Кошки ходят поперек - Веркин Эдуард - Страница 6

Я беспощадно вытряхнул остатки жидкости на сиденье «Хаммера».

– Уходим, – сказал я. – Скоро Автол появится, а нам надо еще в «Бериозку» успеть, для алиби…

– Лучше бы посмотреть, как все сработает…

– Послушаем с той стороны. – Я направился к бетонным плитам забора. – Так безопаснее будет…

Вдруг в кабинете химии погас свет.

Темнота. Резкий переход, зеленые круги в глазах.

– Бежим! – ойкнул Шнобель, дернулся, рванул к забору.

Я на секунду удержался, затем тоже поддался панике, кинулся за ним. Мы лихо перелетели ограждение, свалились в кусты и притихли. Шнобель довольно улыбался. Типа, напугал мя.

Ждать пришлось недолго. Скоро со стороны служебного входа послышались, как говорится, шаги. Шнобель ткнул меня в бок. Я кивнул. Подумал только, что Шнобель, как всегда, нагнал – шаги Автола слышно было, но никакого цоканья копыт, то бишь подков. Если Автол подгреб бы минут на пятнадцать раньше, то легко застукал бы нас возле своего вездехода.

Шаги прошаркали мимо, остановились возле «Хаммера». Хлопнула дверь.

Через секунду вечерние сумерки были пронзены воплем. Мне даже почудилось, что в Лицее дрогнули стекла. В лесу запищали испугавшиеся птицы – то ли семейство иволог, то ли одинокие козодои.

Шнобель в восхищенье подпрыгивал на месте и бешено показывал мне большие пальцы. Радовался.

Вопль не замедлил повториться. И в этот раз он был протяжнее и безнадежнее, в вопле звучала агония, в вопле звучала тоска, будто лось одинокий помирал. Потом вдоль забора снова протопали шаги, только теперь уже в обратном направлении.

Шаги сопровождались стонами и слабым ревом.

– Получилось! – радостно прошептал Шнобель. – Теперь этот гад недели три не покажется, не меньше!

– С ним ничего не это… не будет? – спросил я.

– Ничего. Сидеть не сможет, это точно. Ну и по мелочи там. Кожу, может, там пересадят… Это шутка, можешь на меня так не смотреть. Где велики-то, в какую сторону?

– А ты на покете своем посмотри, – посоветовал я.

– Точно ведь. – Шнобель сунул руку в карман. – Сейчас…

Лицо у Шнобеля вдруг как-то поползло в сторону, я даже испугался. Испугался, что Автол каким-то зверским усилием нечеловеческой сущности физкультурника перенесся через забор и теперь стоит за нашими спинами.

С линейкой из кабинета черчения. Со струбциной из кабинета труда. С динамометром из физического кабинета и с горелкой из химического.

Я резко оглянулся, но Автола не обнаружил.

– Фляжка!!! – прошептал Шнобель. – Я ее обронил…

– Где?

– Там. – Шнобель указал в сторону забора.

– Баран, – сказал я. – Баран ты, Носов. У тебя на фляжке…

– Фамилия. И имя…

– Полезай давай быстро, – я кивнул в сторону забора, – пока Автол с милицией не примчался. Тогда тебе даже побег в Казахстан не поможет…

– Я…

– Давай скорее, зобух. – Я начинал злиться. – Ты со своей фляжкой так нас подставишь…

– Я это… – Шнобель забегал глазами. – Ну…

И тут я понял, что Шнобель испугался.

– Я… – Шнобель оглядывался, – я не могу…

– Нос, я что-то не понял. Это ты всю эту байду придумал, теперь полезай!

– Не могу, – помотал головой Шнобель. – Не могу, Кокос, честно…

– И что нам делать теперь?! Автол найдет твою вонючую флягу – и тогда он нас не только из Лицея вышвырнет, он нас зароет!!! В сыру землю! Ты понимаешь?!

– Понимаю, Кокос, понимаю… Но не могу… Не могу… Кокос, давай ты…

– Ты чего?! – удивился я. – Ты, значит, облажался, а я должен рисковать…

– Я бабла отсыплю, – пообещал Шнобель.

– Я сам тебе бабла отсыплю, дятел! А ну давай…

– Кокосов! Я тебя прошу!

Шнобель почти что всхлипнул.

Я быстро подумал.

Шнобель обделался, это ясно. Если полезет, может все завалить. Если полезу я, шансов уйти спокойно гораздо больше. А Шнобель будет мне должен. А это очень хорошо, когда тебе кто-то должен. Особенно Шнобель.

– Ладно, Нос, – сказал я. – Я сгоняю. Только учти…

– Учту все на три года вперед, – пообещал Шнобель.

