Цыганский барон - Мартин Кэт - Страница 59

Кэтрин от всей души хотела бы найти в себе веру, чтобы разделить убеждения дяди. Но она знала Доминика гораздо лучше, чем Гил, знала его желчность и его решимость.

Он поступит так, как решил, и никогда себе не изменит.

Сразу после похорон Доминик посадил Кэтрин в свой экипаж и увез из Лэвенхэма к себе — туда, где отныне ей придется жить. Путешествие никак нельзя было назвать приятным. Они говорили мало, лишь изредка обмениваясь короткими репликами, и напряжение росло с каждым днем. Ночи в дороге проходили именно так, как представляла себе Кэтрин — Доминик делал все необходимое, чтобы она чувствовала себя комфортно, и не более того.

Атмосфера отчужденности между ними усиливалась. Такого никогда раньше не было. Проявления формальной вежливости доходили до абсурда.

— Вам не холодно, мадам? — спрашивал он время от времени, или: — Вы не голодны, миледи?

Он подавал ей руку, изредка улыбался, но глаза его оставались холодными и далекими. Безупречность его манер злила Кэтрин, доводила до бешенства. Ей хотелось залепить ему пощечину, схватить его и трясти, пока не рассыплется в прах стена холодной отчужденности, которой он окружил себя. Какими бы ни были его чувства к ней, им предстояло прожить вместе до конца дней, и эту жизнь надо было сделать по меньшей мере выносимой.

Но она молчала, невольно подыгрывала ему и вела себя, как положено леди.

На третий день пути они достигли Грэвенвольда — огромного поместья в холмистой долине Бакингемшира. Дом из серого камня высотой в четыре этажа выглядел впечатляюще снаружи, но внутри оказался холодным и затхлым. Что за хозяин жил в нем? Был ли он столь же угрюм и мрачен, как и его жилище? Станет ли таким же и Доминик?

Привратник взял ее плащ, и Доминик представил Кэтрин прислуге. Кажется, все были приятно удивлены появлением столь обаятельной хозяйки.

Вперед вышел весьма пожилой слуга:

— Добро пожаловать домой, миледи.

Слуга, весь в старческих пятнах и вздувшихся венах, едва держался на узловатых ногах. Казалось чудом, что он еще способен передвигаться.

— Это Персиваль Нельсон, — сказал Доминик, — мой слуга и друг.

Возможно, из уст другого такое представление прислуги показалось бы удивительным — маркиз признается в дружбе со слугой, — но Кэтрин нисколько не удивилась. Для цыгана не существовало человека ниже его, разве что им мог оказаться аристократ гаджио.

— Зовите меня Перси, миледи, — сказал старик. — Меня все здесь так зовут.

Кэтрин улыбнулась в ответ:

— Приятно встретить здесь друга Доминика.

Статный пожилой привратник, стоящий чуть поодаль, деликатно покашлял, и Перси, слегка поклонившись, отступил.

— Блатбери познакомит вас с остальными слугами, — сказал Доминик, обращаясь к привратнику, которого успел представить Кэтрин раньше, — а я должен идти.

Кэтрин вымученно улыбнулась:

— Понимаю.

— Мое почтение, — вежливо поклонился Доминик и ушел.

Вот так все начиналось, так и пойдет впредь. Вся жизнь — череда унылых дней без всякого человеческого, участия. Только раз в жизни испытала она такое отчаяние — в ночь, когда проснулась на корабле, увозящем ее во Францию. В ту ночь, когда ее продали цыганам. И то их грубое обращение было в чем-то даже лучше того, что выпало на ее долю сейчас.

Думая об одиноком и безрадостном существовании, том существовании, которое теперь составляло ее будущее, Кэтрин последовала за слугой наверх. Звуки ее шагов гулким эхом отдавались в каменном склепе, ставшем отныне ее домом. Соберись, повторяла она себе. Учись не замечать плохого и думать о лучшем. Учись извлекать из жизни самое лучшее, какой бы мрачной ни казалась перспектива. Он никогда не простит ей того, что она принудила его к браку, и она с самого начала должна была понимать, что ее ждет.

И вновь и вновь, который раз за эту мучительную неделю, Кэтрин силилась убедить себя в том, что надо смириться, принять жизнь такой, какая она есть, раз не в ее силах изменить обстоятельства, и ей почти удалось справиться с отчаянием. Между тем привратник провел ее мимо спальни хозяина в комнату, расположенную в южном крыле.

