Испанская серенада (Закон мести) - Блейк Дженнифер - Страница 57

Привал сделали только тогда, когда начало смеркаться. И Пилар наконец смогла удовлетворить свое любопытство и получить ответ на мучивший ее вопрос. Она подошла сзади к Висенте, вытиравшему взмыленную лошадь пучком сухой травы, и начала без обиняков:

— Скажи, только честно, ты действительно оставил ларец с золотом в доме дона Эстебана?

Рука Висенте замерла на холке лошади.

— Я уже говорил тебе это. С какой стати мне обманывать?

— Корыстные побуждения, — просто сказала она.

— Я всегда был выше этого.

— Брось. Никто не в силах устоять перед блеском золота.

— Выходит, я исключение. Я на самом деле не брал его.

— А никто другой этого не мог сделать? Беспокойство отразилось на лице Висенте. Вот теперь он стал очень похож на Рефухио, но ему не хватало твердости и цельности старшего брата.

— Я допускаю это.

— Энрике? Балтазар? Чарро?

— Любой.

— У тебя есть основания подозревать кого-то из них конкретно? Хоть какие-нибудь?

После минутного раздумья он покачал головой:

— Никаких. Но почему ты думаешь, что на уме у дона Эстебана только золото? Может, ему нужен я.

Пилар знала, что может обидеть Висенте, но все же выпалила:

— Ты только пешка в этой игре.

— Вероятно. Но если дону Эстебану что-то втемяшится в голову, то он не успокоится, пока не добьется своего. И уж если он кого ненавидит, то его ненависть не знает границ. Мне даже кажется, что у него не все дома.

— Это из-за клейма?

Висенте потрогал шрам на щеке — напоминание о пережитых страданиях.

— Это еще что. Вот он грозился оскопить меня и послать… ну… результаты Рефухио, а потом продать меня в Северную Африку в какой-нибудь гарем. Он считал, что я отлично справлюсь с ролью евнуха. А еще он собирался угостить меня медленнодействующим ядом и насладиться созерцанием моей предсмертной агонии.

— Господи Боже мой! — прошептала Пилар. Она была потрясена и полна сострадания к Висенте. Сколько ему, бедняжке, пришлось пережить и как он выдержал все это! Только теперь она поняла одну вещь: Рефухио все время, пока они плыли на «Селестине», догадывался, какое чудовище ее отчим, и знал, на что он способен. Рефухио смертельно боялся за брата, и этот страх покинул его только тогда, когда он нашел Висенте в Новом Орлеане. Это многое объясняло в его поведении.

Наконец она снова заговорила:

— Но ведь в интересах дона Эстебана было сохранить тебя живым и невредимым. Ведь ты был его щитом в войне против Рефухио.

— Я сомневаюсь, что он вообще когда-нибудь соображал, что творит.

— Ты правда думаешь, что он не в своем уме?

— Я думаю, это вполне правдоподобное объяснение тому, что он преследует нас. Ведь это чистейшее безумие.

Это давало ответы на многие вопросы и рассеивало многие сомнения. И хотя Пилар не до конца приняла версию Висенте, она чувствовала, что на душе стало легче.

Новость о появлении в этих краях дона Эстебана все восприняли по-разному, в зависимости от характера и свойств натуры каждого. Балтазар и Энрике ругались, один — выражая таким образом покорность судьбе, другой — едва сдерживая ярость. Чарро рвался вернуться назад, устроить засаду на дороге и переловить всех преследователей. У Исабель глаза были на мокром месте, а донья Луиза перетрусила настолько, что, когда прозвучала команда «По коням!», она первая вскочила в седло.

Все так же светило солнце и дул ветер, а отряд продвигался дальше по этой бесплодной равнине, преодолевая милю за милей. Никто не знал, сколько еще таких миль было у них впереди. Их упорству и безграничному терпению можно было позавидовать. Дон Эстебан следовал за ними по пятам. Пока им удалось оторваться от преследователей, но что это давало? Те неминуемо настигнут их на подходе к Сан-Антонио-де-Бексар. Но, по крайней мере, уменьшалась вероятность того, что придется принять бой на открытой местности.

