Тайна утопленной рамы - Биргер Алексей Борисович - Страница 10

Фантик закраснелась от смущения и удовольствия. Ну да, всегда приятно, когда ради тебя происходит что-то необычайное, да ещё другие с этим соглашаются и говорят вслух.

— А пока она засолится, не мешало бы сети проведать, — сказал Петя. — Самое время…

Мы проверили сети и выбрали довольно неплохой улов: штук по пятнадцать леща и чухоня, несколько щучонков и даже небольшого сома. Приблизительно через час мы вернулись на прежнее место, и Гришка с Петей взялись сразу закоптить часть рыбы — соорудили над костром коптильную решётку, приволокли молодых веточек и листьев ольхи и принялись разбирать улов. Скоро запахло ольховым дымком, и Гришка повернулся к нам:

— Тут часа на полтора возни. Сома мы сразу зажарим — отличный горячий завтрак получится! А вы можете позакидывать удочки вдоль берега, если хотите.

— Я, пожалуй, пойду проверю наконец свои донные удочки, — сказал Ванька.

Фантик потянула меня за рукав.

— Ты ещё обещал показать мне то место, где археологи находили всякие древние предметы!

— Это совсем неподалёку! — откликнулся услышавший Петя. — Поднимешься по реке буквально метров сто, увидишь спускающийся к Удолице овражек — её старое русло. Вот по этому овражку и надо идти. Может, и сама что-нибудь найдёшь — я гляжу, ты везучая.

— Да я тебя провожу! — сказал я. — Только надо поглядеть, не понадобится ли Ваньке помощь. Эти донные удочки жутко коварные. Чуть не так начнёшь их выбирать — обязательно цепляются за какую-нибудь пакость на дне.

И точно. Ванька выбрал уже две донные удочки — одна оказалась пустой, на вторую попался сомёнок сантиметров в сорок длиной (с головой и хвостом считая), и Ваньку так раздуло от гордости, что я испугался, как бы он не лопнул — а третья прочно зацепилась за что-то, и, как Ванька ни водил её туда и сюда, ни пробовал теребить и подсекать, чтобы не порвать леску, ничего у него не получалось.

— Брось ты её! — сказал я. — Дёрни разок и, если леска оборвётся, то так тому и быть!

— Ни за что! — ответил Ванька. — Ты, что ли, купишь мне новую удочку?

— Но ведь мы тебя предупреждали…

— Ага!.. И ещё уверяли, что я ничегошеньки не поймаю! А этот сомище — это, по-твоему, ничегошеньки?

Я не стал возражать Ваньке, что назвать эту рыбку «сомище» трудно даже при самой буйной фантазии. Ничего хорошего из этого бы всё равно не вышло.

— Давай попробуем потянуть вместе, — предложил я.

— А если оборвётся?

— Леска прочная, оборваться не должна.

— А если всё-таки?..

— «Если бы да кабы, то во рту росли б грибы»! — рассердился я. — Если оборвётся, я нырну и найду обрывок лески с крючком.

Ванька ехидно прищурился.

— Ну, смотри! Вообще, тебе стоило бы мокнуться — остынешь и перестанешь кипятиться как чайник.

Мы вместе взялись за леску и стали тянуть. К нашей радости, леска стала подаваться, и мы почувствовали, как тянем со дна что-то тяжёлое.

— Это сом! — задохнулся Ванька. — Огромный сом!

— Если бы это был сом, он бы сопротивлялся, — с натугой процедил я сквозь зубы. — Скорей, какая-нибудь коряга…

Фантик подошла к самому краю огромного валуна, на котором мы стояли, и заглянула в воду.

— Там что-то колышется, — сообщила она. — Что-то большое и тёмное… Ой, оно все ближе и ближе к поверхности…

— Сом?.. — жадно спросил Ванька.

— Нет, — ответила Фантик. — Оно какое-то ровное… Не похоже ни на сома, ни на корягу.

Мы потянули ещё немного, и Фантик заорала:

— Идёт! Показалась! Это что-то!..

И тут леска оборвалась.

— Чтоб тебя! — в сердцах выругался Ванька. — Я ведь говорил! Теперь ныряй!

— А может не стоит? — испугалась Фантик.

— Может, и не стоит, а надо, — хмуро ответил я, расстёгивая рубашку. Свитера, несмотря на холодное утро, мы скинули уже давно: ведь мы так усердно тянули сети, волокли рыбу, а потом возились у костра, что нам стало жарко, и в свитерах мы бы вообще запарились. — Только нырять с валунов я не буду. Мало ли что там, под водой. А это, то, что ты видела, на что это было похоже?

