Узник страсти - Блейк Дженнифер - Страница 52

После секундной паузы Аня сказала Эмилю:

– Конечно же, ты не пытался убить Равеля – эта идея просто абсурдна.

– Есть люди, которые сказали бы, что у меня есть на это причина. – Эмиль нервным жестом прикоснулся к усам.

– После стольких лет? Я не намекала ни на что подобное. Я просто прошу твоей помощи.

Он покачал головой, а в его карих глазах было заметно беспокойство.

– Я был бы рад помочь тебе, если бы мог, Аня, но, боюсь, меня так долго не было в стране, что я даже больше чем просто бесполезен.

В его голосе было слышно явное нежелание помочь ей. Она не была удивлена: мужчины охотно занимаются своими интригами, но не любят быть втянутыми в интриги женщин. Наверное, ей следовало бы обратиться к Гаспару. Нет, маловероятно, что терпеливый кавалер мадам Розы сможет или захочет выполнить ее просьбу, и, кроме того, в данный момент Аня не хотела, чтобы мачеха беспокоилась по поводу того, чем она сейчас занимается.

Стайка голубей вспорхнула с выступа дома и приземлилась прямо перед Аней и Эмилем. Они ходили вперевалку вокруг Аниных юбок и искали крошки. Лапки у них были ярко-красными, а темно-зеленые и синие перышки на шее радужно переливались. Эти птицы были потомками голубей, привезенных из Франции много лет назад. Молодые неоперившиеся голубки, которые считались возбуждающим деликатесом, пользовались большой популярностью у креолов. Некоторых из них, без сомнения, запекали где-то в настоящий момент, поскольку наступило время приготовления вечерней пищи. В воздухе разносились пряные запахи готовящихся в частных и общественных кухнях обедов, кипящих моллюсков, дымящихся соусов, лука и чеснока, жарящихся в масле, или ароматы пекущегося хлеба и сладкие запахи сахара, молока, орехов и фруктов, медленно превращающихся в десерт.

Мимо них процокала великолепная черная лошадь, запряженная в легкий двухместный экипаж. Она двигалась ни слишком быстро, ни слишком медленно. В экипаже сидела женщина в темно-зеленом. Ее светлые волосы сверкали на солнце, лицо было утонченным, а формы совершенными. Она не смотрела ни направо, ни налево. Ее послеобеденное платье было застегнуто до самой шеи и на запястьях, а в руках она держала небольшой зонтик с оборкой из бахромы. Фактически она выглядела необыкновенно сдержанно и скромно. И все же это не была леди.

Аня не могла бы объяснить, каким образом она поняла это. Может быть, женщина чуть слишком томно откинулась на сиденье. Может быть, улыбка, застывшая у нее на губах, была слишком бессмысленна, как если бы она хотела понравиться. Может быть, ее кучер был одет с дешевой претенциозностью. Как бы то ни было, Аня поняла это сразу же, и это напомнило ей о Симон Мишель, любовнице Равеля. Не потому, что эти женщины были похожи друг на друга, – похожим было их положение.

Глядя вслед экипажу, Аня медленно сказала:

– Ничего. Думаю, я знаю, кто мог бы полнее ответить на мои вопросы, если ты составишь мне компанию.

Он охотно согласился. Они повернули назад, чтобы пройти снова по Эксчейндж-элли, которая вела как раз туда, куда Аня хотела попасть. Камни, которыми была вымощена мостовая, были привезены сюда в трюмах кораблей в качестве балласта. Мостовая была выложена с уклоном к центру для стока воды, и, кроме того, камни были неровными, так что Ане приходилось ступать очень осторожно. Эмиль предложил ей руку в качестве поддержки, и она приняла ее, не столько потому, что действительно в этом нуждалась, сколько из-за нежелания отвергнуть его предложение и заставить его тем самым раздумывать, действительно ли она не подозревает его.

Они шли вдоль домов, украшенных балконами с чугунными решетками, или выложенными арками, или богато отделанными фронтонами у входа. Восклицания и звон шпаг, разносившиеся между оштукатуренными кирпичными стенами, отражались от них и производили звуки иногда мелодичные, а иногда просто режущие ухо и бьющие по нервам. Близился вечер, и солнце уже не освещало эту узкую аллею. Здесь было прохладнее и слегка сыро, а свет становился все более тусклым.

