Последняя ночь последнего царя - Радзинский Эдвард Станиславович - Страница 7

Ники (пожал плечами). Я уехал.

АЛИКС. Ты думал, что переворот, о котором столько твердили, они подготовили? На самом деле как в той пьесе – только болтали, болтали, а чернь вышла на улицу. И забрала Вишневый сад.

Боже мой, я написала тебе шестьсот тридцать пять писем, хотя можно было написать лишь строчку. (Читает). «Всегда… всегда чувствуй мои руки, обвивающие тебя, мои губы, сильно и нежно прижатые к твоим… Вечно, вместе и навсегда неразлучны».

Шум включенного мотора

АЛИКС. Что это?

НИКИ. Мотор завели. Видно уезжают

АЛИКС. Я почему-то испугалась. Так громко.

НИКИ. Должно быть, большой автомобиль грузовой.

АЛИКС. Но почему ночью?

НИКИ. Что-то увозят. Идет эвакуация города.

АЛИКС. Какая беспокойная ночь… Пора спать. Уже очень поздно… половина второго.

НИКИ. Ты хотела прочесть на ночь…

АЛИКС. Устала. Завтра… Нет, пожалуй, прочту. Из Книги пророка Амоса: «Вот наступают дни, говорит Господь Бог, когда я пошлю на вашу землю голод – не голод хлеба, не жажду воды, но жажду услышать Слова Господни. И будут ходить от моря до моря и скитаться от севера к востоку, ища Слов Господних, и не найдут».

НИКИ. Ну вот, дорогая, он дал нам увидеть будущее…

Смех из соседней комнаты.

АЛИКС. Никак сегодня не угомонятся.

НИКИ. Они добрые… На днях я рассказал Анастасии об Элле, ходившей к убийце. И уже вскоре она прочитала мне письмо к подруге: «Отец просил передать всем, чтобы не мстили за него. Он всех простил и за всех молится…»

АЛИКС. Ты будто прощаешься с нами? Почему?

НИКИ. Нет, нет – «Вечно вместе и неразлучны»….

Она гасит свет. В темноте только горит лампада.

АЛИКС. Помолимся.

(Они становятся на колени и читают молитву.)

«Господи Боже наш, еже согрешивших во дни сем словом, делом и помышлением, яко Благ и Человеколюбец, прости нас. Мирен сон и безмятежен даруй нам, Ангела твоего хранителя пошли, покрывающа и соблюдающа нас от всякого зла…»

Раздаются электрические звонки, звонки, звонки…

АЛИКС. Что происходит?

Стук в дверь.

ГОЛОС. Ваше Величество, город обстреливают. Комендант просит немедленно всех сойти в подвал.

НИКИ. Это доктор. Надо будить Маленького.

АЛИКС. Боже мой, пять минут третьего… Ему так надо было выспаться перед прогулкой!

Звонки, звонки, звонки бесконечные звонки.

Часть вторая

Расследование

Та же палата в Кремлевской больнице. Те же – Двое

МАРАТОВ. «Когда стали раздевать трупы, тут и обнаружилось, что на трех дочерях были надеты какие-то особые корсеты. В корсете, местами разорванном пулями, в отверстиях были видны бриллианты… На шее у каждой из девиц оказалась ладанка с изображением Распутина.

ЮРОВСКИЙ. Значит, читал.

МАРАТОВ. Тот час как ты написал. Я тогда имел доступ к секретным документам. И хорошо изучил. – «Записку Якова Юровского о расстреле Романовых». Считай, наизусть помню.

ЮРОВСКИЙ. Что ты хочешь от меня?

МАРАТОВ. Опять сбил меня. Трудно держать мысль. Они говорят… говорят… Я все время их вижу – Старую парочку.

ЮРОВСКИЙ. Сумасшедший.

МАРАТОВ. Убивал, а не видишь. А я вижу. От вынужденной неподвижности он даже чуть располнел… Обычного средненького роста… В его усах, бороде – седые волосы. И голова – с проседью… Желтая бородка. И под глазами – мешки. Глаза… Только потом я понял загадку его взгляда.

ЮРОВСКИЙ. Что ты хочешь от меня?

МАРАТОВ. Я хочу, чтоб перед смертью ты все узнал от меня. И я тоже – все узнал от тебя перед твоей смертью.

ЮРОВСКИЙ. Мне больно, Маратов.

МАРАТОВ. Я начну сначала. С первой попытки убить их. Ты помнишь?

ЮРОВСКИЙ. (Усмехнулся). Когда мы должны были везти их в Москву.

