Проклятое созвездие - Задорожный Александр - Страница 16

— Минуту, — прервал Смайлз своего помощника, — на выставку обязательно ехать?

— Конечно! — воскликнул Перри, удивившись такому вопросу. — Вам необходимо показать избирателям, что вы не сухарь-чиновник, а образованный человек с богатым духовным миром. «Осквернители рукой» — это самое модное и революционное течение в искусстве. Можно сказать, последний писк. — Из органайзера Перри вылезли несколько листков распечаток. — Вот здесь все, что вам надо знать об этом направлении в искусстве. Несколько имен корифеев этого направления, методы работы и достигнутые ими результаты. — Перри протянул листки Смайлзу. Тот взглянул и поморщился. — Выставку необходимо посетить, — заверил Перри.

— А может, заменить выставку концертом какой-нибудь рок-группы?

— На концерт мы пойдем в другой день. Как раз в Центральном Плобитаунском Дворце Культуры состоится первый после двадцатилетнего перерыва концерт «Бешеной игуаны» — это классика рока.

— Группа «Бешеная игуана» мне нравится, — согласился Смайлз. — Я слушал ее, когда заканчивал школу.

— Отлично! Мы сфотографируем вас в компании музыкантов, и вы сможете завоевать голоса их выросших поклонников.

— С этим я согласен, но на выставку «осквернителей» я не поеду. На сколько, кстати, намечено ее открытие?

— На пять часов.

— Как раз в это время у меня важное совещание в министерстве.

— Хорошо, выставку вычеркиваем, — недовольно согласился Перри, — но это большая ошибка.

— Что у нас намечено на вечер?

— Вечером у вас благотворительный ужин для смертников в Северной Плобитаунской тюрьме.

— Ладно, — подумав, согласился Смайлз, — это лучше выставки.

— Теперь некоторые данные социологических опросов. — Перри, поправив очки, вновь защелкал кнопками на электронном органайзере. — По соцопросу до вступления в гонку Боба Даркмана вы обгоняли Джеймса Хэнка на пять процентов с результатом в пятнадцать процентов. Герб Кримсон получал три целых четыре десятых процента.

— А за кого проголосовали оставшиеся семьдесят один и шесть десятых процента? — быстро сосчитав в уме цифры, поинтересовался Смайлз.

— Они не определились.

— Как это понять?

— Если бы в бюллетенях стоял пункт против всех, они бы выбрали именно этот вариант.

— Мне это не нравится, — сделал вывод Смайлз. — Я чувствую неуверенность. А как изменилось соотношение, когда в гонку вступил Даркман?

— Вы набираете двенадцать и пять десятых, Хэнк семь целых пять десятых, Герб Кримсон три целых четыре десятых, а Даркман пять целых.

Когда Перри произносил все эти цифры, Смайлз неотрывно смотрел на его фиолетовую бородку. Данные социологического опроса ему не нравились так же, как и эта вызывающая деталь имиджа его специалиста по политическому пиару.

— Получается, Даркман отнял у меня и у Хэнка по два с половиной процента?

— Получается так.

— Семьдесят один и шесть десятых процента остались и опять не смогли определиться.

— Да.

— А электорат Кримсона остался прежним.

— Да, но у Кримсона минимум, который вряд ли будет расти в какую-нибудь сторону.

— Ладно, — согласился Смайлз, — но, даже если бы в гонку не вступил Даркман, с такими результатами выборы не состоятся.

— Поэтому я предлагаю начать наступление на позиции конкурентов, — предложил Перри. — Мы отберем голоса у Хэнка и Даркмана, а, увидев нашу победу, те, кто еще не определился к этому времени, примут нашу сторону. С каждым процентом, отнятым у конкурентов, мы получим два из числа неопределившихся. Главное, начать первыми. Тут важна скорость. Если мы отнимем у Хэнка один процент, ему придется отнимать у нас три.

— Это разумно, — согласился Смайлз.

— Самый радикальный способ отнять голоса у соперника — это «облить его грязью», вытащить наружу несколько «жареных фактов». Показать оппонента с неприглядной стороны. Например, в своих выступлениях по поводу комиссара Хэнка всегда указывать на то, что он плохо одевается. При этом непременно отпускать шутки, мол: на что тогда комиссар тратит полученные взятки?

