Повести и рассказы - Сахарнов Святослав Владимирович - Страница 17

Я вытряхнул содержимое своего мешка на доски.

- О, - сказал Веня, - белый трепанг!

Я удивился.

Так вот он какой, знаменитый белый трепанг!

Очень обыкновенный.

САМОЕ ВАЖНОЕ В МОРЕ

Когда мы возвращались домой, нашёл туман и закрыл берег. Через серую туманную полосу зелёным пятном пробивалась луна.

Бот шёл вдоль туманной полосы.

Мы с Телеевым сидели на палубе. Веня стоял у руля.

- Знаешь, что самое важное в море? - спросил меня Телеев.

- Компас.

- А ещё?

- Карта.

- А если подумать?

- Мотор. Без мотора пропадёшь.

Телеев встал и запахнул ватник.

- План, - сказал он. - Без плана не приходи домой.

Он ушёл в кубрик, оставив меня раздумывать над значением своих слов.

Не выдержав, я полез за ним.

- Так что же, - шёпотом спросил я, - получается? Ерунда? Ведь это не завод, а КАТЕР!

- Не ерунда, - ответил мне из темноты Телеев. - На первом месте план. Дай добычу... Спать-то ты будешь?

- Посижу наверху.

Луна и туман по-прежнему красили море зеленью. Бот поскрипывал и покачивался. Он тёрся бортом о волны, и от этого по палубе растекался слабый, невнятный шум.

Мы пришли на комбинат под утро.

СВАДЬБА

В общежитии было светло, я открыл дверь и не узнал комнату.

Посреди пола чернела яма. Торчали сломанные доски, и в глубине подполья висела паутина.

Кто-то кашлянул. Я повернулся. В коридоре стояли комендант и ещё два человека. Плечистые, в свитерах с растянутыми воротами. Сразу видно водолазы.

- Извините, товарищ, - сказала комендант, - без вас авария получилась. Говорила я им - на цыпочках. А они - вприсядку.

Водолазы посмотрели друг на друга.

- Разошлись малость, - сказал один.

- Свадьба у нас была. Товарищ женился. Такое дело получилось.

- Вещички ваши я на это время уносила, - сказала комендант.

Я посмотрел на водолазов снизу вверх.

ЕСЛИ ТАКИЕ РАЗОЙДУТСЯ!

- И часто у вас бывают свадьбы? - спросил я.

- Часто.

- М-да. Я, знаете, сам люблю потанцевать. Но, конечно, вальс. А тут, как видно, танцевали всерьёз.

- Говорила им, чертям: легче, легче, - объясняла комендант. - Да разве послушают! Придётся вам мою комнату занять. Не в яме же спать.

- Спасибо, - ответил я и вдруг вспомнил старуху в проходной. - Мне здесь давно хорошую комнату предлагают. Очень спокойная семья. Не танцуют.

- Да бросьте вы, - сказал водолаз. - Мы вам быстро починим. Сейчас чурбачки подложим, доски набьём, покрасим. Денёк-два сохнуть будет, а потом - лучше старого. Пол мы вам теперь в две доски настелем.

- В деревнях на улице танцуют, - сказала комендант. - А тут нельзя: то дождь, то туман... Говорила я им: на цыпочках! Нет дисциплины у людей. Сразу видно - не были в армии!

- И всё-таки я уйду, - сказал я. - Мне там будет лучше.

СТАРИК СО СТАРУХОЙ

Я перетащил вещи к старухе.

- Давно бы так, - сказала она. - Вот твоя, родимый, комната.

Мы вошли в маленькую, очень чистую комнату. В ней стояли кровать и стол.

Стена над столом была вся заклеена фотографиями. На каждой фотографии был один и тот же парень - молодой, улыбчивый, в тельняшке или в бушлате.

- Ваня мой, - сказала старуха и печально кивнула, - как с флота пришёл, так одёжу военную не снимал. Нравилась она ему.

- Видно, вы очень его любили. Вы часто ходите к нему на могилу? спросил я.

Старуха покачала головой:

- Нету его здесь. В город увезли и нам не показали. Очень они тогда торопились - всё думали, что спасут. Там и похоронили. Только бумажку прислали. На фронте деда моего не убило, а сына тут - без войны... Вон дед идёт с причала, всё катера из города встречает.

К дому по дорожке поднимался старик. Он шёл прямо, не торопясь. Увидел меня в окне, не удивился, а подошёл к крыльцу, скрипнул дверью и слышно было - ушёл к себе.

- Живи, батюшка, - сказала старуха. - Всё нам веселее... Так ты не трепаншшик?

- Художник я.

- И это неплохо. Живи. Старика моего звать Иваном Андреевичем. Ты здоровкайся с ним, он это любит.

Она ушла.

Я остался в комнате, где были кровать, стол и много-много фотографий.

ОКТОПУС ВУЛЬГАРИС

Я шёл вдоль комбинатовского забора.

- Николай! - крикнул кто-то сзади.

Я оглянулся и увидел Лизу, Букина и какого-то солидного мужчину в чёрном берете и очках.

- А-а! - закричал Букин. - Я говорил, мы его быстро найдём. Знакомьтесь!

Человек в очках помахал рукой. Пальцы у него были толстые и вялые, как сосиски.

Я протянул ладонь. Человек вложил в неё две сосиски.

- Очень приятно, - сказал он.

- Это известный кинорежиссёр, - объяснил Букин, - через неделю приезжает сюда его экспедиция. Будут снимать картину про осьминогов. Вы как художник и местный житель можете быть полезны.

Я посмотрел на режиссёра. Его лицо показалось мне знакомым.

- Простите, - сказал я, - мы с вами нигде не встречались?

- Возможно, возможно, - сказал он.

- Постойте... Чёрное море... Взрыв мины для учебного фильма... Рыбы на дне... Ну конечно, это вы! Помните, наша шхуна подошла к месту взрыва. Я ещё нырял, осматривал дно? Знаете, как мы вас назвали тогда - Главным киношником.

- Ах, вот оно что! Припоминаю: был такой фильм. И шхуна, верно, была.

- А вы всё на морскую тему снимаете?

- Да, знаете, поручают. Один фильм удался, второй...

- Товарищ режиссёр снимает почти все фильмы о морских животных, которые делаются у нас, и он часто ездит за границу, - сказала Лиза.

- Так чем я могу помочь? - спросил я.

- Трудно сказать. Пока ясна только общая идея.

Главный киношник кивнул мне, Букин сказал: "Салют!" Они ушли в контору, а Лиза осталась.

- Надо работать, - сказала она. - Покажите, что успели нарисовать. Я привезла вам альбом "Животные Японского моря". Но предупреждаю: животные там невыразительные. Их не рисовали, а срисовывали. Где присядем?

- Все рисунки на катере.

- Идёмте туда...

Мы сидели на палубе, на потёртых нетвёрдых досках. Я доставал из папки по одному рисунку, Лиза смотрела их. На каждом писала два названия животного: по-русски и по-латыни.

- Как будет "осьминог"? - спросил я.

- Октопус вульгарис.

Около нас сидели Телеев и Жаботинский.

Лиза улыбалась. Видно, рисунки ей нравились.

- А это что такое? - вдруг спросила она.