Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста - Бирман Джон - Страница 72

Естественно, это могло сочетаться со многими другими мотивами. В беседе с одним шведским дипломатом в 1947 г. и в своем отчете швейцарец Феллер сообщил, что русские при его аресте сказали, что это произошло не потому, что он им неприятен, а с целью в дальнейшем иметь возможность использовать его в качестве объекта для обмена.

На самом деле тщательное изучение дела Феллера и Майера, а также имевших место в 1945-1946 гг. шведско-советских бесед на дипломатическом уровне о Рауле Валленберге дают весьма убедительные доказательства в пользу того, что важным мотивом захвата всех троих могло быть намерение использовать их для обмена на советских граждан в Швейцарии и Швеции. Ведь Булганин дал приказ задержать и доставить в Москву Феллера и Майера «таким же образом, как и Валленберга». Очевидное впечатление от приведенного выше отчета Феллера состоит в том, что целью советской стороны с самого начала мог быть арест швейцарских дипломатов для использования их в качестве заложников в предстоявших переговорах со швейцарским правительством. По словам Феллера, советский ведущий допрос исходил из того, что освобождению заключенных должны предшествовать переговоры, но Москва предоставляет швейцарцам возможность начать переговоры, к которым уже готова. На заявление швейцарской стороны об освобождении двух дипломатов ответ будет дан не напрямую, а через требование Москвы выдать двух (а затем и еще нескольких) советских граждан, находившихся в Швейцарии. Когда швейцарцы, хотя бы в одном случае с большой неохотой, пойдут на это, откроется путь для возвращения Феллера и Майера домой.

В практику советской стороны вряд ли входило делать что-либо бесплатно. На шведские демарши о Рауле Валленберге советская сторона чаще всего задавала ответный вопрос о репатриации Макаровой и Грановского, пяти сбежавших советских моряков, а также примерно 40 больных прибалтов, которые были вынуждены остаться в Швеции по состоянию здоровья при выдаче прибалтов в 1946 г. Макарова и пять моряков оказались в Швеции еще осенью 1944 г. Примерами случаев, когда подобные дела становились предметами разговоров, могут служить беседы между Деканозовым и Седерблумом 26 января 1945 г., между Абрамовым и Седерблумом 30 апреля 1946 г., а также между Сысоевым и Барк-Хольстом 12 декабря 1946 г. Барк-Хольст был единственным шведским дипломатом, который считал действия советской стороны возможным предложением об обмене. Напротив, в беседе с Ингемаром Хэгглефом, состоявшейся 17 декабря 1945 г. в Стокгольме, Чернышев, поднимая вопрос о шведах, интернированных в Советском Союзе, узнает о том, что речь идет о двух лицах (однако Рауль Валленберг не был упомянут), а также о деле Макаровой. Даже в беседе Сталина с Седерблумом в июне 1946 г., когда советский лидер спрашивал, имеются ли у Седерблума какие-то просьбы, можно увидеть намек на готовность принять серьезные предложения со шведской стороны. Сталин безусловно знал, что г-жа Коллонтай передала известие о том, что Рауль Валленберг находится в Советском Союзе (отсюда его вопрос: «Вы ведь получили сообщение от нас?»).

Наиболее мощно и настойчиво советская сторона действовала в отношении моряка Грановского, который сбежал через несколько месяцев после беседы Седерблума со Сталиным. Согласно современным источникам, Грановский был агентом НКВД, и он сам издал книгу, в которой это подтверждается.

В связи с этим следует осознавать, что советская сторона не практиковала выдвижение напрямую предложений об обмене — это перекладывалось на противоположную сторону. Однако шведская сторона, где единственным исключением был Барк-Хольст, предпочла сделать вид, что она не поняла. Этот недостаток информации, а также убежденность Седерблума (или желание быть убежденным) в гибели Рауля Валленберга в Венгрии могли оказаться решающим фактором или, во всяком случае, важным объяснением того, что шведский дипломат, в отличие от швейцарцев, так никогда и не был выпущен на свободу (подробнее об этом см. ниже в отчете). Естественно, это никоим образом не оправдывает действия советских властей.

В данном случае может также представлять интерес резюме сказанного сокамерниками Рауля Валленберга о тех обвинениях, которые выдвигались против Рауля Валленберга и Лангфельдера (см. Белую книгу 1957 г.).

Густав Рихтер сообщает, что Рауль Валленберг сказал ему, что ведущий допрос обвинил его в проведении шпионской деятельности и констатировал, что он является членом семейства, входящего в круг крупнейших капиталистов Швеции.

Карл Зупприан отмечает также, на основе данных Вилли Рёдля, что Рауля Валленберга обвиняли в шпионской деятельности. То же самое говорит Эрнст Людвиг Валленштейн, а также Вилли Бергеман и В. Монке (с добавлением «в пользу Германии»).