МАРАТОВ. И по дороге ликвидировать. А я отменил убийство. И предложил посылать им письма будто бы от «заговорщиков». (Шепчет.) На самом деле, товарищ Яков, я затеял все это ради одного: потянуть время, я решил отменить расстрел. Они ведь никому были не нужны и никакой опасности не представляли. Я даже в Москву послал доказательства – «у нас в Екатеринбурге находилась. царская Академия Генерального Штаба – 300 офицеров! Но ни одного заговора спасти семью! Покинутая царская семья».

ЮРОВСКИЙ. Я чувствовал! Я знал! Предатель!

Маратов дает ему таблетку. Юровский швыряет ее на пол.

МАРАТОВ. И потому каждый раз, читая его дневник, я оставлял его на другом месте – чтобы он заметил… И письма от «освободителей» писал чудовищным французским. Делал все, чтобы он понял нашу провокацию.

ЮРОВСКИЙ. Но коронованный дурачок не понял твоего предательства – записал в дневник то, что мы хотели.

МАРАТОВ. Да-да. И тем самым дал нам повод его расстрелять… Но я до конца пытался. Уже в день казни уговорил Белобородова – и мы послали телеграмму Ленину. Просили подтвердить решение о расстреле. В те дни наша власть казалась конченой. И я надеялся, что Ильич…

ЮРОВСКИЙ. Потому так долго не приходил грузовик! Предатель!

МАРАТОВ. Да, Вожди Урала ждали ответ из Москвы. И, как ты помнишь, Юровский, его долго не было.

ЮРОВСКИЙ. И как я помню, Маратов, он все-таки пришел! Пришел!

МАРАТОВ. Да, Ильич сказал: «Нельзя оставлять живого знамени – нашим врагам в наших трудных обстоятельствах».

ЮРОВСКИЙ. Мы были непреклонны, предатель, и оттого победили.

МАРАТОВ. А где сейчас победители! С красавицей Риммой за колючей проволокой? Или уже получили свой «пинок под зад»?!

ЮРОВСКИЙ. Предателю не понять Революции! Уходя в тюрьму, моя дочь Римма сказала мне: «Великие революционеры Нечаев и Ткачев в XIX веке думали: сколько людей придется уничтожить после победы революции? И Ткачев сказал: «Надо думать о том, сколько можно оставить». Сталин велик потому, что понял: оставлять нельзя никого – весь старый мир должен погибнуть. И мы, старые революционеры, – тоже. Потому что мы – его часть. Мы более не нужны партии. Мы выполнили свою задачу – создали Первое Государство Нового мира. И теперь с нашими привычками к дискуссиям, спорам, к свободе, мы непригодны для новых задач. Мы должны уйти… И бывшие партийные вожди это поняли. И потому согласились объявить себя шпионами, врагами народа. Ибо начинается новый этап: завоевание остального мира. Великая мечта мирового пролетариата: Всемирная Революция! Ты помнишь, бывший товарищ Маратов, как мы о ней мечтали тогда – в 18-ом Но мир струсил, мир нас не поддержал. И вот теперь мы опять попробуем Но для этой задачи нужны новые люди – нерассуждающие, дисциплинированные, муравьи, если хочешь, послушные одной воле – воле Вождя. Железной рукой мы загоним человечество в счастье!

МАРАТОВ. Забавно! Ведь это я рассказывал про Ткачева раскрасавице Римме. Правда, я не рассказал ей о самом страшном романе века. Назывался «Бесы». Роман о грядущей революции Достоевский предвидел нас, мучительно думал о нас.

И, ожидая нас, послал нам в будущее вопросик «Если для возведения здания счастливого человечества необходимо замучить всего лишь ребеночка, согласишься ли ты на слезе его построить это здание?» И 17 июля мы на него ответили – мы согласились.

ЮРОВСКИЙ. Я не читал Достоевского.

МАРАТОВ. Но, не читая, ты строил Новый мир, как памятник – ему! «Федору Достоевскому от благодарных бесов».

ЮРОВСКИЙ. Маленький человек! Мы жили для счастья человечества, Но тебе было достаточно полюбить девчушку, которой толком не сказал ни слова…

МАРАТОВ. Да, это была всего лишь мечта, в поруганном, залитом нами кровью мире. Когда я видел ее прелестное, такое живое личико. Как она смеялась. Сколько раз, стоя за дверью, я слушал ее смех. И когда, краснея, потупись она встречала меня в коридоре… Я шептал ночью стихи в подушку. Прав. С нее все и началось! Но уже потом случилось иное. Это нужно тебе узнать перед смертью. Однажды я пришел читать его дневник…

ЮРОВСКИЙ (усмехнулся). Проверять дневник.

МАРАТОВ. Сверху лежало стихотворение… С надписью его рукой: «Для Анастасии». Я прочел. Потом списал, и много раз перечитывал удивительные строчки. Я прочту их тебе. Их надо услышать перед смертью: