Зов сердца - Блейк Дженнифер - Страница 55

— Полезная вещь — достоинство, а также почет и положение, — сказал он с намеком.

— Да, я понимаю, что вы хотите сказать. — Сирен немного помолчала, потом продолжила: — Вы слышали… то есть, знаете вы что-нибудь о ней и о Рене?

— Когда Лемонье только прибыл сюда, он был для нее что валерьяновые капли для кошки; она чуть ли не мурлыкала при виде его. Он был не только свежим человеком, но ужасно привлекательным, и с тем опасным ореолом, который нравится некоторым женщинам. Погоня вышла весьма забавной, поскольку он был хитрее других или, может быть, более привычен к таким домогательствам. Репутация его опередила, естественно.

— Естественно, — повторила она. Бедный Рене, которого преследовала госпожа маркиза, на которого напали, ранили и чуть не утопили в реке. А что случилось, когда он оказался в тепле и безопасности и пошел на поправку?

— На него набросилась она сама.

Сирен остановила взгляд на плясавших в камине языках пламени и продолжала:

— Могут сказать, что он сам навлек это на себя своим прежним поведением.

— Могут, конечно, — ответил Арман, склонив голову набок с рассудительным видом.

— Но вы так не считаете?

— Об этом всегда трудно судить. Кто скажет, почему люди делают то, что делают, что влечет их к порокам?

— За этим должно что-то быть?

— Не всегда, но в случае с Лемонье — вполне вероятно.

— Что заставляет вас так говорить? — потребовала она.

— Рассказ моей двоюродной бабки из Парижа. Она знает эту семью и иногда пишет моей матери. Видимо, Лемонье не всегда был таким, как сейчас, а весьма послушным юношей, вторым сыном в семье. Его определи ли изучать право и методы управления большими поместьями, чтобы он мог служить советником старшему брату, который наследовал фамильные земли и титулы. Потом брат оказался вовлечен в неприглядный скандал, связанный с фальшивыми банкнотами. Была растрачена огромная сумма денег. Старший сын Лемонье вернулся из Парижа, где и случилась эта неудача. Однажды он отправился в глухой лес и выстрелил себе в голову из дуэльного пистолета.

Сирен в ужасе вскрикнула. Арман кивнул.

— Вот так. Драгоценного первенца не стало. В одну ночь Лемонье получил в наследство обязанности брата, а также его долги и скандал. Он отправился в Париж выяснять, что погубило его брата. Там его приняли так радушно, что он вскоре позабыл о своей цели. Он был провинциалом и слишком долго воспитывался в поместьях своего отца; городские удовольствия и великолепие Версаля вскружили ему голову, как и многим другим. Он оскорбил какое-то важное лицо и — voila! Вот он в Луизиане, изгнанник…

Арман прервал фразу, когда на лестнице послышались шаги и в дверях появился Рене. С улыбкой, готовый приветствовать хозяина, он ловко продолжил:

— Но мы все тут изгнанники так или иначе.

— Арман, как приятно видеть вас снова, — сказал Рене, с иронией намекая на частые визиты молодого человека.

Арман, не желая уступать ему в любезности, изобразил легкий поклон:

— Я понимаю, что злоупотребляю этим, но мадемуазель Сирен — такое редкое создание, женщина и красивая и умная. В конце концов, нужно где-то черпать вдохновение для литературных трудов, и как ободряюще действует, когда находишь здесь истинное понимание.

— Ах, вы принесли еще одно стихотворение, — очень учтиво заметил Рене. — Можно мне взглянуть?

Он взял лист бумаги, лежавший на кушетке возле Сирен, и начал внимательно читать, отойдя к камину повернувшись спиной к огню. Арман явно смутился, хотя пытался казаться равнодушным.

— Боюсь, еще одна моя жалкая попытка, пригодная лишь на то, чтобы воздать должное мадемуазель Сирен. Я уверен, что вы за свою жизнь написали много гораздо лучших стихов.

— Одно-два написал. Невозможно удержаться, весь мир помешан на сочинительстве, — сказал Рене, не поднимая головы. — Однако я не помню, чтобы сравнивал глаза дамы с болотом.

— О, я просто имел в виду, что они темные, глубокие и загадочные!

— Я так и предполагал. А как насчет мутных, зыбких и стоячих?

— Я такого никогда не говорил!

— Разве? Как странно! А я думал, говорили. — Рене обернулся к Сирен, подавая ей стихи двумя пальцами с неописуемо пренебрежительным видом. — Будь добра, позвони, чтобы принесли шоколад, дорогая, мне кажется, он нам всем не помешает.