— Я думала, моя комната должна быть смежной со спальней супруга, — сказала, не подумав, Кэтрин.

Привратник покраснел

— Его честь думал, что вам здесь будет удобнее — пока вы в трауре, разумеется.

— Ну что же, его честь ошибается.

Кэтрин сама не могла бы сказать, что толкнуло ее на этот поступок, как посмела она столь решительно повернуть назад, к роскошным апартаментам, очевидно, принадлежавшим маркизе, которую она никогда не видела. Возможно, причиной было острое унижение оттого, что слуги оказались в курсе тех более чем прохладных чувств, что испытывает к новобрачной муж. Может быть, виной тому были мрачные степы дома и каменное эхо се шагов, слишком сильно напоминавшее погребальный звон по ее будущему.

Какими бы ни были причины, решение созрело внезапно. Не будет она сидеть сложа руки и ждать, пока Доминик разрушит окончательно ее и свою жизнь. Она не станет тенью в этом холодном заплесневелом доме, не превратится в его пленницу. Она — Кэтрин Баррингтон Эджемонт, маркиза Грэвенвольд, и она еще поборется!

Улыбка Блатбери удивила ее. Почему он себя так странно ведет?

— Вы совершенно правы, миледи, — сказал слуга, следуя за хозяйкой в бывшую спальню маркизы. — Мне надо было вначале предложить вам эту комнату.

Он засуетился, поднимая портьеры, взбивая подушки на громадной, покрытой золотистым тяжелым шелком кровати.

— Я сейчас же позову горничную, чтобы она проветрила и убрала комнату. Все будет исполнено как следует.

— Спасибо, Блатбери.

Привратник начал перетаскивать ее сундуки и дорожные сумки, а Гэбби принялась за уборку.

— Я собираюсь переделать все в этой комнате, — заявила Кэтрин.

Ей не по вкусу пришелся слишком вычурный рисунок и мрачный горчичный оттенок ковра, обилие золота в убранстве комнаты, да и строгую красоту отделанных деревянными панелями стен портили обои с золотым орнаментом.

— Здесь мрачно и нечем дышать. Когда Доминик увидит, что стало лучше, может быть, мне удастся убедить его поменять обстановку в остальных помещениях.

Этот дом можно сделать красивым. Дом строил талантливый архитектор, но безвкусная отделка мешает увидеть его гордую красоту. Обивка мебели никуда не годится. Ковры совершенно безвкусны. Этот каменный дворец чем-то напоминал ей дом в Арундейле. Кэтрин постарается сделать из него очаровательный дворец.

— Ваш муж непременно согласится, — сказала Гэбби. — Мужчине для того и нужна жена, чтобы создать уют. Его честь увидит, какая у него замечательная маркиза, и еще сильнее в вас влюбится.

Кэтрин не стала говорить девушке, что маркиз ее вовсе не любит. Она так и не смогла полностью открыться Гэбби. Слишком стыдно было признаться, что маркиз не желает спать со своей женой.

Кэтрин вместе с Гэбби разбирала сундуки, переставляла вещи. В дверь тихонько постучали.

— Это, вероятно, ваш муж, — сказала Гэбби, — не может часа прожить без своей любимой.

Кэтрин опустила глаза. Рано или поздно придется рассказать Гэбби обо всем.

Но стучал не Доминик. На пороге стоял старый Персиваль. Вот уж кого Кэтрин никак не ожидала увидеть, так это мальчика рядом с ним.

— Янош! — Кэтрин бросилась навстречу гостю.

— Надеюсь, мы не побеспокоили вас, миледи, — проговорил старик. — Мальчишке было велено подождать, пока вы отдохнете, но вы же знаете, какие они, детишки. Как их трудно заставить ждать.

Кэтрин опустилась на корточки. Янош кинулся к ней, и она крепко обняла мальчишку.

— Доминик не сказал мне, что ты здесь.

Янош прижался к ней, словно боялся отпустить и потерять. Кэтрин даже немного растерялась — цыганские дети не слишком чувствительны. Отступив, Янош сказал:

— Может быть, он хотел сделать тебе сюрприз.

— Да… наверное.

С момента венчания они с мужем ни разу не говорили ни о чем действительно важном. И все же он мог ей сказать о Яноше. Но почему-то не сказал.