Тайна неудачного выстрела - Биргер Алексей Борисович - Страница 14

— Осторожно! — крикнула мама, вовремя пресекая Ванькину попытку вскинуть ногу вверх, чтобы показать, как Топа орудует задними липами, чтобы избавиться от шлейки. — Ты сейчас весь стол перевернёшь!

— Больше не буду, — присмирел Ванька. — Ничего, сама увидишь! — успокоил он Фантика. — У Топы это получается ещё лучше, чем у меня.

Словом, Ванька всячески демонстрировал своё миролюбие, и, по-моему, Фантик, которая была немножко напряжена после вчерашней стычки, совершенно расслабилась и осталась очень довольна.

Через пять минут Ванька дожевал последний кусок торта, допил морс — и мы, быстро одевшись, поволокли снегокат на улицу. Фантик, естественно, была теперь не в своём роскошном платье — она надела тёплый зимний комбинезон.

— Мальчики, а вы не хотите надеть ваши новые шапки? — спросила мама. Чтобы Ванькино нежелание красоваться в новой шапке не слишком бросалось в глаза, я тоже надел старую вязаную шапочку — эти шапочки были особенными, они были связаны из шерсти Топы: мы вычёсывали эту шерсть и мешками отправляли бабушке, а бабушка пряла её и вязала. Нитки получались толстыми и чуть-чуть лохматыми, и шапки и носки выходили теплее некуда. По нашей с Ванькой просьбе бабушка не красила шерсть — натуральный цвет Топы нравился нам больше всего.

— Они такие красивые, что нам их жалко, — ответил я. — Представляешь, во что они превратятся в первый же день, если мы будем в них кататься с горки и валяться в снегу?

— Какие вы молодцы! — восхитилась тётя Катя. — Фантик, вот тебе бы научиться так ценить вещи.

По-моему, она была даже польщена — ведь получалось, что их подарки нам безумно понравились, раз мы так над ними тряслись.

Вот только почему взрослые никогда не могут обойтись без всяких воспитательных комментариев? Фантик сразу надулась и поглядела на нас… Да, я бы сказал, с таким осуждением и презрением, словно мы были самыми настоящими предателями. Если она знала, что и замечание ей сделано абсолютно незаслуженно — поскольку истинные причины того, что мы не надели новые шапки, были совсем иными — то представляю, как бы она вскинулась!

Я побыстрее поволок снегокат на улицу — чтобы взрослые не успели сказать ещё что-нибудь благоразумное. Фантик и Ванька выскочили за дверь вслед за мной.

— Топа! — крикнул я. — Иди сюда!

Увидев в моих руках шлейку, Топа сделал вид, будто у него внезапно испортился слух. А при повторном оклике встал, недоуменно поглядел на нас: мол, вы, кажется, меня звали, или я ослышался? — но в любом случае, извините, подойти не могу, у меня срочные дела, — и бочком-бочком стал отступать за сарай.

— Топа! — крикнул Ванька. — Неужели ты бросишь нас одних? Не волнуйся, ехать совсем недалеко, а на горке мы тебя отпустим!

Топа с подозрением поглядел на нас, вздохнул и сделал несколько шажков в нашу сторону.

— Давай, Топа! — подбодрил я. — Ты не имеешь права нас бросать! И неужели тебе не хочется похвастать Фантику, как много ты умеешь?

Топа поглядел на меня долгим взглядом, в котором читалось: я, знаете ли, не из хвастливых, так что, может, вы всё-таки оставите меня в покое? Но, поняв, что мы не отступимся, подошёл и подставил шею и туловище. В конце концов, нельзя ведь бросать эту мелюзгу без присмотра! — наверно, утешал он себя, наполняясь важностью от сознания собственного долга.

При этом нельзя сказать, что Топа не был наделён чувством юмора. Вполне догадываясь, что мы ждём от него демонстрации всех его фокусов, чтобы он предстал перед гостями — в данном случае, перед Фантиком — во всей красе, он исполнил все номера своей клоунады, увёртываясь, отворачивая шею, якобы ненароком виляя задом так, что я или Ванька — в зависимости от того, в чьих руках была шлейка — вверх тормашками летели в снег, а потом резко прекратил сопротивление, чутко уловив тот момент, когда спектакль уже грозил слишком затянуться и начать надоедать.

