Наковальня звезд - Бир Грег - Страница 13

Торможение, порождённое ожившими двигателями, хотя и было незначительным — всего десять процентов g, оказало на них сильное воздействие.

— Меня сейчас стошнит, — простонала Паола, — Почему они не смягчат это для нас?

— Потому они помнят, что мы ненавидим мелочную опеку, — напомнил ей Мартин.

Через полчаса корабль вновь запел на ровной глубокой ноте. Мартин мог оценить состояние корабля, прибегнув к момерафу. Он видел, как неуклонно истощается запас топлива, как потоки частиц исчезают в бездонной черноте внешнего гасителя. Это был способ маскировки — вместо того, чтобы разбрасывать свои отходы в пространстве, тем самым увеличивая энергетические характеристики окружающего пространства.

Они направлялись туда, где трудно найти топливо.

Вернулась прежняя гравитация. Холлы и каюты наполнились жалобами и шумом возбуждения: полуодетые дети бегали, падали, ругались, гримасничали, пытались прыгать, снова падали и снова ругались.

Двое в первые же часы поломали себе кости. Их гипсовые повязки, наложенные момами в клинике, служили неназойливым предостережением всем остальным. Когда Мартин устроил общее собрание в учебной комнате, пострадавшие продемонстрировали свои трофеи.

Они поправятся через пару дней… Медицина момов могущественна. Однако пока повязки не сняты, они не смогут принимать участие в занятиях.

Корабль изменялся постепенно, как живое существо — когда никто за ним не наблюдал. Кроме всего прочего, каюты принимали ориентацию, как при потере невесомости.

Когда прошло первое возбуждение, дети уже не находили это неудобным. Психологически это было возвратом к прежнему образу жизни на Центральном Ковчеге, к тому периоду, когда они в течение года разгонялись до околосветовой скорости, удаляясь от Солнца. Не говоря уже о времени, проведённом на Земле…

Впереди изменения посерьёзнее: два g — тяжкое испытание, но если уж они решились на вторжение в систему Маслёнки, то это должно быть для них даже занимательно.

Никогда они не видели Корабль Правосудия во всей его мощи и мудрости…

Но ведь «Спутник Зари» можно было представить и простым микробом, который пытается проникнуть в хорошо защищённое, необычайно могущественное существо, способности которого были неизвестны.

Теперь Мартин должен был ежедневно докладывать момам. Один из момов постоянно дежурил в учебной комнате, — тот самый мом, на котором Мартин по совету Джорджа Кролика и Стефании Перо Крыла решил нарисовать опознавательные метки для поднятия боевого духа экипажа корабля.

На церемонию нанесения метки, собрались все дети. Когда-то, перед тем, как покончить с собой, Теодор Рассвет написал о времени, наступление которого все с нетерпением ждали: «Мы наденем военную форму, мы нанесём на себя боевую окраску, мы принесём клятву, как в прошлом пираты или мушкетёры, и всё это будет не игра, это будет по-настоящему. Подождите, вы увидите это.

Теодору подобная церемония уже не нужна. Но для других наступил предсказанный им волнующий момент.

Дети собрались на ярусах амфитеатра, который по команде Мартина вырос в учебной комнате. На их лицах и запястьях появились полосы белой и чёрной краски. «Чтобы убить серые чувства, безразличие и нерешительность… » Даже Мартин был в раскраске.

Мом плавал в центре комнаты. Внутри звёздной сферы, вокруг белой точки — звезды Маслёнки — светился красный кружок. Мартин приблизился к мому с небольшими горшками белой и чёрной краски — в одной руке, и кисточкой — в другой.

— Дабы показать нашу решимость, наше новое положение, дабы укрепиться духом и обрести мужество, назначаем этого мома Матерью Войны. Мать Войны будет находиться здесь постоянно, каждый из нас в любое время может обратиться к ней за советом.

Наше время пришло.

Мартин нанёс жирные мазки белой краски по одну сторону угловатой, лишённой черт головы мома. Другую сторону он аккуратно закрасил черным. Наконец, для усиления эффекта — это была его собственная идея — он нарисовал разделённый пополам круг — там, где должно быть лицо, так, что чёрная половина оказалась на белом фоне, а белая — на чёрном. Ничего серого, только альтернатива крайностей.

