Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович - Страница 78

Толь совершенное истребленіе всѣхъ благихъ нравовъ, грозящее паденіемъ государству, конечно должно какія основательныя причины имѣть, которыя въ первыхъ я потщусь открыть, а потомъ показать и самую исторію, какъ нравы часъ отъ часу повреждались, даже какъ дошли до настоящей развратительности.

Стеченіе многихъ страстей можетъ произвести такое поврежденіе нравовъ, а однако главнѣе изъ нихъ я почитаю сластолюбіе. Ибо оно рождаетъ разныя стремительныя хотЬнія, а дабы достигнуть до удовольствія оныхъ, часто человѣкъ ничего нещадитъ.

Въ самомъ дѣлѣ, человѣкъ, предавшій себя весь своимъ безпорядочнымъ хотѣніямъ и обожа внутри сердца своего свои стремительныя страсти, мало уже помышляетъ о законѣ Божіемъ, а тѣмъ меньше еще о узаконеніяхъ страны, въ которой живетъ. Имѣя себя единаго въ виду, можетъ-ли онъ быть сострадателемъ къ ближнему и сохранить нужную связь родства и дружбы. А какъ Государя щитаетъ источникомъ, отъ коего можетъ получить такія награжденія, которые могутъ дать ему способы исполнить свое сладострастие, то привязывается къ нему, но не съ тою вѣрностью, каковую бы долженъ подданный къ Самодержцу своему имѣть, но съ тѣмъ стремленіемъ, къ чему ведетъ его страсть, то есть, чтобы угождать вовсемъ Государю, льстить его страстямъ и подвигнуть его награждать его. А таковыя расположенія нераждаютъ твердости; ибо можетъ-ли тотъ быть твердъ, который всегда трепещетъ недостигнуть до своего предмета и котораго твердость явнымъ образомъ отъ онаго удаляетъ. Іулій Цезарь, толь искусный въ познаніи сердецъ человѣческихъ, яко искусетель въ военныхъ и политическихъ дѣлахъ, который умѣлъ побѣждать вооруженныхъ противу него враговъ, и побѣжденныхъ сердца къ себѣ обращать, не иное что къ утвержденію своея похищенныя власти употребилъ, какъ большія награждения, дабы введши черезъ сіе сластолюбіе, къ нему якобы къ источнику раздаяній болѣе людей привязались. Не токмо всѣмъ своимъ поступкомъ изъявлялъ такія свои мысли, но и самыми словами единожды ихъ изъяснилъ. Случилось, что ему доносили нѣчто на Антонія и на Долабелу, якобы онъ ихъ долженъ опасаться. Отвѣчалъ, что онъ сихъ въ широкихъ и покойныхъ одеждахъ ходящихъ людей, любящихъ свои удовольствія и роскошь, никогда страшиться причины имѣть неможетъ.

По сіи люди продолжалъ онъ, которые о великолѣпности, ни о спокойствіи одеждъ нерадягъ, сіи же роскошъ презираютъ и малое почти за излишнее считаютъ, каковы суть Брутусъ и Кассій, ему опасны, вразсужденіи намѣреній его лишить вольности римской народъ. Не ошибся онъ въ семъ; ибо подлинно сіе его тридцати тремя ударами издыхающей римской вольности пожертвовали. И такъ самый сей примѣръ и доказуетъ намъ, что не въ роскоши и сластолюбіи издыхающая римская вольность обрѣла себѣ защищеніе, но въ строгости нравовъ и въ умѣренности.

Отложа всѣ суровости, слѣдствія непросвѣщенія и скитающейся жизни дикихъ народовъ, раземотримъ ихъ внутреннія и неистребленныя вліянныя природою въ сердце человѣческое добродѣтели. Худы-ли или хороши ихъ законы, они имъ строго послѣдуютъ; обязательства ихъ суть священны, и почти неслышно, чтобы когда кто супругѣ или ближнему измѣнилъ; твердость ихъ есть невѣроятна; они за честь себѣ считаютъ нетолько безъ страху но и съ презрѣніемъ мученій умереть; щедрость ихъ похвальна; ибо все что общество трудами своими пріобрѣтаетъ, то все равно въ обществѣ дѣлится, и нигдѣ я ненашелъ, чтобы дикіе странствующіе и непросвѣщенные народы похитили у собратій своихъ плоды собственныхъ своихъ трудовъ, дабы свое состояніе лучше другихъ сдѣлать. А все сіе происходить, что несть въ нихъ и незнаютъ они сластолюбія, слѣдственно и никакаго желанія, клонящагося въ ущербъ другому.

Довольно я уже показалъ, что источникъ поврежденія есть сластолюбіе, приступлю теперь показывать какими степенями достигло оно толико повредить сердца моихъ единоземцевъ. Но дабы говорить о семъ надлежитъ сперва показать состояніе нравовъ Россіянъ до царствованія Петра Великаго.

