Божий молот - Бир Грег - Страница 57

— Что входит в планы вашей группы сейчас? — спросила она.

Роджерс задумчиво потёр мочку уха.

— Моя группа… пока не определилась с планом. Мы не привыкли к подобным операциям.

— Конгресс и комитеты прижали хвост Крокермену. Они могут разделаться с ним, — заявил мужчина. — Мы так и не сумели убедить Маккленнана и Роттерджека присоединиться к нам. Лояльны до мозга костей. — Лысый скривил губы. По его мнению, лояльность, выходящая за рамки прагматизма, не являлась добродетелью. — Даже сейчас, может быть, слишком поздно. Вы говорили с представителями специальной группы?

— Мы предпочитаем не втягивать их, пока это возможно, — сказал Роджерс. — Я беседовал с Гордоном, и он чуть ли не предложил мне аналогичный план. Но мы не знаем, кто из группы может согласиться с нами и сохранить все в тайне.

— У вас есть спальный мешок? — спросила женщина.

— Нет, мадам.

— А вы знаете, где достать его, когда он понадобится? Оук-Ридж в моём районе…

— Нам не нужно гражданское имущество, — решительно заявил Роджерс.

— Налажена ли структура подчинённости? И как организована передача приказов и уточнённых данных? — настаивала женщина. — А работа с шифрами?

— Эти вопросы в нашей компетенции. Мы позаботимся обо всём. Если придёт время.

— Господи, вражеское ружьё уже выстрелило, — бросил мужчина.

— Да, сэр. Я читал в газетах.

— Адмиралу следует знать, — сказал прилетевший, интонацией намекая на необходимость закончить разговор, — что наша группа не в состоянии сделать большего за отпущенное ей время. На борьбу с президентом уйдут месяцы. Мы не можем отменить или перенести церемонию приведения Крокермена к присяге. Дискуссии по поводу рекомендаций законодательного комитета продлятся недели, а судебный процесс растянется на полгода. И в течение всего этого периода он будет у власти. Поэтому очередь за вами.

Роджерс кивнул.

— Вы назначили дату?

— Мы даже не убеждены, что можем выполнить задачу. А если можем — то нет уверенности, что возьмёмся. Все определится само собой.

— Решения должны быть приняты в ближайшее время, — подчеркнула женщина. — Все в замешательстве… Наш союз слишком экстраординарен, чтобы мы могли долго сохранять его в тайне.

Роджерс согласился. Мужчина и женщина сели в самолёт и пропеллеры начали, не спеша, набирать скорость. Роджерс вернулся к машине и выехал из аэропорта. Самолёт взмыл во мрак и тишину опустившейся ночи.

Вокруг пеплового конуса, в нескольких сотнях ярдов от него, прохаживались солдаты, патрулируя ярко освещённую местность. То тут, то там проезжали патрульные джипы. А за военными, за оградой, в миле от колдовского объекта, расположились туристы, устроившиеся кто в грузовом автомобиле, кто в вагончике, кто в прицепе. Даже так поздно — уже близился рассвет — многие не спали и загипнотизированные ожиданием собрались вокруг полыхающих костров. Пронзительный смех на одном конце лагеря сливался с мелодиями псалмов. Роджерс, выруливая к дороге, ведущей на Территорию, подумал, что эти люди, вероятно, никогда не спят.

15 декабря

В два часа ночи возле кровати зазвонил телефон, и Артур мгновенно проснувшись, потянулся, чтобы поднять трубку. Звонила Итака Файнман из госпиталя в Лос-Анджелесе.

— Он умирает, — тихо сказала она.

— Так скоро?

— Я чувствую. Он говорит, что не сдаётся, но…

— Выезжаю. — Артур посмотрел на часы. — Сегодня утром. Буду на месте в восемь или девять, может, и раньше.

— Харри говорит, что ему не хочется беспокоить тебя, но надо увидеться, — объяснила Итака.

— Я уже собираюсь.

Он повесил трубку и прошёл в гостиную, к Франсин. Жена уверила его, что не спала и сидела с Годжем на коленях, размышляя, а о чём — и сама толком не знала.

— Харри при смерти. По крайней мере, так считает Итака.

— О Боже, — выдохнула Франсин. — Мчишься туда?

— Да.

Она тяжело вздохнула.

— Поезжай к нему. Скажи… Попрощайся с ним за меня, если он действительно… О, Артур. — Её голос дрогнул. — Ужасное время, правда?