Разукрашивание закончилось. Мать Войны была готова. Мартин повернулся лицом к детям. Они стояли тихо, даже дыхание едва было слышно. Их лица показались ему суровыми и прекрасными — во власти дум и воспоминаний. Стоя перед товарищами, Мартин долго не мог оторвать взгляда от них.

— Луис Высокий Кактус и Ли Гора из исследовательской группы предложили новые названия для звёздных систем. Маслёнку они предлагают назвать Полынью, Подсолнечник — Левиафаном, а Огненную Бурю — Бегемотом. Есть ещё предложения?

— Ну что ж, хорошие имена, — почёсывая песочного цвета бородку, задумчиво произнёс Джой Плоский Червяк.

Никто не возражал.

— Теперь об упражнениях в открытом космосе… Мы учились годами, но ещё ни разу не испытывали себя в реальных условиях. Я попрошу об этом момов прямо сейчас. Попрошу, чтобы нам разрешили упражнения вне корабля как можно скорее, до окончания этого дня.

Момы всегда отклоняли подобные просьбы. Предварительно Мартин не советовался с ними. Обращаясь с такой просьбой в присутствии детей, он шёл на определённый риск, действуя по наитию.

— Вы можете начать трёхдневные упражнения в открытом космосе, — проговорила Мать Войны. — Вы можете провести полномасштабные учения вокруг «Спутника Зари».

Лицо Ганса осветилось, в знак победы он поднял кулак, затем повернулся к стоящим за ним детям. Радовались все, даже Эйрин Ирландка — все, кроме Ариэль. Лицо Ариэль оставалось бесстрастным.

— Наконец-то, — сказал Ганс Мартину, когда дети начали расходиться. Он широко улыбнулся, потёр руки и повторил, — Наконец-то.

— Какие упражнения вы собираетесь провести? — поинтересовался Мартин у Матери Войны, когда учебная комната почти опустела.

— Это будет определено в момент начала упражнений, — ответила Мать Войны. Мартин отступил назад, озадаченный.

— Без предупреждения?

— Без предупреждения, — подтвердил мом.

При равномерном движении каюта Мартина — когда-то он делил с Теодором — имела сферическую форму, была полна книг и других ценных вещей, которыми снабдили детей момы — для пользы дела и для создания уюта. Когда началось торможение, Мартин переоборудовал её, сконструировав горизонтальные полоки, на которых он смог бы сидеть, при необходимости на которые смог бы опереться. Гамак для сна он прикрепил к двум балкам.

Тереза нарушила его добровольное самозаточение лишь спустя десять часов. Прежде чем открыть люк каюты, она, прибегнув к жезлу, осторожно поинтересовалась, можно ли войти. Тяжело вздохнув, Мартин, противоречивые эмоции которого вызвали не только дрожь в руках, но и колебание мягкого пола, свесился с полока и открыл дверь.

— Я не хотела беспокоить тебя… — сказала Тереза. Выражение лица её было сдержанным, волосы — в беспорядке, кожа блестела от пота. — Но когда мы тренировались, Гарпал и Стефания сказали мне, что ты здесь и что…

Он приблизился к ней и крепко обнял.

— Ты нужна мне. Мне нужен человек, способный успокоить меня.

— Я рада, — прошептала она, зарываясь лицом в его плечо. На ней были спортивные тапочки, голубые шорты и свободная майка. — Мы провели отличную тренировку и прекрасно поразмялись.

— А я зарылся в архиве, — Мартин махнул рукой в сторону электронного каталога и книг, громоздящихся в углу, где он спал. То, что они называли архивом, были хранящияся в библиотеке «Спутника Зари» книги и всевозможные материалы об истории землян.

— Разрабатываешь тактику?

Он поморщился:

— Можно назвать это и так.

Она на мгновение прильнула к нему, затем переметнулась к кипе книг и начала просматривать каталог. Мартин не знал о её любознательности. Хотя, возможно, она просто хотела знать о нём все. Такая мысль не могла не польстить Мартину.

— Маршал Сейкс, — прочла Тереза в электронном каталоге и, наклонившись, подняла книгу. — Бурсет и Гильберт. Карл Клаузевиц и Гельмут-Бернгард Мольтке, Карл-Генрих-Фридрих Гольц. — Она приподняла бровь.