Голова Путешественника - Блейк Николас - Страница 36

– Скажите, – обратилась она к нему, – на чьей вы стороне?

– А сколько у вас сторон?

– Я серьезно.

– И я тоже. Это ведь не просто дело „Государственный прокурор против Плаш-Мидоу и Старого Амбарчика“. Вы же понимаете, что у всех у вас совершенно разные интересы. У подозреваемых, я имею в виду.

– Например? – спросил Лайонел, не сводя с Найджела острого пронзительного взгляда и словно пытаясь замерить внутреннее напряжение собеседника.

– Ладно, возьмем Мару. Она разрывается между любовью к вашему отцу и довольно слабым чувством привязанности к своему. Теперь ее положение еще больше осложняется из-за ее чувства к вам, – увидев, на что вы способны ради отца, она увлеклась вами, я имею в виду, увлеклась по-настоящему, а не как при игре в кошки-мышки, которая затевается для пробы сил или для развлечения…

– Ну, знаете ли! – с деланным ужасом всплеснула руками Мара.

– И, помимо всего прочего, – продолжал Найджел, – у нее еще и своя головная боль. Предположим, это она убила Освальда.

– Этого предполагать мы не будем, – с угрожающим спокойствием возразил Лайонел.

Мара дотронулась до его руки.

– Нет, отчего же. Давайте предположим. Так за что же мне было убивать Освальда?

– Свой мотив вы назвали еще тогда, в июне, за чаем. Вы сказали, что можете убить только из-за одной-единственной вещи – из мести.

Последнее слово произвело на его собеседников впечатление разорвавшейся бомбы; казалось, они просто языка лишились. Молчание затянулось, так что, когда неподалеку плюхнулась в воду нутрия, все вздрогнули.

– Из мести? С чего бы это Маре… – произнес наконец Лайонел.

„Значит, ты не знаешь, – подумал Найджел. – И не мне рассказывать тебе об этом“. Поэтому он шутливым тоном сказал:

– О, у Мары всегда на кого-нибудь зуб – вы же знаете, она никому ничего не спускает… Но давайте вернемся к вашему первому вопросу, только сформулируем его несколько по-иному: кого из вас мне меньше всего хотелось бы видеть повешенным за убийство Освальда? Отвечу вам, не задумываясь, сразу и бесповоротно. Роберта Ситона.

Он заметил, как моментально исчезло напряжение, которое сковывало молодого человека.

– Ну, это уже что-то, – с облегчением промолвил Лайонел. – Надеюсь, такой опасности не существует… – Найджелу показалось, что он чего-то недоговорил. – Боюсь, что вы не представляете себе реальной ситуации. Опасность существует. У вашего отца самый убедительный мотив из всех, если не считать вашей приемной матери. И…

– Но он же ушел тогда на прогулку. Он бы…

– Не пошел на прогулку, если бы ждал Освальда? Но он ведь мог выйти встретить его. Он пошел по дороге на Чиллингхэм; он забыл, что Освальд не знает, не может знать, что срезать угол через лес теперь нельзя, что дорогу там перегородили колючей проволокой. И он ждал его на той дороге, которая была открыта.

На лице Мары отразилось еще большее страдание. Ее белые, крепко сжатые кулаки похожи были на заплаканные скомканные носовые платки. Найджел продолжал:

– Если полиция узнает, где Освальд остановился, когда приехал в Англию, и если она обнаружит что-нибудь, указывающее на его связь с Робертом, – например, письмо от Роберта, приглашающее его тайком приехать в Ферри-Лейси, – то в этом случае положение Роберта будет очень и очень непростым. Думаю, вы это понимаете.

– Но отец ведь не встретился с ним на дороге, – возразил Лайонел. – Так что…

– А где доказательства, что Освальд был убит в Плаш-Мидоу? Пока мы не можем быть уверены даже в том, что он вообще туда приходил.

Мара Торренс медленно опустила правую руку в воду. Вода в Темзе не кипела, но ее жест необъяснимым образом напомнил Найджелу средневековую пытку.

– А помогло бы, если бы кто-нибудь видел Освальда в Плаш-Мидоу в ту ночь? – медленно спросила Мара.

– Могло бы помочь. Впрочем, это зависит от обстоятельств. – Найджел пристально наблюдал за ее лицом. – Но лжесвидетельствовать бесполезно, это всегда выплывает наружу, – прибавил он.

