Человек-саламандра - Бирюков Александр Викторович - Страница 10

Он ошибся.

Огисфер – высокий, несколько костлявый мужчина средних лет с демоническим лицом и глубокими большими глазами, помощник и секретарь Поупса Медока, один из адептов учения «Избранных для продажи во имя Господа и именем Его» был для Пипы открытой книгой.

Он подошел к своему столу и начал переставлять и перекладывать находящиеся на нем предметы.

Огисфер, по мнению Пипы, был недалеким, заторможенным и верным человеком. В чем-то Пипа была права. Она только затруднилась бы ответить на вопрос, кому именно был верен Огисфер: своему хозяину, ей или своим братьям и сестрам по вере.

Она могла не сомневаться только в том, что Огисфер был хорошим любовником. Может быть, немного своеобразным, излишне добросовестным, но очень ласковым и сильным.

Пипа полагала, что Огисфер влюблен в нее, и пользовалась этим, позволяя себя любить.

Огисфер в свою очередь подозревал, что это Пипа влюблена в него, как кошка, но из гордости прикрывает это чувство цинизмом, а он пользовался этим, потому что нуждался в здоровом, регулярном сексе к потому что Пипа была исключительно хороша в постели.

Да, она была немного своенравной, немного эксцентричной, но очень сексуальной.

Пипа подошла к Огисферу только тогда, когда он сел за свой стол.

– Тем временем происходят неприятности у господина Поупса, – сказала она. – Что случилось, Огисфер?

– Гастрольный тур проваливается, – ответил тот. – Исчез Хайд.

– Хайд? – удивилась Пипа. – Как может исчезнуть человек, которого весь мир знает в лицо?

– Исчез… – с обреченностью подтвердил Огисфер и даже опустил плечи.

Возможно, он хотел что-то добавить. Но не сделал этого.

– Где это случилось?

– На севере…

– Он никогда не любил снегопад, – задумчиво сказала Пипа. – Помнишь в его старой песне:

Пипа воодушевилась и напела припев:

Но, видимо, сообразив, что не в голосе сегодня, она продолжала речитативом, слушая незабываемую мелодию в своей памяти:

– Прекрати, – не выдержал Огисфер, – и так нету сил. Я просто не знаю, что делать.

– Это из военного цикла, – размышляла вслух Пипа, – сейчас он пишет лучше, но как-то не от души. И всё же он гений.

– Исчез он совершенно гениально! – злобно прошипел Огисфер. – Подскажи, что делать.

– Может быть, он сейчас где-то бредет под снегом, – сказала Пипа, – уходит от своей судьбы. Подумай, куда он мог бы направиться.

Пипа была помощницей режиссера Уллы Рена и шпионила за всеми для мистера Поупса Медока. Когда-то она была романтичной девушкой, но теперь поистаскалась…

Однако сексуальности и любопытства к мужчинам не утратила.

– Скажи Поупсу, что я здесь, – сказала Пипа.

– Он не в том состоянии, – возразил Огисфер.

– У меня для него хорошие новости, – сказала Пипа твердо, – возможно, он и переменит немного настроение.

– Но сначала наверняка наорет, – вздохнул Огисфер.

Он вынул перламутровую затычку из переговорной трубки и откашлялся.

– Мистер Медок! К вам Пенелопа Томбстоун.

– А? Что? Кто? ДА!!! Огисфер! Не заставляйте даму ждать.

– Он тебя ждет… – пожал плечами Огисфер.

– Так я пойду, – игриво сказала Пипа и коснулась крепкого, как картон, воротничка секретаря, от чего тот (секретарь, а не воротничок) покрылся крупными мурашками.

– Поупс затаскал бы Хайда по судам за сорванные гастроли, – заметил ей вслед Огисфер, – но сейчас у Хайда нечего отсудить.

– Так плохо дело? – удивилась Пипа, гибко изогнув талию и обернувшись к секретарю плечами и грудью.

– Он всё вложил в свои шоу. Сейчас Хайд пуст, как подарок дурака.

– Занятно, – сказала Пипа и скользнула за дверь.

В разрезе длинного платья мелькнула ее точеная нога, вызвав у Огисфера приступ любовной истомы.

Поупс, всё еще покрытый красными пятнами, вылепил из своего толстого гуттаперчевого лица счастливую улыбку.

– Пени! – возопил он, простирая руки навстречу вошедшей.