— Мне этот ход нравится, — согласился Леон, — но не слишком ли это вульгарно? К тому же с Хэнком мы хорошо знакомы. Хочешь не хочешь, по работе постоянно приходится контактировать.

— Не волнуйтесь, уверен, он будет действовать точно так же. К тому же и вы, и он прекрасно понимаете, что это всего лишь игра. Нужно показать избирателю первоклассное шоу.

— Я не волнуюсь, — заметил Леон, — я анализирую.

— Насчет «жареных фактов», господин Смайлз, — продолжил Перри, — это поручите своим помощникам. Им это сделать будет проще: они профессионалы. Состоять компромат должен из полуправдивых историй…

— Насчет компромата не беспокойтесь, — прервал специалиста Смайлз. — Мы это делать умеем.

— Я и не беспокоюсь, — ответил Перри. — Я просто честно отрабатываю свой гонорар.

— Я это вижу, — заметил Смайлз.

— Тогда у меня пока все. — Перри замолчал.

Смайлз сложил в стопку все распечатки, которые дал ему Перри Руте, обвел присутствующих пристальным взглядом и, выдержав небольшую паузу, подытожил:

— Сегодня у нас напряженный день, постараемся провести его плодотворно. Спасибо, Перри, у нас еще есть несколько минут до начала пресс-конференции, я хочу отвести их государственным делам, поэтому вы свободны. Конвой проводит вас к лимузину. Ждите меня там. — Смайлз нажал под столом кнопку вызова, и в кабинет вошли два мордоворота в серых одинаковых костюмах. — Проводите этого господина до машины.

Перри поежился, поправил очки и, выдавив из себя улыбку, в сопровождении охранников вышел из кабинета начальника службы безопасности Плобитауна.

— Господа, — обратился Смайлз к двум своим заместителям, все время, пока их шеф разговаривал с Перри, сидевшим молча, — мы вышли на финишную прямую, здесь времени на то, чтобы исправить ошибку, уже не будет, поэтому постараемся их не делать.

Рэгнар Роке и Миррэр Войт были похожи друг на друга, как братья-близнецы: одинаковые прически, одинаковое выражение каменных лиц, пустой взгляд холодных глаз. Основным отличием Рокса от Войта был разный оттенок пиджаков. У Рокса пиджак отливал синим, а у Войта зеленым цветом.

— Как вы слышали, у меня насыщенная программа, — продолжил Смайлз, — поэтому вам предстоит действовать самостоятельно. Роке, ты займешься Джеймсом Хэнком. Ты, Войт, Бобом Даркманом. Мне нужно о них знать все: где спят, что пьют, с кем дружат. Но главное, ищите: неуплату налогов, любовниц. Если кто-то из них перейдет улицу на красный свет, я должен об этом знать.

— Шеф, — обратился Войт к Смайлзу, — на Боба Даркмана и его профсоюз у нас и так достаточно информации в банке данных.

— Мне нужна его связь с Фаризетти. Они что-то замышляют, и я хочу знать, что именно. Установите непрерывную слежку за Фаризетти. Имеющуюся же информацию пока попридержим и использовать не будем.

— Шеф, — на этот раз подал голос Роке, — на слежку за комиссаром полиции необходимо разрешение генерального прокурора.

— Ты не первый год работаешь со мной, Роке, и я не буду тебя учить, как делаются такие дела, но мне нужна полная информация о Хэнке.

— Ясно, шеф, — ответил Роке.

— Поставьте все телефоны интересующих меня людей и всего их окружения на прослушивание. В ваше распоряжение поступают все бригады наружного наблюдения. У меня на столе должны лежать документы о каждом шаге конкурентов, вплоть до записей храпа и фотографий из уборной.

— С Фаризетти будут проблемы, его люди профессионалы, — сказал Войт.

— Полицейские тоже могут заметить наблюдение, — отозвался Роке.

— А вы сами что, зеленые юнцы, что ли? — удивился Смайлз. — Если они заметят установленную за ними слежку, я подыщу себе новых помощников, например Перри. Всем все ясно?!

— Так точно!

— Тогда за работу!

Роке и Войт резко встали и, замерев на пару секунд по стойке «смирно», вышли из кабинета шефа.

Когда подчиненные вышли, Леон Смайлз встал, закрыл за ними дверь кабинета и подошел к виртуальному окну. На секунду задержав взгляд на деревьях, росших внизу вокруг лужайки с цветами, Леон четким голосом произнес ключевые слова: