Испанская серенада (Закон мести) - Блейк Дженнифер - Страница 33

Костюмированные балы были любимым времяпрепровождением на острове, поэтому в доме сеньора Гевары было много маскарадных нарядов. Гости с «Селестины» могли выбрать любые костюмы, какие им заблагорассудится, чем они и воспользовались.

Найти костюм для Рефухио оказалось нетрудно. Наряд мавританского принца сидел на нем великолепно. Пилар отказалась и от костюма мавританской принцессы, закутанной в покрывала гак, что были видны только глаза, и от костюма танцовщицы, требующего гораздо меньше драпировок. Облачение монахини ее тоже не привлекло. Наконец, она остановилась на необычайно широком кринолине из шелка цвета синих сумерек, корсете с пластинами из китового уса, отделанном голубым шелком и высоким узким воротником, — наряде придворной дамы прошлого столетия.

Рефухио, надев снежно-белый наряд, набросив на голову покрывало с золотым шнуром, удалился, любезно предоставив спальню в распоряжение Пилар и Исабель. Одеть Пилар в кринолин, напоминающий корзину, было делом нелегким. Пилар видела уходящего Рефухио в зеркало. Она сидела за туалетным столиком, а Исабель высоко зачесывала ее напомаженные локоны, готовясь напудрить прическу. Рефухио выглядел беспокойным, взвинченным и каким-то невероятно чужим. В своем развевающемся костюме он был похож на вождя из пустыни, готового принять участие в пирушке, если представится случай, и в сражении, если возникнет необходимость.

Через некоторое время Пилар неловко, боком протиснулась в дверь, ведущую из спальни на галерею. Шелестя и покачивая юбками, она проплыла туда, где в отдаленном конце крытой галереи стоял Рефухио.

Внезапно она услышала громкий плач, раздавшийся с противоположной стороны, из-за угла дома. Рефухио повернулся и пошел в направлении, откуда доносились звуки. Пилар, зайдя за угол, увидела его стоящим на коленях перед ребенком. Лицо мальчика, которому было года три, исказила горестная гримаса. Это был младший сын чиновника. Он носил короткие, до колен, штанишки; рубашка выбилась из-под пояса. На его крошечных туфлях блестели пряжки, а густые шелковистые волосы были собраны сзади. Он поднял вверх пальчик, на котором виднелась маленькая капелька крови. За мальчиком важно, по-голубиному надувшись, стоял большой зеленый попугай с желтой головой.

— Он укусил меня! — рыдал мальчик. — Он укусил меня!

— Кто? — спросил Рефухио, беря маленькую розовую ручонку своей большой загорелой рукой и бережно вытирая краем своего покрывала кровь.

Мальчонка повернулся, указывая другой рукой на попугая:

— Эта гадкая птица. Он укусил меня за палец!

— Вижу, — серьезно подтвердил Рефухио. — А что ты ему сделал?

— Я просто играл с ним.

— Может, ему не хочется играть.

Малыш промолчал, шмыгая носом и размазывая слезы по щекам. Попугай, подойдя ближе к мужчине и мальчику, принялся расхаживать вокруг.

— Это твой попугай? — спросил Рефухио.

— Нет, мамин, — покачал головой мальчик.

— Может, расскажем маме, что он натворил, чтобы она сама могла его наказать.

— Не надо.

— Понятно, — кивнул Рефухио, — значит, раньше так бывало.

Мальчик, не отвечая, уставился в пол. Попугай, наклонив голову набок, забавным голосом произнес: «Привет, Матео!»

— Это ты Матео?

Малыш кивнул и снова потупился.

— Ну, так чего же заслуживает гадкая птица за то, что покусала тебя? Может, отрежем ему голову и приготовим из него жаркое?

Испуг мелькнул на лице ребенка.

— Нет!

— Нет? Ну, так, может, завяжем ему клюв?

Мальчик снова покачал головой. Его взгляд был прикован к попугаю. Тот, найдя удобную складку ткани, карабкался на плечо к Рефухио.

— Хочешь в ответ укусить его за палец? — спросил Рефухио.

— У него нет пальцев.

— Зато у него есть две лапы.

Малыш улыбнулся, показав ямочки на щеках. Он хихикнул:

— Они слишком грязные. Не хочу! Рефухио тяжело вздохнул:

— Ну, тогда я просто не знаю, что и делать.