Весь его вид выражал, что он готов броситься навстречу и только массивный стол, увы, является для этого непреодолимой преградой.

– Ах, к чему эти церемонии, – принялась кокетничать мисс Пенелопа Томбстоун, – просто Пипа, и всё.

При этом она чуть наклонялась вперед, чтобы взгляд маленького импресарио более глубоко проникал в откровенное декольте, и для страховки раздвинула коленом складки юбки.

Но Медок, как истинный джентльмен, смотрел ей в глаза. Из этого Пипа постановила, что у Поупса действительно трудные времена.

– Садитесь же, – указал Медок на кресло, похожее на кожаную морскую раковину, усеянную по кромке золотыми шляпками гвоздей.

Пипа села и поерзала, чтобы юбка раздвинулась и обнажила ее великолепные ноги.

– Выкладывай! – сказал Медок, едва сел за стол.

– Хорошо. – Пипа фыркнула для порядка, но решила перейти к делу. – Улла Рен собирается начать новое мульти.

– Так, так!

– Он получил по почте сценарий и совершенно сбрендил, когда его прочитал, – продолжала Пипа.

– Что за сценарий?

– Никто этого не знает. Улла не расстается с ним. Наверное, даже спит с ним. У него всегда в руках единственный экземпляр.

– Кто автор?

– Неизвестно. Сценарий не подписан. Но главное, что этот фильм потребует значительно больше средств, чем какой-либо другой.

– Насколько больше?

– В десять раз, как минимум.

– Пойдет ли на это владелец студии, мистер Оран Ортодокс Мулер? – Поупе даже в такую минуту не мог не назвать главу синдиката полным именем.

– Это вопрос, – заулыбалась Пипа, чувствуя, что задела Медока за живое. – Может быть, и пойдет. Он заинтересован в том, чтобы расширить масштабы производства. Он строит новые мультифотохоллы. Но это уже повод для переговоров. Перекупи Рена и будешь счастлив.

– Легко сказать, перекупи! – Поупс облапил лысину.

В приемной тем временем Огисфер тщательно заткнул пробкой переговорную трубку и щелкнул тумблером телефонного аппарата.

– Мистера Быстроффа! – сказал он, по привычке сухо откашлявшись. – С ним хочет говорить Огисфер Оранж.

Лена нашла себя в спальне, когда уже наступил день. Именно нашла себя, потому что в этот момент она совершенно не помнила, как здесь оказалась.

Она проснулась вдруг, совершенно полностью и лежала, не открывая глаз, «на пузике», как она говорила, уткнувшись в подушку, ощущая всем телом удивительно мягкую постель, нежное белье, прилегавшее к телу.

Она удивилась тому, что не помнила, как попала в квартиру. Ведь она должна была что-то объяснить бабушке, должна была позвонить родителям и сказать, что добралась до дома.

Но ничего из этого она не помнила. А ведь прежде у нее не бывало провалов в памяти! Юная нервная система, как бы тонко она ни была организована, не склонна искать причины чего-либо в себе. Поэтому Лена не удивилась. Ну, забыла и забыла.

Она поерзала под тяжелым и мягким одеялом. Уж слишком сладко обнимали ее простыня и пододеяльник. Ощущение было совершенно непривычным. Как и запах. Запах был тонким, приятным и совершенно незнакомым.

Нет, запах был знакомым. Таким парфюмом пахло от того странного чревовещателя в автомобиле. «Мой господин Остин», – обратился к нему человек со снежными волосами, похожий на Шона Коннери в фильме «Имя розы». Хотя «Остин» – это, наверное, марка автомобиля… Того странного автомобиля. И кажется, в ее сне этот человек говорил по-английски, как обнищавший лорд, чопорно и назидательно выговаривая слова.

– My lord… – прошептала Лена.

Истома охватила Лену. Шон Коннери, Ричард Чемберлен, набитые пухом сиденья. Перина, шелковые простыни… Она снова поерзала под одеялом, и тут ее постигло новое, обескураживающее открытие. Она была совершенно голой, между шелковых простыней. Обычно в кино люди, оказывающиеся в подобной ситуации, освидетельствуют свою наготу визуально, заглянув под одеяло. Но в реальности так может поступать только человек с угнетенной тактильной чувствительностью. Любой нормальный человек чувствует и так – есть ли на нем одежда.