Невеста оборотня - Билл Альфред - Страница 13

— Вы хотите сказать, что реальные 98 тысяч долларов в золоте и серебре лежат сейчас где-то неподалеку от его дома? — спросил я, с трудом подавляя в себе искушение схватить свою шляпу и прямиком помчаться на Холм Повешенных.

— Именно, — — усмехнулся эсквайр. — Я знаю, что за последние два года я выплатил ему такую сумму, что если в темную ночь выложить все эти деньги на стол, они покроют его вдоль и поперек — и ни одна из этих монет не прошла обратно через мои руки.

— Но в таком случае, — раздосадованный мрачным предчувствием, воскликнул я, — что может помешать кому-либо найти эти деньги и похитить их?

— Прежде всего, деньги, должно быть, достаточно хорошо упрятаны, иначе я бы нашел их еще вчера. К тому же, учитываете ли вы вес и объем такой суммы в звонкой монете? Если бы она вся состояла из одних золотых гиней, их было бы около двадцати тысяч штук. Но большое количество монет было из серебра, а золотые монеты были самые разные: фридрихсдоры — прусские пистоли, луидоры, паризидоры — французские монеты из чистого золота, отчеканенные Филиппом Валуа, бизанты — золотые монеты из Византии, мохуры — старинные монеты из Индии; эти монеты не видели дневного света с тех самых пор, как представители некоторых наших знатных фамилий стали молчаливыми компаньонами мадагаскарских пиратов.

— Но у человека была целая ночь, чтобы проникнуть туда, — начал я.

— Ну, ну — прервал он нетерпеливо. — Ни у кого, кроме меня и нового арендатора — француза — нет ключа от дома Пита Армиджа; и вообще это место никто пока не посещал. Чтобы удостовериться в этом, я побывал там рано утром.

Позабыв от волнения о правилах учтивости, я живо вскочил на ноги.

— Мне бы хотелось отправиться туда сейчас же, — воскликнул я — Поиски могут быть долгими; а когда мосье де Сен-Лауп вступит во владение недвижимостью, он, вероятно, тотчас же отправится со мной к дому Пита Армиджа?

— С какой целью? — спросил эсквайр с раздражающей невозмутимостью.

— С целью помешать субъектам, покушающимся на деньги, найти их и похитить, — с горячностью ответил я.

— У них ничего не получится. Если бы кто-то смог найти сокровища старого Пита, то это уже сделал бы я, когда искал его зеленое пальто. Я даже обнаружил при этом два его тайника, но, увы, оба они были пусты.

— Пусты?

— Да, пустые. И, судя по пыли на их стенках, тайниками не пользовались неделями. Я, кстати, оставил их открытыми, чтобы какой-нибудь случайный бродяга увидел их и решил, что пришел слишком поздно.

— Вы не думаете, в таком случае…

— Нет. Я глубоко уверен, что деньги все еще находятся где-то в доме или рядом с ним и спрятаны так хорошо, что нам не следует опасаться, как бы дурные люди не отыскали их первыми.

— Но в таком случае… — и я двинулся по направлению к двери.

— Вы хотите помчаться прямо к дому Пита Армиджа? Но сейчас вы не можете этого сделать. Пока завещание старика не найдено, помните, что вы имеете в этом деле прав не больше, чем кто-либо другой. Найдите мне завещание, найдите мне то старое зеленое пальто, и я держу пари, что вы сможете после этого поступать так, как вам будет угодно. Но, мой мальчик, — мягко продолжил адвокат, — если мы найдем деньги сейчас, я, вероятно, буду вынужден передать их государству, и тогда, даже если позднее завещание внезапно и найдется, то я не думаю, что вам удастся, даже по суду, получить назад свое наследство после того, как власть наложит на него свои руки. Не так ли?

Вскоре после этого эсквайр собрался уходить, и я сопровождал его до конторы моего дяди, подвергаемый танталовым мукам как никто другой в это утро в Америке. Я сразу начал строить планы поисков злополучного зеленого редингота. Они обещали быть сложными. Если кто-то, живущий по соседству, взял редингот, то эта одежда слишком хорошо известна, чтобы не быть узнанной, а потому этот человек вряд ли рискнет надеть его, даже если у него и нет другого пальто. Когда же он обнаружит, что карманы похищенного им редингота не содержат ничего полезного, он либо спрячет его, либо зароет в землю или сожжет.