– Ты мне должен всего.

– Не боись, не вмаринуюсь, – заверил Шнобель.

Я влез на забор и произвел рекогносцировку. Никого видно не было. Тишина. Спрыгнул на асфальт и подбежал к «Хаммеру».

Дверь вездехода была открыта, на асфальт стекало изготовленное Шнобелем вещество. Я опустился на колени и стал искать фляжку. Было уже совершенно темно, и искать приходилось на ощупь, пальцами по асфальту.

Фляжки не было.

Я уже было испугался, что Автол нашел фляжку и прихватил ее в качестве улики, но тут шнобелевская посуда обнаружилась под правым задним колесом машины – Автол успел снять свой танк с тормоза, он немножечко сдвинулся и придавил жестянку. Я принялся ее выковыривать, но очень быстро обнаружил, что вещица застряла плотно и извлечь ее нельзя. Я вспотел, как двадцать тысяч негров. Выпрямился, забежал за корму «Хаммера» и попытался джип сдвинуть. Бесполезно, могущества не хватало. Я испугался посильней.

С другой стороны здания послышался очередной крик. В нечеловечной тональности. Я вздрогнул и решил спрятаться за автомобилем. И тут же наткнулся на нее.

Девчонка.

Передо мной стояла девчонка. Новенькая. Я ее не видел, но сразу понял, что это новенькая. От нее пахло шампунем и нашатырем, она стояла, засунув руки в рукава, смотрела в асфальт.

Я наткнулся на нее, из-под ее куртки вывалилась связка разнокалиберных ключей. Длинные, короткие, всякие.

Ну да, куртка из толстой красно-черной кожи. Дурацкая, это Шнобель верно сказал. На плече номер «77», на спине надпись «D. Racing», я тогда еще подумал, что вряд ли девчонка занимается гонками на драгстерах…

Номер «77» и «D. Racing» светились зеленоватым. Волосы неопределенного цвета, какие-то пегие перья.

Фиолетовые солнцезащитные очки, хотя вроде бы вечер. Очки нацепила. Ночью в очках ходят одни… Лицо…

Я тупо улыбнулся и сказал:

– Я это… Тут хожу…

Со стороны парадного входа провопили еще. Новенькая поглядела в сторону вопля.

– У меня тут… – пробормотал я. – Застряло, короче…

Надо было мне удивиться. Надо было мне поинтересоваться, что там случилось. Кто там так орет. Но я лопухнулся. Не знаю почему, но лопухнулся, обычно перед девчонками я крут, а тут чего-то не так…

Не знаю даже…

Я сказал:

– Это не я вообще-то… Я не хотел…

Новенькая слегка пожала плечами. Ничего. Не красивее Мамайкиной, конечно. Глаз не видно, это плохо.

И тут я лопухнулся еще больше.

– Никому не говори, а? – попросил я. – Пожалуйста…

Новенькая снова пожала плечами.

– Спасибо! – Я схватил ее за руку, пожал.

Ладонь у нее была сухая и теплая, и какая-то…

Не знаю…

Заглянул я этой зимой в живуголок, а там Верка Халиулина показывала первоклашкам шиншилл. Шиншиллы были похожи на белок и на кроликов одновременно, только серо-голубоватого цвета. Каждый первоклассник мог погладить шиншиллу или даже взять ее на руки. Мне тоже захотелось потрогать шиншиллу, я цапнул ее и почувствовал необыкновенную теплоту и даже какую-то радость. Потом Верка рыкнула, что хватит лапать, шерсть от этого скатывается, и шиншиллу отобрала. Но я еще долго чувствовал тепло, долго.

Сейчас было то же самое, не знаю…

– Он такой придурок… – сказал я и разжал ладонь.

Потом наклонился, поднял ключи и сунул ей в руку.

Новенькая развернулась и не спеша пошла к воротам. Я снова принялся выдирать фляжку из-под колеса, но фляжка держалась плотно. Тогда я сделал вот что.

Достал ножик и пропорол-таки шину. Прорезал в ней дыру. Воздух вышел, «Хаммер» просел, фляжка выскочила. Спрятал ее в карман и побежал к забору.

Правая рука у меня пылала, и уши, кажется, тоже.

Что за тупость – ходить ночью в очках?

Глава 3

Пески Гондураса

Было воскресенье, Мамайкина спросила:

– Лихорадка, значит? Субботний вечер, значит?

Я поморщился. Сегодня Мамайкина выглядела слишком гламурно. Даже для такой гламурщицы, какой была Мамайкина, она выглядела гламурно. Слишком много розового, через край. Собираясь в гости к приятелю, так гламурно не наряжаются.