Артур чуть не плакал.

— Пробьёмся, — сказал он.

Пока Франсин складывала одежду, он положил в чемодан туалетные принадлежности и позвонил в аэропорт, чтобы заказать билет на шесть тридцать. В течение нескольких секунд, стоя в смятении при жёлтом свете ночника, он пытался собраться с мыслями и увериться, что ни о чём не забыл.

Франсин отвезла его в аэропорт.

— Возвращайся скорее, — попросила она, но потом, осознав двойной смысл своей просьбы, покачала головой. — Передай Итаке и Харри, что я люблю их. Буду скучать без тебя.

Супруги обнялись, и Франсин поспешила домой, чтобы успеть отвезти Марти в школу.

В этот ранний час аэропорт почти пустовал. Артур уселся в чисто вымытом зале ожидания с газетой в руках. Он посмотрел на часы, потом его взгляд упал на худую, явно нервничающую женщину, или, скорее, девушку. Она стояла в нескольких футах и не спускала с него глаз.

— Надеюсь, вы не против? — проговорила она.

— Простите?

— Я шла за вами от вашего дома. Вы Артур Гордон?

Артур прищурился от удивления и не ответил.

— Я знаю, вы — Гордон. Я следила за вашим домом. Понимаю, звучит ужасно, но я следила. Я должна передать вам кое-что. Это очень важно. — Девушка раскрыла хозяйственную сумку и вынула картонную коробочку, достаточно большую для того, чтобы вместить бейсбольный мяч. — Пожалуйста, не бойтесь. Это не бомба. Ничего подобного. Я показывала сотрудникам службы безопасности в аэропорту. Они приняли его за игрушку, за японскую игрушку для моей кузины. Но это для вас. — Она протянула коробку ему.

Артур внимательно посмотрел на коробку, потом сказал:

— Откройте сами, пожалуйста. — Казалось, он действовал, как робот — осторожно и, в то же время, спокойно. Раньше Артур не задумывался о возможности покушения, но знал, что является отличной мишенью для фанатиков из «Кузницы Господа» или любого, на кого слишком подействовали события последних недель.

— Хорошо. — Девушка открыла коробку и вытащила блестящий яйцевидный предмет, стальной или серебряный. Протянула его артуру. — Возьмите, пожалуйста. Это важно.

С некоторой неохотой — вещица действительно походила, скорее, на игрушку, чем на нечто смертоносное — Артур взял предмет, из которого тут же появились ножки, упёршиеся в его ладонь. Не успел Артур и глазом моргнуть, как паук ущипнул подушечку большого пальца. По руке разлилось тепло, и Гордон снова сел с улыбкой удовлетворения на побледневшем лице. Девушка отступила назад, тряся головой и крича:

— Это важно, очень важно!

— Хорошо, — сказал Гордон, пытаясь, несмотря на волнение, внешне сохранять спокойствие. Паук заполз в карман его пиджака, пролез сквозь ткань рубашки и вновь ущипнул — в живот.

Когда была объявлена посадка, Артур уже начал получать информацию. В самолёте он притворился спящим. Информация стала более определённой, и страх понемногу отпустил учёного.

Хикс всё ещё оставался в Вашингтоне, отчаянно надеясь, что сможет что-либо предпринять. Белый Дом не интересовался им. Кроме случайных телевизионных интервью — после фиаско в программе «Фрифайр» их стало ещё меньше, — он вёл удручающе бездеятельную жизнь. Его книга пользовалась большим спросом, но он отказывался участвовать в литературных дискуссиях. Издатели махнули на него рукой.

В середине дня он обычно прогуливался по заснеженным улицам и долго кружил вокруг отеля, несмотря на холод и ненастье. Правительство продолжало оплачивать его расходы, он всё ещё считался членом специальной группы, хотя никто из этой группы не обращался к Хиксу с тех пор, как президент выступил со своей знаменитой речью. Даже после появления в газетах сообщений о взрывах на астероидах, только пресса удостоила его вниманием.

В остальное время Хикс сидел в своей комнате, одетый в костюм, по цвету напоминающий овсяную кашу. Его пальто валялось на кровати, галоши — на полу. Хикс мог подолгу смотреть на своё отражение в зеркале, висевшем над столом. Или же его взор медленно блуждал от компьютера к экрану выключенного телевизора. Никогда ещё писатель не чувствовал себя таким бесполезным, никогда ещё он не оказывался в столь неопределённом положении.