Эрхард Хилле слышал от Лойды, который сидел в одной камере с Раулем Валленбергом, что те, кто вел допросы, не могли поверить, что Рауль Валленберг, который был богатым шведским капиталистом, мог работать для защиты советских интересов в Будапеште.

Эрнст Хубер сидел в одной камере с Лангфельдером, который тогда рассказывал, что его и Рауля Валленберга обвиняли в шпионской деятельности в пользу американской или, возможно, английской разведки.

Этот анализ различных возможных мотивов дает повод для попытки создать более связанную и относительно достоверную гипотезу о происшедшем. Какой-либо полной версии, очевидно, ранее не было, или она не была изложена на бумаге. Вероятнее всего, что различные донесения в сочетании с возможными планами, прежде всего у Сталина, привели к аресту и заключению Рауля Валленберга.

Следует, видимо, указать, что рассуждения о приведенных выше мотивах выглядят слишком обширными и поэтому могут ввести в заблуждение. На самом деле хватило бы и некоторых немногочисленных мотивов, которые не обязательно имеют слишком глубокую природу. На фоне крупных проблем в связи с завершением войны Рауль Валленберг, вероятно, мог лишь в небольшой степени привлечь внимание Сталина и других руководителей. Поэтому следует считать достойным определенного внимания то, что Сталин, как представляется, все же был замешан в этом деле в ряде моментов. Во всяком случае, к приведенным ниже рассуждениям следует относиться с оговорками.

В основе безусловно лежат отчеты Коллонтай и разведывательной резидентуры в Стокгольме о делах Якоба и Маркуса Валленбергов и о роли семейства Валленбергов в экономике и политике Швеции, а также их хорошие международные контакты. С большой долей уверенности можно считать, что Москва получила также некие сведения о задании Рауля Валленберга в Будапеште. Ведь 20 октября 1944 г. начальник политического департамента МИДа Швеции информировал советника советского посольства в Стокгольме об усилиях шведской миссии в Будапеште по спасению евреев. Несмотря на то что фамилия Валленберга не называлась, Москва, естественно, знала его; было также известно о том, кто дал ему задание, и о роли Ивера Ольсена. Москва, вероятно, уже осенью 1944 г. была убеждена в том, что Рауль Валленберг выполнял разведывательное задание американцев, но это не очевидно. Внимание СССР было также усилено благодаря, в частности, информации от союзников о различных переговорах в Будапеште с целью выкупа евреев и о контактах шведской миссии с венгерским некоммунистическим движением Сопротивления. 31 декабря Министерство иностранных дел СССР получило обращение от шведской миссии в Москве с просьбой о том, чтобы Красная Армия взяла под свою защиту членов шведской миссии в Будапеште.

Решение об аресте Рауля Валленберга и, возможно, также швейцарских дипломатов принималось, видимо, на высшем уровне, возможно в Комитете обороны, самое позднее 13 или 14 января, поскольку именно в эти дни был отдан приказ об изоляции Рауля Валленберга от внешнего мира. Вероятно, были даны инструкции об этой изоляции в ожидании принятия решения на высшем уровне. Все же Деканозов успел сообщить 16 декабря шведам на основе информации от армейских частей в Будапеште, что Рауля Валленберга встретили и взяли под свою защиту. Это было похоже на чистый ляпсус; Деканозов, который был известен быстрой реакцией и решительностью, видимо, не был проинформирован о том, что подготавливалось на высшем уровне. Вместе с тем сообщение Деканозова, с учетом его прошлой деятельности в НКВД, могло быть также преднамеренным поступком, поскольку через десять дней в разговоре с Седерблумом он поднял вопрос о возвращении на родину пяти советских моряков, после того как шведский посланник упомянул Рауля Валленберга. Лишь 17 января Булганин посылает приказ об аресте в Будапешт. Как уже отмечалось, в этом случае Булганин, по существу, лишь сыграл роль исполнителя. После этого крышка в Москве захлопнулась. С другой стороны, Коллонтай в феврале продолжает давать успокаивающие заверения матери Рауля Валленберга и в марте — жене министра иностранных дел Гюнтера, что Рауль Валленберг находится в СССР, что с ним все в порядке, но г-же Гюнтер добавляет, что шведской стороне лучше вести себя спокойно. Некоторые представители российской стороны считают, что Коллонтай лишь воспроизвела ответ Деканозова шведскому посольству. В действительности в своем ответе она пошла дальше Деканозова, и это означает, что она вряд ли могла действовать без указаний высшего руководства. Следует добавить, что сообщение Коллонтай матери Рауля Валленберга нашло свое отражение также в шведских газетах.