Снегокат был двухместным, и оба сиденья — детского размера, но, поскольку эти сидения были достаточно просторными, а мы все трое — худенькими и не очень большими, мы вполне нормально устроились втроём. Ванька — спереди, он хотел рулить, да и вообще было лучше, чтобы его подстраховывали сзади, потом Фантик, а потом — я. Я сел позади всех как самый старший, который и держаться в седле умеет лучше, и должен видеть всех остальных, чтобы вовремя их поддержать.

— Ты думаешь, Топа свезёт нас троих? — с сомнением спросила Фантик.

— Наш вес для него — тьфу! — ответил я. — То есть, может быть, по свежему снегу ему было бы тяжеловато, но по накатанной дороге он промчит нас как пушинку, даже не заметит. Только иногда будет останавливаться и возмущаться шлейкой… Ну, Топа, пошёл!

Топа так рванул с места, что мы чуть не полетели кубарем — Ванька и Фантик даже завизжали, да и я вскрикнул — и вырвался за ворота. За воротами он чуть-чуть сбавил скорость и пошёл ровной рысцой. Мы ехали хорошо и плавно, и Ваньке лишь оставалось лишь вовремя крутить руль на поворотах дороги, чтобы нас не занесло в сугроб.

— Едем!.. — кричал восхищённый Ванька.

— Едем! — в тон ему орала Фантик.

Это и впрямь было здорово. Мы с Ванькой ездили на санях, запряжённых лошадьми, и это высший класс, но, честное слово, ехать на собственной собачьей упряжке, сделанной из собственного «кавказца» и собственного снегоката — это ещё лучше!

Справа от нас был лес, а слева — достаточно крутой склон, уходящий к реке. Когда мы выезжали, этот склон был отделён от дороги полоской леса, но дорога подходила к нему все ближе и ближе.

— Ещё немного — и доедем до нашей горки! — прокричал я в ухо Фантику.

Она кивнула.

В это время за поворотом послышалось тарахтенье «бурана» и шум машины. Топа повернул к обочине и остановился, а в следующую секунду нам навстречу выехал целый караван: «буран» отца, милицейская машина и машина отца Василия. Видно, Алексей Николаевич и Михаил Дмитриевич опять обратились за помощью к отцу Василию, чтобы добраться до своей завязшей машины и сразу, как только её извлекут, перегнать её в город.

— Привет, герои! — сказал отец. — Куда вы? На горку?

— Ага, — ответили мы.

— Здорово придумали! — сказал дядя Серёжа. Остальные выглядывали из машин, тоже любуясь нашим изобретением. Топа, чувствуя себя в центре внимания, принял нарочито невозмутимый вид.

— Ишь, хвастун! — расхохотался отец Василий, выглядывавший из окошка своей машины. — Мол, мне, что, такой груз — игрушки, я вам фургоны возить могу! Вот кого надо было взять, чтобы он нам машину вытаскивал!

Топа посмотрел с таким довольным видом, как будто отец Василий точнёхонько прочитал его мысли. Взрослые поехали дальше и скрылись за поворотом, а Топа всё ещё сидел, разинув пасть, свесив набок язык и как будто улыбаясь.

— Но, Топа! — крикнул я. — Пошёл, родимый!

Топа встал и с достоинством затрусил дальше.

Ехать нам оставалось совсем ничего, и через две минуты мы были на месте. Топу распрягли и пустили погулять, а мы повезли снегокат на самую вершину нашей горки.

— Ух ты!.. — выдохнула Фантик, глядя вниз.

Это было самое высокое место над рекой. Ко крутому склону здесь добавлялся холмик, поднимавшийся над дорогой и словно округлой шапкой увенчивавший этот склон. Благодаря холмику, спуск удлинялся где-то на треть. Было у этого холмика и ещё одно преимущество. Как раз в этом месте река делала поворот, поэтому, съехав с горки, ты скользил наискосок её руслу, а не врезался с разлёту в противоположный берег. Для санок — и для снегоката, разумеется, тоже — такое столкновение было ещё ничего, а вот на лыжах было совсем мало приятного — можно было и лыжи сломать, не говоря уж о том, что расшибиться по высшему классу!

— Я первый!.. — закричал Ванька.

— Нет, — ответил я, — первый раз мы съедем все вместе, чтобы никому обидно не было! А потом разберёмся.

Спорить никто не стал, признав это решение вполне справедливым и заранее устраняющим все споры.

Мы устроились втроём на снегокате на самой верхушке холма.