С другого конца в аллею вошел мужчина в сопровождении группы мальчишек. Он был среднего роста, но худ до изможденности, а кончики его черных усов свисали в уголках красных губ. Его глаза лихорадочно блестели, а на щеках горел румянец. Он явно был болен и все же двигался со сдержанным изяществом и силой прирожденного фехтовальщика. Один из мальчишек нес его трость с таким видом, будто у него в руках священная реликвия, тогда как остальные толкали и пинали друг друга, стараясь занять место рядом с ним. Светловолосый малыш вцепился сзади в его сюртук, и тот его за это мягко пожурил.

– Кто это? – пробормотал Эмиль.

– Луис де Сальво, по крайней мере он себя так называет. Он приехал всего лишь несколько недель назад, но уже успел заявить о себе как об одном из величайших maitre d'armes[22], несмотря на то что у него рана в легких, которая постоянно беспокоит его. Его фехтование подобно молнии, и на кладбище Сент-Луис есть специальный уголок, где захоронены его жертвы. Скоро он, подобно Пепе Люлья, вынужден будет купить собственное кладбище.

Де Сальво повернул к одному из фехтовальных залов и остановился перед небольшой лестницей у входа. Получив свою трость, он раздал своим юным сопровождающим несколько монет, что заставило их тут же обратиться в бегство, так как младшие пытались уберечь свою добычу от старших. Мастер фехтования поднялся по ступенькам и исчез в дверях. Тут же изнутри донеслись возгласы приветствий и добродушное поддразнивание.

Когда Аня и Эмиль поравнялись с дверью этого зала, они услышали знакомый голос. Если бы Муррей не заговорил, Аня могла бы и не заметить, что он находится здесь. Но, услышав его голос, она повернула голову и увидела его в кругу молодых людей радом с де Сальво. Смеясь над замечанием одного из собеседников, Муррей запрокинул голову. Стоял он, опираясь на рапиру, с небрежностью человека, хорошо знакомого с этим оружием.

Как долго Муррей уже обучается фехтованию? Был ли это давний интерес, или он занялся этим после того, как ему удалось избежать дуэли с Равелем? Было неприятно видеть его здесь среди мужчин, которые с детства умели обращаться с каким-нибудь клинком, по крайней мере большинство из них. О чем он думает? Селестина была бы огорчена, если бы узнала об этом.

Но Аня не хотела, чтобы он думал, будто она шпионит за ним. Отведя от него взгляд, прежде чем могла привлечь к себе его внимание, она прошла мимо зала под руку с Эмилем.

Приближаясь к улице Сент-Филип-стрит, они вели ни к чему не обязывающий разговор на общие темы, но чем ближе подходили к апартаментам актрисы, расположенным над бакалейной лавкой, тем более беспокойным становился Эмиль. Он перевел взгляд с Ани на решетчатые ворота, через которые можно было, миновав двор, пройти в дом. Было настолько ясно, что он подозревает, что окажется втянутым в неприятную конфронтацию между женщинами, что Ане пришлось закусить губу, чтобы удержаться от смеха.

– Аня, это не… не comme il faut[23], – сказал он, когда она остановилась перед чугунными воротами, ожидая, пока он откроет их.

– Да, но я не вижу альтернативы. Ты сам сказал, что я должна поговорить с теми, кто знает его, а кто может знать его лучше, чем его…

– Да, – сказал он торопливо, – но ты не должна даже знать ничего об этой женщине, не говоря уже о том, чтобы посещать ее.

– Это шокирует, не так ли? – Она с вызовом посмотрела ему прямо в глаза. – Я думала, что годы, проведенные во Франции, избавили тебя от подобных провинциальных представлений.

– Я уверяю тебя, что правила поведения для женщин из порядочных семей там так же строги, как и здесь. В Париже существует только два рода женщин: леди и те, которые ими не являются. И они не смешиваются друг с другом в обществе.

– Это не светский визит. Но если хочешь, можешьоставить меня одну.

– Ты знаешь, что я не могу это сделать.