— Заглушить вкус моих стихов? — спросил Арман с мрачным вздохом.

— Разве я сказал что-нибудь подобное? — Рене притворился удивленным.

— Это необязательно. Я и так прекрасно знаю. Избавьте меня от шоколада, мадемуазель, будьте любезны.

— Я должен пойти и побеседовать со своей музой.

— А я думал, — произнес Рене с вежливым изумлением, — что она здесь. — Он указал на Сирен.

Но Армана нельзя было сбить с толку. Он удалился в глубоком унынии со множеством извинений. Когда он ушел, Сирен сказала Рене:

— Неужели необходимо было вести себя так невежливо?

— А ты ожидала, что я стану поощрять его? Для этого есть ты.

— В этом нет ровно ничего дурного. У каждой женщины есть поклонники.

— Я прекрасно это знаю, но он поклоняется тебе слишком пылко и слишком часто, чтобы мне быть спокойным. Его обожание приближается к той границе, когда ты начнешь ощущать неловкость.

— Тебя это беспокоит?

— Вопрос в том, нравится ли это тебе? Арман Мулен молод, мечтателен и за ним приличное состояние; у него в самом деле есть все, чего ты имеешь право ожидать от будущего мужа.

Сирен встала и отошла от него.

— Ты таким образом сообщаешь, что, по-твоему, мне следует принять предложение, если оно будет сделано?

— Вовсе нет. Я только… только указываю на то, что он человек подходящий.

Рене прекрасно понимал, что он просто тешит свою ревность. Как и сказала Сирен, для замужних женщин и тех, кого содержали мужчины, было обычным делом иметь поклонников, которые обожали их издалека и находили в запретном предмете своей любви некий выход для своих сдерживаемых страстей и объект для совершенствования приемов легкого флирта. Но, зная об этом, мужчина, обладавший красивой женщиной, страдал не меньше.

— Понятно, — сказала Сирен. — Да, я думаю, он подходит.

А еще она видела в его словах намек на то, что ее связь с ним не будет вечной.

— Что он говорил тебе, когда я вошел? — спросил Рене.

— Ничего существенного.

— Верится с трудом. У него бойкий язык, но он еще не научился справляться с румянцем.

Сирен не смогла сдержать легкую улыбку, Арман действительно стал совершенно пунцовым.

— Вовсе ничего непристойного. Мы просто говорили о твоем брате.

— О моем брате? — резко спросил Рене.

— Я не знала о его смерти. Мне очень жаль.

— Он не умер.

Слова были холодны, их бесстрастие тревожило больше, чем самый громкий крик.

— Но я поняла…

— Он выстрелил в себя, но не умер. Он уничтожил свой разум, а тело его живет и дышит, ест, спит, стареет и, когда умрет мой отец, будет обладать титулами и почестями старшего сына.

Рене пристально смотрел на нее, но на ее прелестном лице не отражалось ничего, кроме жалости и страдания. Бесполезные чувства. Он-то знал это.

— Титулы и почести, которые перешли бы к тебе, если бы он умер? — предположила она.

Он резко качнул головой.

— Нет. Никогда. В них я не нуждаюсь совершенно.

Глава 15

Губернатор Водрей не забыл о любительских спектаклях, про которые он упоминал, когда Сирен впервые познакомилась с ним. Пьеса, которую они собирались ставить, была комедия Мариво, сокращенный вариант его «Le Jeu de l'amour et du hazard», или «Игра любви и случая». Марди Гра, или «Жирный вторник», последний день карнавала и буйного веселья накануне сорока дней воздержания во время Великого поста перед Пасхой, был совсем недалек. Однако все было к лучшему, им надо было начать репетировать.

Это была история о даме и джентльмене, которые заочно помолвлены друг с другом. Оба сомневаются в том, что партия им подходит, и каждый решает сначала посмотреть на другого, не обнаруживая себя. Поэтому для первой встречи они меняются местами со своими слугами: дама — со своей горничной, а джентльмен — с камердинером. Они безумно влюбляются. Их слуги тоже сражены друг другом, и получается, что в интригу замешаны четверо, причем двое считают, что их возлюбленные ниже их по положению, а двое, что влюблены в людей, которые стоят выше них. Пьеса требовала напряжения сил, потому что ее юмор в большой мере зависел от игры персонажей в непривычных для них ролях и от исполнения диалога.