– Не дури, Мара! – воскликнул Лайонел и неожиданно бросил на Найджела полный враждебности взгляд. – Ему нельзя доверять.

– Я вообще никому не доверяю, – хмуро ответила Мара. – Знаешь что, дорогой, оставь нас вдвоем, мне нужно поговорить с мистером Стрейнджуэйзом. Иди. Я хочу поговорить с ним наедине.

– Я думаю, ты делаешь ошибку.

– Уйди. Прошу тебя. Пожалуйста.

– Ну хорошо, раз я тебе не нужен… – проговорил Лайонел, совсем как обиженный ребенок, и с недовольным видом стал выбираться из лодки.

– Только один вопрос, прежде чем вы уйдете, – остановил его Найджел. – Я собираюсь спросить вас об этом уже несколько дней. Вы утверждаете, что в ту ночь крепко спали и даже грозы не слышали. Но на днях, когда на меня набросился Финни Блэк и когда я позвал на помощь, вы сказали, что проснулись от крика. Создается впечатление, что между вашими двумя заявлениями есть некоторое противоречие.

Упершись руками в бока, Лайонел смотрел на него с берега сверху вниз. На лице у него появилось жестокое выражение.

– Я могу сказать только, – проговорил он, – что от грома я не просыпаюсь, а от криков о помощи просыпаюсь. Делайте из этого какие угодно выводы. – Он повернулся и пошел прочь.

– Вы ведь не думаете… – начала было Мара.

– Это, может быть, самая святая правда. Он ведь был на фронте.

Они замолчали. Теперь, когда они остались одни и им уже никто не мешал, Маре невероятно трудно было начать разговор первой, – неожиданно для самой себя она застеснялась. Тем временем Найджел любовался ее прямыми черными волосами, которые сейчас переливались на солнце, бледным как полотно лицом с похожими на синяки темными полукружьями у глаз и пунцово-красными губами.

– Вы его любите?

Девушка стряхнула с себя задумчивость.

– Дело совсем не в этом. – Она похлопала по подушке рядом с собой и по-детски виновато посмотрела на Найджела. – Подойдите сюда и сядьте. Да бросьте вы, не бойтесь, я не собираюсь вас совращать, – нетерпеливо добавила она. – И почему только все меня боятся? Я не могу разговаривать, когда вы смотрите на меня, как психиатр, через стол.

Найджел сел рядом с ней.

– Так лучше?

– Угу. Милый, добрый дядюшка Стрейнджуэйз!

Она как бы непроизвольно придвинулась к нему. Он чувствовал, как ее нога, от бедра до пальчиков ног, прижимается к его ноге. Наконец Мара быстро, не глядя на него, заговорила:

– По-моему, да. Я люблю Лайонела. Я имею в виду, разумеется, что мне хочется лечь с ним в постель. Видно, я на то только и гожусь, чтобы со мной переспать. А он хочет, чтобы я вышла за него замуж. Но я боюсь, у меня просто духу не хватает. Понимаете, я для этого не гожусь, и меня уже не переделаешь. Если бы дело было только в Лайонеле, я бы рискнула – будь что будет. Но…

Она вдруг сникла, как бывает, когда налетает внезапный порыв ветра – предвестник сильной грозы – и тут же опадает, сходит на нет.

– Но вы опасаетесь причинить горе Роберту Ситону, потому что Лайонел – его сын? – подсказал Найджел.

Она покорно кивнула и молча сжала руку Найджела. С палубы проплывавшего мимо прогулочного речного трамвайчика трое мальчишек засвистели им и заулюлюкали.

– Ну что, видите? А вы не верили. Все считают меня потаскухой!

– Какая ерунда. Да они бы освистали и девчушку-очкарика из Армии Спасения, попадись она им на глаза.

Поднятые пароходиком волны качнули их лодку, и Мару бросило на него. Она тут же отпрянула, как будто коснувшись раскаленного железа.

– Я не знаю, с чего начать, – проговорила она, тяжело Дыша.

– Я бы начал с самого начала, – ласково отозвался Найджел. – С Освальда. С того дня в Куантоксе. Когда вам было пятнадцать лот.

Мара вся напряглась, словно в судороге. Над лугами разносилась немолкнущая песня жаворонка. Наконец она тихо произнесла:

– Так вы знаете?

– Я догадался. Это было наиболее вероятное объяснение. Он…

– Да, он изнасиловал меня, – грустно произнесла она. – Черт бы побрал этого жаворонка. Один такой распевал, когда…