Сага о Хелоте из Лангедока - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 64

Гури был полон энтузиазма. Он с удовольствием осматривал выработку. Когда они остановились у штольни, вход в которую был кое-как укреплен вертикальными столбами, Гури радостно полез туда и лишь в самую последнюю секунду был ухвачен за плащ и почтительно извлечен наружу начальником стражи.

– В чем дело, милейший? – осведомился Гури. Одна щека у него была уже белой.

– Не стоит вам туда ходить, сэр, – пояснил начальник стражи, тщательно подбирая выражения.

– Милостивый государь, – гордо заявил Гури, – я никогда еще не лазил в штольни. Вы что, хотите лишить меня нового ощущения?

– Видите ли, там опасно. Может обвалиться в любую минуту.

– Обвалиться? Да ведь там кто-то работает, а? – упрямился Гури.

– Ну и что с того, что работает? – возразил начальник стражи. – Весь вопрос ведь в том, НА КОГО обвалится. Мне разрешено иметь столько-то трупов на тонну соли. Это нормально и от этого никому не будет хуже. Другое дело – вы, сэр. Простите, что я вынужден был предположить самую возможность несчастья.

Они спустились по лесенке еще ниже. Здесь уступы были намного шире. В одном месте, где, видимо, случился обвал, была навалена груда камней.

– Соль дороже золота, – рассуждал начальник стражи. – Без соли никуда. Верно я говорю? Соль – она всем нужна. Недаром и Господь наш говорил: «Вы – соль земли».

– Он говорил это отнюдь не вам, милейший, – заметил Длинноволосый.

Начальник обиделся, но Гури уже заинтересовался обвалом, и бедняге пришлось проглотить это замечание. Спорить с валлийцем не приходилось – о нем и его подвигах все уже были наслышаны. Поэтому, подумав, начальник стражи заговорил вновь:

– Да и добывать ее труднее, чем золото.

– А много народу у вас тут гибнет? – поинтересовался Гури, проводив глазами очередную личность с тачкой.

«Босяк – он и есть босяк, – подумал начальник стражи, – даром что лорд и известный герой». Вслух же сказал:

– Порядком. – И лицо его стало таким суровым, будто он потерял здесь всех своих близких и сам ожидает подобной же участи.

– А где вы их хороните?

– Есть тут одно кладбище... Но их, как правило, хоронить не приходится... – Начальник стражи выразительно покосился на обвал.

– Скажите, – продолжал свои расспросы Гури Длинноволосый, сталкивая вниз камешки носком сапога, – а случались тут у вас побеги?

Прищуренные глаза Гури при этом мгновенно раскрылись и уставились на начальника стражи. Тот возмущенно фыркнул:

– Ни-ко-гда, – отрезал он. – Вы уже имели возможность убедиться, сэр, что охраняют этих головорезов не на страх, а на совесть. Правда, был тут один, который пытался бежать...

– Он еще жив? – Гури даже подпрыгнул от удовольствия.

– Да... Хотите посмотреть?

– Конечно!

Гури легко зашагал следом за начальником стражи. Тэм заметил, что нынче покалеченный в боях валлиец как будто совсем не хромает. Но он давно уже перестал обращать внимание на странности своего господина.

– Идемте, посмотрим, – сказал Гури. – А потом, с вашего позволения, мы вас покинем. Я доложу шерифу о том, что соляные копи, как всегда, являют собой образец порядка и благолепия.

– Мы вас так просто не отпустим, сэр. – Начальник стражи позволил себе подобострастное лукавство. – А отобедать с нами, сэр?

Гури покачался на носках.

– Баланды вашей похлебать, что ли? – насмешливо спросил он.

Начальник затрясся в почтительном хохоте.

– Ладно, идем, – милостиво разрешил Гури.

Они обогнули осыпь и вышли к ровной площадке, сделанной, видимо, специально для проведения публичных экзекуций. Посреди стоял добротный столб, к которому надлежало привязывать провинившегося. Сейчас возле этого столба сидел в тяжелых, покрытых темными пятнами колодках какой-то истощенный, до черноты загорелый тип, весь облепленный оводами и мухами. Он сидел, свесив голову. Рядом с ведром воды дежурил солдат, в обязанности которого входило следить за тем, чтобы наказанный не умер раньше времени.

Тэму, который мучительно страдал от солнца, стало дурно – так подействовало на него зрелище и сопутствующий запах. Мальчик побледнел, сжал зубы, в ушах у него нарастал звон. Прежде чем Тэм понял, что с ним происходит, это понял Гури. Он ударил мальчика по лицу и, схватив за шею, пригнул его голову вниз, подержал в таком положении несколько секунд, а потом отпустил. Выпрямившись, Тэм в изумлении посмотрел на валлийца.

– Ты теряешь сознание, Тэм, – сказал Гури.

Тэм покачнулся. Гури схватил его за плечи и обратился к начальнику стражи:

– Да проводите же его в тень, милейший!

Начальник стражи стоял с разинутым ртом и не двигался с места. До сих пор Гури не обращал на мальчика никакого внимания, и начальник грешным делом принял его за слугу.

– А этот молодой, э... лорд... он кто? – промямлил начальник стражи.

– Мой сын, – отрезал Гури Длинноволосый. – Внебрачный. Делайте, что вам говорят.

Вконец растерявшись, начальник стражи подхватил Тэма под мышки. Обремененный шатающимся, покрытым испариной мальчиком, он исчез за осыпью. Оставшись один, Гури Длинноволосый взял у солдата ведро и плеснул водой на умирающего. Затем склонился над ведром и жадно отпил. Человек в колодках завозился, но головы не поднял.

– И сколько времени он тут сидит? – поинтересовался Гури, оторвавшись от ведра с водой.

Солдат не сразу понял, что вопрос обращен к нему, но, когда это обстоятельство стало для него очевидным, деликатно прокашлялся и ответил:

– Четвертый день, сэр.

– Гм... и не дохнет? – с любопытством спросил Гури и зачерпнул еще воды, чтобы вылить себе за шиворот. – Ну и жара тут у вас, – проворчал он себе под нос.

– Живуч, сэр, – бодро отрапортовал солдат, обретя должную выправку. – Если б я попал на его место, спаси меня Дева Мария, я бы давно сдох, сэр.

Гури потыкал в пленника ногой.

Человек в колодках поднял голову. Его лицо распухло от укусов насекомых. Он раскрыл черные глаза и, увидев как в тумане перекошенный рот, уродливый шрам и длинные белые волосы Гури Длинноволосого, хрипло прошептал:

– Хелот... это ты...

Солнце садилось. До дома отшельника святого Сульпиция оставалось полчаса езды. Хелот изрядно устал за этот день – то ли верховая езда, то ли разговоры с дураками измучили его до полусмерти. Дураков он по-прежнему не любил, хотя от всей души пытался относиться к ним по-христиански.