Повести и рассказы - Сахарнов Святослав Владимирович - Страница 11

Время от времени он рылся мордой в песке. Вот кто мог откопать наш якорь!

Я заглянул Марлену в лицо.

Он смотрел на ската как зачарованный. Ружьё в его руках ходило вверх-вниз, вверх-вниз.

Сейчас он будет стрелять!

У ската на хвосте есть зазубренный костяной шип. Раненый скат может нанести этим шипом жестокий удар. Значит, Марлен будет бить наверняка.

Мне не хватило воздуху, и я на секунду всплыл.

Когда я вернулся под воду, скат медленно уплывал. За ним - Марлен.

Скат делал редкие взмахи крыльями и шёл как тень. Над самым дном.

Рыжие лохматые водоросли послушно склонялись перед ним.

Марлен с тяжёлым ружьём, нацеленным на ската, плыл позади.

Вот скат остановился.

Теперь или никогда!

Марлен направил стальное остриё гарпуна на голову ската и вдруг, что-то решив, махнул рукой.

Движение испугало рыбу.

Скат резко сорвался с места.

Его громадные плавники поднялись, и он в один взмах очутился далеко от нас.

Он уходил, как огромная чёрная птица. Он то парил над морским дном, то взмахивал крыльями и удалялся всё дальше и дальше.

Мы вынырнули.

Марлен тяжело дышал.

- Что ж ты, а?.. - начал было я, но взглянул в глаза Марлена и осекся.

Я впервые видел у него такие глаза.

В них были восхищение и зависть. Замечательный пловец, он завидовал рыбе.

- Хочешь? - спросил он и протянул мне ружьё.

Я взял наперевес эту стальную махину с туго взведёнными пружинами и хищно заточенным гарпуном.

Около шхуны я прицелился и выстрелил в круглый коричневый камень на дне.

С коротким стуком гарпун рассек его пополам.

ДОМОЙ

Качаясь на волнах, точно утка, "Тригла" возвращалась домой.

Был вечер.

По небу плыли красные перья облаков.

Тяжёлый воздух дрожал над чёрными зубцами гор.

Мы сидели на палубе и слушали, как поёт Кая. Она пела без слов:

- А-а-аа-аа-а!..

Здорово! Вечер. Закат. Песня. И мы.

Это мы набили каюту до потолка банками с водой, водорослями, рачками, рыбами.

Мы исписали четыре толстых журнала.

Мы за двенадцать дней ни разу всерьёз не поссорились и не пожелали друг другу зла.

НИЧЕГО, ЧТО У МЕНЯ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ НИ ОДНОЙ КАРТИНЫ.

"Тригла", покачиваясь, шла вперёд.

Небо потемнело, и у горизонта зажглась зелёная закатная полоса.

Мы уходили всё дальше

и дальше

от Голубой бухты,

на дне

которой

лежали

наши

камни.

Т Р Е П А Н Г О Л О В Ы

ЖИЛ СТАРИК СО СВОЕЮ СТАРУХОЙ

Однажды я сделал рисунки к сказке о рыбаке и рыбке.

- М-да, - сказали в редакции, где я работал, - ну и рыбак у вас получился! Не рыбак, а молотобоец. И старуха тоже - прямо борец. А это что - корыто?

- Корыто.

- Корыто лучше. Это рыбка?

- Рыбка.

- Рыбка хорошо. Вы её по памяти рисовали?

- По памяти. Это черноморский карась-ласкирь. Видите, на хвосте у него чёрное пятнышко?

Я рассказал все ласкирьи приметы.

- Э-э, батенька, - сказали мне, - какие у вас знания! Так, может быть, вам не старух надо рисовать, а рыб? Может, вам съездить на Дальний Восток? Там готовится книга "Морепродукты". Попробуйте её иллюстрировать.

- Что ещё за морепродукты? Консервы?

- Нет, животные. Рукопись пока не поступила. Во Владивостоке её пишут для нас двое учёных - муж и жена. Им уже сейчас требуется художник. Так поедете?

- Раз посылаете, - сказал я, - придётся ехать. А как будет со сказкой?

- Не пойдёт. Вы только вслушайтесь: "Жил старик со своею старухой..." Это Пушкин. Музыка! А у вас что? Корыто. Да рыбка.

СОБИРАЮСЬ В ДОРОГУ

Дома меня ждали сестра Зина и мать.

- Как - ехать? Да ещё на Дальний Восток! - всполошились они.

- Вот так. Посылают.

- Это же так далеко!

- Тихий океан... Мой чемодан не видели?

Начали собирать меня в дорогу.

- Альбом, краски, карандаши, - бормотал я.

- Галстук! - предупредила сестра.

Галстук я потихоньку вытащил.

- Батон и кусок плавленого сыра. Я завернула его в тряпочку, говорила мать.

- Фотоаппарат, катушки с цветной плёнкой...

- Ложка, стакан, соль...

- Босоножки...

- Стоп! Зачем мне босоножки?

- Как зачем? Сейчас лето, все ходят в босоножках.

- Но ведь это ДАЛЬНИЙ ВОСТОК! ОКЕАН. ОСТРОВ!

- Ну и что же?

Зина положила босоножки рядом с плавленым сыром.

- А бокс? - вспомнил я.

- Какой бокс?

- Водонепроницаемый, для аппарата. Такая жёлтая камера с ручками.

- Она лежит в ванной.

Я принёс бокс и тоже уложил его в чемодан.

Теперь, кажется, всё.

У меня получилось всего два места: тяжёлый чемодан и лёгкий альбом для рисования. Широкий большой альбом - пупырчатые ватманские листы.

Потом я поехал на аэровокзал и, к своему удивлению, купил билет на тот же день, на вечер.

Мы начали прощаться.

- Коля, ты ничего не забыл из нужных вещей? - спросила мать.

- Ничего.

- А если пойдёт дождь?

- Сейчас лето.

- А вдруг?

Зина протянула мне свой зонтик.

Я отстранил его.

Я подошёл к вешалке и снял плащ. Старый, поношенный плащ. У него был такой вид, будто он объездил весь земной шар.

Все моряки носят плащи. В плащах бьют китов и открывают новые земли.

- Коля, не ленись писать. Обещай присылать письма.

- Мама, это же далеко. Будем обмениваться телеграммами.

- Ну хорошо. Только пиши все подробности. Нас интересует каждая мелочь. Вдруг с тобой случится несчастье. Не вздумай скрывать от меня правду!

В САМОЛЕТЕ

От Ленинграда до Хабаровска лететь не так уж и долго.

Я уселся на своё место, сложил на животе руки и стал думать.

Несколько лет назад я плавал на шхуне "Тригла" по Чёрному морю. Там я впервые опустился под воду.

В Чёрном море ласковая прозрачная вода. От аквалангиста, когда он плывёт под водой, во все стороны исходит сияние. Это отражаются от его тела солнечные лучи. На Чёрном море вся вода пронизана солнечными лучами.

Плывёшь, над головой гнётся ломкое стекло - колышется поверхность моря. Внизу дымится лиловая глубина...

Вот я плыву, вытянув руки вдоль тела. Внизу дно - фиолетовое, поросшее кустиками цистозиры. Подо мной на камне лежит ёрш-скорпена. Золотой ёрш - в жёлтых причудливых пятнах. Вся голова в выростах-веточках. Завидя меня, ёрш снимается с места и начинает всплывать. Он приближается, растёт и становится большим, как собака, прижимается мордой к моей ноге и начинает толкать её...