Не токмо подданные но и самые государи наши жизнь вели весьма простую: дворцы ихъ были необширны, яко свидѣтельствуютъ оставшіяся древнія зданія. Семь или восемь а много десять комнатъ составляли уже довольное число для вмѣщенія Государя. Оныя состояли: крестовая, она же была и аудіенцъ-камера, ибо тутъ приходили и ожидали Государя бояре и другіе сановники; столовая, гораздо небольшая, ибо по разряднымъ книгамъ видимъ, что весьма малое число бояръ удостоивалось имѣть честь быть за столомъ у Государя; и для какихъ великолѣпныхъ торжествъ была назначена Грановитая Палата. Незнаю я была ли у Государей предспальняя; но, кажется, по расположеніи старыхъ дворцовъ, которые я запомню, ей быть надлежало. Спальня и оная была не разная съ царицами, но всегда одна. За спальнею были покои для дѣвушекъ царициныхъ, и обыкновенно оная была одна, и для малолѣтнихъ дѣтей царскихъ, которыя по два и по три въ одной комнатѣ живали, когда же возрастали, то давались имъ особливые покои; но и оныя состояли небольше изъ трехъ комнать, то есть, крестовой, спальни и заспальной комнаты. Самые дворцы сіи большихъ украшеній неимѣли, ибо стѣны были голыя и скамьи стояли покрыты кармазиннымъ сукномъ, а изыскуемое было великолѣпіе, когда дурною, рѣзною работою вокругъ дверей были сдѣлапы украшенія, стѣны и своды вымазаны иконописнымъ письмомъ, образами святыхъ, или такъ цвѣты на подобіе арабеска, а естли было нѣсколько орѣховыхъ стульевъ или креселъ для царя или царицы, обитыхъ сукномъ или трипомъ, то сіе уже высшая степень великолѣпія была. Кроватей съ занавѣсами незнали, но спали безъ занавѣсокъ. А уже въ послѣднія времена токмо, яко знатное великолѣпіе было, что обили въ царскомъ домѣ крестовую палату, бывшую возлѣ краснаго крыльца, я помню самъ съ почернѣлыми ея обоями.

Столъ государевъ соотвѣтствовалъ сей простотѣ, ибо хотя я того утвердить и не могу, чтобы Государи кушивали не на серебрѣ; но потому что въ мастерской палатѣ невижу порядочнаго сервизу серебрянаго, заключаю, что тогда государи кушали на оловѣ; а серебряныя блюда и сдѣланныя горы, на подобие Синайскихъ, также и другія столовыя украшенія употреблялись только въ торжественные дни.

Кушанье ихъ сходственно съ тѣмъ-же было; хотя блюда были многочисленны, но они всѣ состояли изъ простыхъ вещей. Говядина, баранина, свинина, куры индейскія, утки, куры русскія, тетерева и поросята были довольны для составлений великолѣпнѣйшаго стола, съ прибавленіемъ множества пирожнаго, не всегда изъ чистой крупичатой муки сдѣланнаго; телятину мало употребляли, а поеныхъ телятъ и каплуновъ и незнали. Высочайшее – же великолѣпіе состояло, чтобы кость жареннаго и ветчины обернуть золотою бумагою, мѣстами пироги раззолотить, и тому подобное. Потомъ не знали ни капорцовъ ни оливковъ, ни другихъ приготовленій для побужденія апетиту, но довольствовались огурцами солеными, сливами и наконецъ за великопіе считалось подать студень съ солеными лимонами.

Рыбный столъ еще тощѣе мяснаго былъ, Садковъ купеческихъ было очень мало и не имѣли искуства изъ дальнихъ мѣстъ дорогую, живую рыбу привозить, да къ томуже Государевъ дворъ былъ не на подрядѣ, но изъ волостей своихъ всѣмъ довольствовался. И такъ въ Москвѣ, гдѣ мало состояло обильства рыбы, довольствовался токмо тою рыбою, которую въ Москвѣ рѣкѣ и въ ближнихъ рѣчкахъ ловили, а какъ происходилъ чувствительный недостатокъ въ столѣ Государевѣ, то, сего ради, какъ въ самой Москвѣ, такъ и по всѣмъ государевымъ селамъ сдѣланы были пруды, изъ которыхъ ловили рыбу про столъ государевъ, впрочемъ же употребляли соленую, привозя изъ городовъ, изъ которыхъ на многіе, гдѣ есть рыбныя ловли и въ дань оная была положена, какъ мнѣ самому случалось видѣть въ Ростовѣ грамоты о сей дани. А зимою привозили и изъ далекихъ мѣстъ рыбу, мерзлую и засоленую, которая къ столу Государя употреблялась.

Дессертъ ихъ такой же простоты былъ; ибо изюмъ, коринка, винныя ягоды, черносливъ и медовыя пастилы составляли оный, что касается до сухихъ вещей. Свѣжія же лѣтомъ и осенью были: яблоки, груши, горохъ, бабы и огурцы; а думаю, что дынь и арбузовъ и незнали, развѣ когда нѣскОлько арбузовъ привезутъ изъ Астрахани. Привозили еще и виноградъ въ патакѣ а свѣжаго и понянтія неимѣли привозить, ибо оный уже моей памяти въ царствованіе Императрицы Елисаветы Петровны, тщаніями Ивана Антоновича Черкасова, кабинетъ-министра, началъ свѣжій привозиться.