.

– А, поняла! – радостно воскликнула Детка, тоже порядком измученная. – Ритуальный жест добровольной жертвы! Ты всё уже давно решил, и я об этом осведомлена, но нужен еще один символический подтверждающий жест. Да? И когда ты сам отдаешь мне в руку то, что уже давно отдал в мыслях, то это Ратификация. Да?

– Да. Можешь называть проще – согласие. Тогда это не будет кражей.

Он отдал ей конфету, и с облегчением перепоручил узницу надзору новенькой стражницы:

– Познакомься, малышка, это твоя новая воспитательница Лека.

– Моя … вос-питательница… – девочка задумчиво посмотрела на веселое, обрамленное легкомысленными кудряшками, лицо представленной девушки. – Мне ее матушка прислала?

Он объяснил, что Лека добровольно вызвалась помочь детке с умыванием и арифметикой, и ретировался под заинтересованный вопрос ведьмочки, обращенный к новой надзирающей: «Так ты моя … добровольная вос-питательница?» Что-то кольнуло его в этой фразе, но мастер отложил размышления до более спокойного времени.

Миновав внешний щит, Лерг расслабился и вздохнул полной грудью: во время ежедневных бесед ребенок с не меньшим усердием и силой взламывал его ментальную защиту. Ну и дети пошли! Все-таки в обете безбрачия служителей Внутреннего Круга Лиги есть свои прелести.

С этой утешительной мыслью мастер отправился к южным вратам встретить самого Главу Лиги – натха, вызванного в Пустошь взглянуть на летний снежок собственными верховными очами.

Погодная аномалия на вызванном переполохе не успокоилась и преподнесла очередной сюрприз: пока Лерг пересекал территорию скита, снежок поежился под прорвавшимся сквозь тучи рассвирепевшим солнцем, расползся бурными потоками и за каких-то десять минут растаял вместе с породившими его тучами. Таянье было не просто стремительным, а моментальным.

Прибывшему Владыке нечего было рассматривать, разве только подивиться чистоте отмытой до блеска каменистой почвы и такой весенней свежести воздуха, что Лерг с подозрением покосился на умытые деревья: не взбрело ли им еще и по-майски расцвести для полного сумасшествия? Не взбрело, с некоторым сожалением отметил мастер. Когда Глава Лиги ступил на склон холма, тот был уже сух, как пустыня.

Владыка не стал выслушивать доклад с подробностями дурного поведения снежка, непререкаемо объявив:

– Никаких явных следов Твари!

– Ну да, снег-то растаял, – проворчал Лерг, мокрый до ушей от внезапного превращения сугробов в озера, а последних в реки и далее в тугой туман.

Владыка повернул белоснежную голову:

– Вы объявили готовность?

– Всегда готовы. Круглосуточно. Но не перестраховываемся ли? – спросил Лерг, подцепив вилкой сочный рыбный ломтик. Глава изволил завтракать в общей трапезной вместе с рядовыми членами Лиги и начальниками воинского Круга.