При мысли о единственном доказательстве моего права на наследство, уничтоженном таким образом, мое тело, несмотря на холод морозного утра, покрылось липкой испариной. Но у меня не было иной альтернативы. Если у вора окажется больше смелости, чем предполагал адвокат, он может продать пальто в любом другом городе вверх или вниз по реке, или сохранить его, чтобы носить самому, как только он окажется достаточно далеко от этих мест, чтобы чувствовать себя в безопасности от риска быть пойманным с поличным. В этом случае он, вероятно, с каждой минутой удаляется от меня все дальше и дальше. Вор может находиться уже в Олбани, откуда дороги расходятся во всех направлениях. А если нынешний владелец пальто сумел бы спрятаться на какой-нибудь барже или шлюпке, он уже сейчас мог навсегда затеряться в трущобах Нью-Йорка. Но, по крайней мере, я могу внимательно обследовать все магазины поношенной одежды в соседних городках. Поэтому я поспешил пройти через контору в комнату дяди с намерением попросить у него двухдневный отпуск.

Так уж случилось, что мне не пришлось обращаться к дяде со своей довольно удачной просьбой, потому что я нашел его отнюдь не в том добром расположении духа, когда он с легкостью делал одолжения или хоть выслушивал меня до конца. Письмо, которое дядя должен был получить при посредничестве некоего частного агентства — почта не обязана доставлять корреспонденцию ранее утра — лежало перед ним на столе. И было очевидно, что дяде с большим трудом удается сохранять атмосферу той мирной тишины, которая, как он считал, подчеркивала его сходство с Отцом нашей страны.

— Я рад, что вы наконец-то появились, Роберт, — начал он, одновременно кинув взгляд на часы в футляре, неторопливо тикающие на стене за его левым плечом. — Я приказал немедленно оседлать лошадь для поездки к нашим клиентам. В последнее время они стали недопустимо распущенными в том, что касается денежных переводов. Вы должны привести с собой столько денег в счет просроченных платежей, сколько сможете. Список должников с указанием сумм их долгов будет вручен вам в конторе. А пока тотчас же возвращайтесь к себе домой и упаковывайте ваш дорожный багаж для поездки сроком на две недели. Прошу вас поторопиться. Надеюсь, что уже через час вы будете в пути.

Как оправдание своему опозданию я мог рассказать дяде о визите эсквайра Киллиана и о принесенной им поразительной новости. Но я воздержался от лишних слов, потому что никогда прежде не видел дядю таким взволнованным. И разве мог я после всего происходящего здесь вести речи неопределенные и неясные, пытаясь повысить свои акции и пренебрегая при этом делами дяди, которые, судя по всему, производили впечатление безнадежных? В данный момент мой поступок несомненно выглядел бы наглым и дерзким. Но вокруг меня не было никого другого, кому бы я решился рассказать об одолевавших меня мыслях, однако это могло изменить планы дяди немедленно отправить меня в деловую поездку. Сверх того, я почти физически ощущал невозможность покинуть город, не принеся Фелиции своих извинений за мое презренное поведение накануне ночью. Мысль о том, что последующие две недели я буду жить, не зная о том, получил ли я ее прощение и оправдание своему поступку, была для меня невыносимой.

Итак, вложив в кобуры пистолеты, упаковав в чересседельные сумки шинель и дорожный багаж, менее чем через час, в ярком солнечном сиянии сверкающего осеннего утра, я осадил коня у ступеней дядиного дома. Надежды, хоть и сомнительные, о возможном наследстве несколько оживляли мои мысли. Удастся ли мне благополучно перенести ожидающий меня шторм? Но едва только горничная-гаитянка, получив через Барри мою записку, спустилась по ступеням, я обратился к ней с просьбой передать мисс Фелиции Пейдж, что я покидаю город на две недели.

— Мисс Фелиция вышла погулять с тем французским джентльменом, который мосье де Сен-Лауп, мистер Фарриер, сэр, — сообщила она мне, и добавила с легкой симпатией в ответ на мой полный разочарования взгляд, от проявления которого я все равно не смог бы удержаться. — Она будет очень разочарована, что не увидела вас.