— На какую-то мебель, — ответила Фантик. — Вроде угла старого стола или зеркала.

— Совсем интересно, — пробурчал я, переходя на берег. Но мне и впрямь становилось любопытно, что ж это такое странное подцепил Ванька, и, наверно, я теперь больше притворялся, что мне не хочется нырять, чем на самом деле не хотел.

Я разделся на берегу, по мягкому песочку вошёл в воду и проплыл метров десять до дальнего валуна, последнего в цепочке огромных камней, тянувшихся в воду. С этого валуна Ванька и забрасывал свои удочки. Здесь не должно было быть особенно глубоко, но всё-таки дна под ногами я не чувствовал. Набрав полные лёгкие воздуха, я осторожно нырнул. В незнакомой воде всегда надо быть осторожным. Сам я отделался за все годы лишь распоротой ногой, а ведь несколько наших знакомых мальчишек расшибали головы о всякую дрянь, торчащую на дне, и потом долго валялись в больнице. Хорошо, их вовремя вытаскивали, и никто из них не захлебнулся насмерть. А ведь ещё бывает, что вода искажает расстояние до дна. Кажется, что метра два, а на самом деле всего-то полметра. Прыгаешь ласточкой — и врезаешься головой в дно. Один наш приятель получил так сотрясение мозга.

Словом, я, выросший возле достаточно большой воды, знал, что с ней шутки плохи, поэтому никогда не рисковал зря.

Глубина была не очень большая, и вода — вполне прозрачная. Если бы мы ещё не замутили её, пытаясь вытащить штуковину, зацепленную крючком, то было бы совсем хорошо. Но и в чуть мутноватой воде у самого дна я различил то, что нам было надо. Это была большая рама, резная и красивая: то ли от зеркала, то ли от картины. Меня удивило, что эта рама не всплывает. Мало того, что тянуть её было трудно, так она ещё и назад ушла, едва леска оборвалась! А ведь она деревянная. Я знал, что в воде тонет дуб, особенно старый, но рама, по фактуре, была непохожа на дубовую (а в сортах древесины я разбирался неплохо — мы ведь немало плотничали и столярничали).

Я подёргал раму. Так и есть — к ней толстой верёвкой было привязано что-то тяжёлое. Перебрав верёвку в руках, я наткнулся на большую ржавую железяку.

Развязать под водой намокшие узлы было просто невозможно. Я вынырнул, чтобы набрать воздуха, и уцепился за край валуна.

— Ну, что? — надо мной свешивались головы Ваньки и Фантика.

— Сейчас… — ответил я. — Ванька, у тебя твой перочинный нож при себе?

— Как всегда!

— Давай сюда!

Забрав у Ваньки его складной нож, я опять нырнул. Перерезать верёвку оказалось делом плёвым, и рама сразу начала всплывать сама, мне надо было лишь подталкивать её, чтобы она всплыла у самого валуна и Ваньке с Фантиком было удобно схватить её и вытащить. На одной из сторон я разглядел Ванькин обрывок лески, с крючком и донным грузилом.

Вынырнув, я постарался поставить раму вертикально, чтобы моему братцу и Фантику было легче её ухватить.

— Держите!

Они вытащили раму на валун, я выбрался следом — и мне сразу стало жутко холодно.

— Все! — сказал я. — Я бегу к костру и напяливаю свитер. Заберите мою одежду на берегу.

И помчался со всех ног — так быстро, что раза два чуть не навернулся на скользких валунах.

Гришка и Петя, сидевшие у костерка и следившие за тем, как запекается сом и как коптится другая рыба, широко открыли глаза, меня увидев.

— Ничего особенного! — я весело махнул им рукой. — Нырял за оборвавшейся леской. И мы такое вместе с леской из воды вытащили… сейчас увидите!

Я заплясал у костра, поближе к жарким углям, на ходу извлекая свитер из рюкзака и натягивая его на голое тело — свитер, связанный из шерсти Топы, был довольно кусачим, но, по холоду, покалывание жёстких волосков было даже приятным. А тут подоспели и Ванька с Фантиком, волоча раму и мою одежду.

— Ух ты! — Петя приподнялся. — Вот это и вправду штуковина!

Рама была размером приблизительно метр на полтора, не очень широкая, но вся покрытая красивой резьбой, венчал которую голубок в середине её верхней планки. Гришка тоже её оглядел — и, в отличие от Пети, особого восторга не выразил.