— Я знаю! — закричал мальчик. Он протянул к попугаю руку. Птица ловко и привычно перебралась на нее и полезла на плечо к мальчику. Матео повернулся и побежал, а попугай, словно в полете, отчаянно захлопал крыльями.

Рефухио поднялся на ноги. Его лицо, когда он смотрел вслед убегавшему мальчику, было мягче, спокойнее, чем обычно. Наблюдая за ним, Пилар почувствовала непривычную боль и странную пустоту внутри.

Рефухио повернулся и оглядел ее. Его взгляд скользнул по высокой напудренной короне волос, по округлым грудям, приподнятым корсетом, и тонкой, нещадно стянутой талии, по кринолину, занимавшему окружность в добрый ярд радиусом. Он улыбнулся. Его глаза заблестели от удовольствия:

— Выглядишь величественно, — наконец признал он. — И, как всегда, прелестна! Я думал, что тебе пойдет костюм монашки, но приходится признать, что этот наряд гораздо лучше.

Комплимент был неожидан и заинтриговал ее.

— Почему? — Она постаралась, чтобы ее голос звучал непринужденно.

Он протянул к ней руку, а она в ответ отвернула свою. Рефухио обошел ее вокруг, все еще протягивая руку.

— Потому, — заявил он, — что благодаря твоему наряду ни один мужчина не сможет подойти к тебе достаточно близко.

— Пока я ему не помогу. — Она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц.

— Существует и такая вероятность. Но, принимая во внимание твое доброе сердце, не думаю, что ты поступишь столь опрометчиво.

— А при чем тут мое сердце?

— Ты не захочешь быть причиной чьей-либо смерти. Она взглянула ему в глаза, затем отвела взгляд.

— Кто будет очередной жертвой?

— Что? — резко переспросил он.

— Я имею в виду, после моей тетки.

— Это совершенно другое дело. Ты не виновата в поступках сумасшедшего.

— Нет? Тогда и ты не виноват, — тихо сказала она. Он смотрел, как она уходила, не дождавшись его ответа.

Обед был сервирован с подобающей роскошью. Было очевидно, что жена чиновника, гордясь присутствием тех, кто, по всеобщему утверждению, принадлежал к сливкам испанской аристократии, задалась целью поразить соседей, приглашенных для количества, наряду со старшими членами семьи. Все серебряные предметы, находившиеся в доме, были отполированы до блеска и принесены в столовую. Сверкал венецианский хрусталь, поблескивал английский фарфор, а жар многочисленных свечей заставлял увядать недолговечные тропические цветы, стоявшие в вазах севрского фарфора. Огромное количество людей, приборов и подсвечников мешало достичь элегантности, которая была пределом мечтаний хозяйки дома.

Рефухио усадили по правую руку хозяйки, донья Луиза заняла место справа от хозяина. Пилар сидела далеко от Рефухио. По одну сторону от нее расположился пожилой человек в немодном черном костюме, по другую — старший сын хозяина. Незнакомый ей гость с воодушевлением налегал на еду, не выказывая ни малейшего желания беседовать с Пилар. Филипп Гевара, напротив, не был расположен обедать.

— Сеньорита, — он говорил так тихо, что шум разговоров и звон тарелок заглушали его слова. — Я чувствую себя последним глупцом. Умоляю вас простить мое невежество, но я не знал, кто вы. Подумать только, два дня находиться под одной крышей со знаменитой Венерой де ла Торре и не подозревать об этом!

Молодой человек был удивительно, по-кастильски, хорош собой. Он явно был избалован, о чем говорило его излишне уверенное и опытное обращение с женщинами, которое совсем не пристало в его возрасте.

— Пожалуйста, не будем об этом, — искренне попросила Пилар.

— Я должен был знать. И как я не догадался? Ваше лицо, ваша фигура — вне всяких сравнений. Неудивительно, что граф держит вас взаперти. Я вел бы себя так же, будь вы моей.

— Должна напомнить, что причиной этому, — Пилар кивнула в сторону Рефухио, наблюдавшего за ними поверх бокала, — необычайная ревнивость графа.

Юноша едва взглянул в направлении, указанном Пилар. Его темные глаза засверкали.

— Вы боитесь его? Хотите, я спасу вас?

— Разумеется, нет! Вы и думать не должны о таких глупостях!