Как-то раз они ехали друг за другом по узкой тропке, протоптанной через заросли колючего кустарника, который Чарро называл мескитом. Техасец умчался вперед, скрывшись в чаще, чтобы проверить, не преграждает ли им дорогу какое-нибудь очередное стадо. Дробный стук копыт возвестил о его возвращении. Когда Чарро появился в поле зрения, все увидели, что он где-то потерял шляпу и что его лицо, разгоряченное бешеной скачкой, и руки покрыты длинными глубокими царапинами, из которых сочилась кровь. Его конь летел как птица, поднимая тучи пыли. И было в его облике что-то такое, что заставило всех приготовиться к самому худшему.

— Только не вздумай сказать, — протянул Энрике, — что ты повстречал другого быка, по сравнению с которым твой старый знакомый просто жалкая козявка.

— Да какие быки! — Чарро едва переводил дух. — Апачи!

— Сколько? — деловито спросил только что подъехавший Рефухио.

— Не могу сказать точно. Я видел только следы. Но никаких признаков женщин или детей. Это боевой отряд. Около двадцати воинов, а то и больше.

— Думаешь, они знают, что мы едем за ними? — уточнил Балтазар, нахмурившись.

— Не «за», а рядом с ними. Их маршрут пролегает параллельно нашему. Это их тропа.

Все хранили гробовое молчание, которое в конце концов нарушила донья Луиза:

— Ты хочешь сказать, что они следят за нами?

— Точно. — Голубые глаза Чарро затуманились, голос звучал глухо.

— Нас всех перережут! — всхлипнула вдова.

Энрике похлопал Луизу по руке, которой она обнимала его за талию, будто желая утешить. Она на миг прижалась к нему, а затем воровато огляделась — не заметил ли кто.

Но все взгляды были устремлены на Рефухио. Положение отряда было плачевным. Дон Эстебан мог в любую минуту нанести им удар в спину, а бок о бок с ними бесшумными тенями скользили индейцы. И в этой необъятной пустыне некому прийти им на помощь, они со всех сторон окружены только врагами. А поскольку все привыкли, что в сложных ситуациях решение за всех принимал Рефухио, то теперь от него ждали именно этого. Ему никогда не позволяли забывать, что он — вожак.

Рефухио поудобнее устроился в седле. Обращаясь к Чарро, он спросил:

— Когда апачи могут атаковать нас?

— В любую минуту. Завтра на рассвете или как-нибудь в полдень на следующей недели. А могут и вообще нас не тронуть. Все зависит от решения верховного вождя и от того, захотят ли воины подчиниться его приказу.

— Неужели они могут не повиноваться?

— Такое случается. Вожди у апачей, в том числе и верховный вождь, избираются всеобщим голосованием. Племя дает им власть, но племя может ее и отобрать. Стоит вождю дать повод усомниться в том, что он достоин занимать этот пост, — он становится пустым местом. Ни один воин не последует за ним.

Рефухио и Чарро не сводили глаз друг с друга. Между ними установились довольно странные отношения, будто они все время что-то недоговаривали, что-то скрывали один от другого. Чарро имел основания претендовать на привилегированное положение в их группе. Здесь была его родина, здесь он чувствовал себя королем. И он считал себя вправе оспаривать трон у Рефухио. Возможно, не сейчас. Но в недалеком будущем.

Рефухио окинул взглядом свой отряд так же равнодушно, как посмотрел бы на мескитовые кусты, росшие вокруг. Наконец он заговорил:

— Двинемся дальше. Других предложений у меня нет. Апачи знают здесь каждую травинку, в отличие о? нас. А наше численное соотношение — один к трем, а то и больше. Им очень удобно напасть на нас здесь. Они будут прятаться в этих густых зарослях, едва мы откроем по ним огонь, и появляться снова тогда, когда мы их меньше всего будем ждать. И потом, не забывайте, что дон Эстебан совсем рядом. И хотя искушение заманить его в ловушку и подстроить ему встречу с апачами велико, мы не можем себе позволить поддаться этому искушению.

— По-твоему, он знает, что уже так близко подобрался к нам? — спросила донья Луиза.

Рефухио мельком взглянул на нее.

— Мы ведь не старались замести следы, и потом, это единственная дорога. Я даже склонен предполагать, что дон Эстебан знает о том, что на нашем горизонте появились апачи. Ведь он путешествует в обществе людей, которые неплохо ориентируются в этой местности и знакомы с краснокожими. Может статься, что дон Эстебан очень рассчитывает на то, что наши с индейцами пути пересекутся.