Стрела в сердце - Блейк Дженнифер - Страница 59

— Плохой же я была тебе хозяйкой, если ты не смогла мне довериться.

Дельфия нагнулась за расческой и начала скороговоркой оправдываться:

— Нет, совсем нет. Просто я не хотела, чтобы вы знали, что я такая дура. Он меня использовал, потому что я верила ему, что он меня любит, он мне все время об этом говорил. Я очень не хотела, чтобы вы думали обо мне плохо.

— И из-за всего этого умерла Шарлотта… — Голос Кэтрин задрожал.

— Я на самом деле не знала, что он задумал, не представляла, что это сделал он. Думала, что тот молодой человек, брат Рована, убил себя из-за мадам Мюзетты, потому что она была очень бессердечной. И не знала, как все получилось на самом деле.

— Хорошо, но почему ты приняла сторону Жиля, держала меня в башне? Ведь мы столько лет были с тобою вместе?

Казалось, это ранило ее больше всего.

— Вы же могли убежать, я знаю, что могли. Так потом и сделали.

Дельфия выглядела и расстроенной, и озадаченной.

— Помогая Жилю, ты решила, что мне для него нужен ребенок.

Дельфия отрицательно покачала головой.

— Я думала не о ребенке, а о мужчине. Я наблюдала за мистером Рованом, и мне показалось, он не похож на остальных мужчин, он какой-то другой. В нем была любовь. Любовь, которая вам очень нужна.

— Не стоило решать за меня.

Кэтрин казалась очень удрученной, подавленной и смотрела куда-то в сторону.

В глазах служанки появились слезы, а потом она и вовсе зарыдала.

— Конечно, какой из меня знаток мужчин, вы видите, как получилось. Я неправильно делала, что решала за вас, я очень жалею об этом. А вы мне скажете, что собираетесь делать со мной? Вы меня отошлете? Или возьмете с собой, когда уедете?

— Уеду? Почему я должна уезжать? — раздраженно спросила Кэтрин.

Дельфия вопросительно и печально посмотрела на нее, покачала головой.

— Но, мадам Кэтрин, почему вы должны оставаться?

На этот вопрос было нелегко ответить, и у Кэтрин совсем не было сил что-либо объяснять Дельфии. Вместо этого она попыталась уверить служанку, что не собирается отдавать ее в руки шерифу, и что Дельфия в общем-то не была злонамеренной особой. Она стала жертвой обмана и манипуляций со стороны Брэнтли, для его целей была им использована, чтобы тешить его злобный эгоизм. Вне сомнения, угрызения совести и вина за смерти в Аркадии будут преследовать ее всю жизнь, а это уже достаточное наказание.

Они еще немного поговорили и Кэтрин отослала ее. Сегодня она целый день провела в хлопотах, на людях, и все, что ей сейчас было нужно, это просто отдохнуть. Она буквально изнемогала под бременем своих мыслей, услышанных слов и фраз сегодня и несколько дней назад.

— Почему вы должны оставаться?

— Если ты сама будешь находиться где-нибудь еще…

— Обязанности мужа по отношению к жене…

— Когда нет любви…

— Я тебя по-своему люблю.

Последние слова были произнесены Жилем. Она сидела за туалетным столом, положив на него руки и голову. Получалось так, что Жиль ничем не отличался от Брэнтли и использовал Кэтрин в своих целях, как тот — Дельфию.

Жиль женился на ней не по любви и верности, а чтобы скрыть свою кровосмесительную страсть и хотел получить от нее ребенка ради собственной гордости. Он хотел обмануть смерть и злые намерения Брэнтли. Конечно же, он знал, что после происшествия с экипажем ее жизнь в опасности, но не предупредил ее и ничего не предпринял, чтобы ее защитить.

Все, что он сделал, это ускорил выполнение своего плана стать отцом. Он запугал ее, унизил, пообещав, что добьется своего любым путем, даже насилием. Потом, напоенная снотворным, она была брошена в объятия к человеку, которого Жиль совсем не знал и который мог бы ее взять без какого-либо милосердия и жалости. И наконец, даже в смерти он хотел привязать ее к себе тяжестью богатства Аркадии и ответственностью за нее.

Раскаивался ли он перед смертью, ведь он умер, спасая ее жизнь, или просто мстил за все зло, полученное им от Брэнтли? Теперь уже узнать это невозможно.

— Каков долг любимой к своему мужчине, который поклялся ей в любви и покровительстве?

— Какую силу ему позволительно использовать?

Неужели она ошибалась насчет Рована? Как она могла? Но как нелегко понять неожиданные повороты его поступков и его чрезмерные понятия чести! Ведь он приехал сюда, вооруженный желанием восстановить справедливость после смерти брата и имея за плечами сомнительный опыт жизни кочевника. Он начал с того, что стал с первого взгляда презирать ее, а закончил желанием обладать ею. И между этими двумя понятиями слишком мало места для того, чтобы предложить ей успокоенность и надежду. И все же, и все же… Она будто снова и снова слышала его слова, наполненные очарованием, которые страстно желали и обещали.

Кэтрин поднялась и потушила лампу. Она долго преодолевала страстное желание побежать в темноте по коридору в спальню Рована. Что ему сказать, она не знала, но все же это лучше, чем бороться с сомнениями в своей изболевшейся душе.

— Может быть, он предпочитает узы…

И она пошла, не думая, машинально пересекла комнату, открыла дверь и ступила в длинный темный коридор. Она двигалась бесшумно, словно привидение, пеньюар и волосы, распущенные по плечам, развевались при ходьбе. В конце коридора она постучала в дверь спальни Рована.

Ответа не последовало. Упрямо закусив губу, с неожиданной решимостью она взялась за серебряную ручку и открыла дверь. В комнате никого не было. Там было тихо и темно. Постель была пуста. Лампы остыли, видимо, прошло достаточно времени после того, как здесь кто-то был. Кэтрин подошла к шкафу и распахнула его. Там тоже было пусто.

Он уехал и даже не попрощался.

А может он посчитал за прощание ее слова об освобождении его от обязанностей по отношению к ней? В любом случае она его больше никогда не увидит, никогда не окунется в его неповторимую улыбку, никогда не почувствует его рук и не увидит, как темнеют его зеленые глаза, когда он собирается прижаться к ее губам.

Вот именно то, чего она больше всего на свете хотела. Теперь она узнала, как чувствует себя человек, когда у него вырывают половину сердца, когда кто-то невидимый впивается в мозги своими острыми когтями, когда грудь сдавливается тисками.

Она стояла, зажав рот рукой и сотрясаясь от рыданий.

Дверь позади нее открылась. Она обернулась, но слезы мешали ей рассмотреть вошедшего. В двери показалась высокая фигура мужчины, потом дверь закрылась и опять стало темно. Это был Рован? И он опять ушел, зная, что комната пуста? А если он здесь, то почему молчит?

Только она хотела что-то сказать, как тут произошло какое-то движение и ее вдруг завернули в толстую и мягкую материю — голову, плечи и руки по швам, ей пришлось дышать в ворсистый бархат. Несчастная, оскорбленная, она начала задыхаться и кашлять так, что ноги ее подкосились, но ее тут подняли и прижали к твердой, как камень, груди, и понесли.

Ей не хватало воздуха, она кашляла, но понимала, что ее уже несли по коридору, так как сквозь материю просачивался слабый свет. Затем скрипнула дверь балкона, которым заканчивался коридор. Она вскрикнула, попыталась пнуть кого-то ногой, но захвативший ее в плен еще крепче прижал ее к себе.

До нее донеслось кваканье лягушек, на ногах чувствовалась свежесть и прохлада воздуха. Она очутилась вне дома. Она набрала в легкие воздух, чтобы снова закричать и в этот момент почувствовала, как ее бросили в пустоту. Из ее сдавленного горла вырвался крик.

Падает, она падает, завернутая в этот ужасный материал! Что станет с ней и с ее телом, когда она ударится о землю?

Но тут ее поймали, с силой прижали к себе и кто-то ясно и откровенно чертыхнулся ей в ухо.

Рован. Он открыл ей лицо и она увидела, как над ней через балкон перелез Омар, а потом, захватив руками и ногами колонну, как гигантская человекообразная обезьяна, которую Кэтрин однажды видела в большой книге по Африке, заскользил вниз.

— Что вы делаете? — Сдавленно, испуганно, но с достоинством потребовала она объяснений у темной фигуры, державшей ее на руках.