Черный трон - Желязны Роджер Джозеф - Страница 13

Я шел, но — боже! — песок уходил у меня из-под ног; я спотыкался и падал несколько раз. Сквозь плотный туман море ревело, как умирающий Левиафан, то и дело накатывая с силой урагана, отрывая огромные куски береговой линии и проглатывая их в своей агонии. Определив направление, я карабкался на более высокий участок, а стихия проглатывала берег за моей спиной. Хватаясь за корни, скалистые выступы, скатываясь назад и снова цепляясь, я выбрался, наконец, из зоны ее досягаемости, оказавшись там, однако, где свистели и завывали ветры, отвечая звериному реву моря внизу. О боже! В своем буйстве стихии стремились друг к другу, потом спасались бегством. Земля, воздух и вода пульсировали гигантскими сердцами. И потом, когда я поднимался вверх, преодолевая последний фут, четвертый недостающий элемент присоединился к ним, чтобы довершить ужасающий образ, возникший передо мной: сноп искр низвергся с небосвода, чтобы объять пламенем дерево, видневшееся впереди. Инстинктивно я поднял руку, а когда опустил, дерево задымилось и вспыхнуло на ветру, и неподалеку от него обозначилась фигура человека, смотревшего сквозь меня в направлении невидимого бушующего моря. Его темный плащ развивался на ветру.

Я заслонил лицо рукой и, пригнувшись начал двигаться к нему.

— Алан, — крикнул я, узнав его, когда подошел ближе; потом добавил: — По!

Он слегка повернул голову в моем направлении, что-то, похожее на задумчивую улыбку, оказалось на его лице, когда он ответил: — Перри, как хорошо, что ты здесь. Я знал, что ты придешь.

Я подошел к нему. Его плащ хлестал меня по правому боку.

— Что за дьявольщина здесь происходит? — спросил я.

— Это не что иное, как похороны Земли, дорогой Перри, — ответил он.

— Я не понимаю.

— Покрытая шрамами оболочка Земли истощается по мере того, как физическая сила слова покидает ее атмосферу, — сказал он. — Страсти большинства стихий и нераскаявшихся сердец выпущены на свободу. Мириады несбывшихся надежд угасают вокруг.

Я откинул волосы со лба. Дерево треснуло у нас за спиной, причудливо вспыхнув в тумане. Море гудело подобно грому.

— Память о прошедшей радости — не это ли настоящее горе? — продолжал По.

— Хорошо, может и так, — ответил я. Разглядев его получше, я понял, что он, всегда казавшийся сверстником, был на самом деле гораздо старше. Линии его лица были прочерчены глубже, под глазами — темные круги. Было почти так, как-будто мы увидели друг друга в разное время, соответствующее каждой из наших жизней.

— Мысль о будущей радости, — предположил я — может привести все в равновесие. Разве это не повод для надежды?

Некоторое время он пытался осмыслить сказанное мной, потом покачал головой и вздохнул.

— Надежда? — повторил он. — Это слово тоже покинуло атмосферу. Земной, Земля… Все рушится, дорогой Перри. И весь твой облик наглядное подтверждение тому.

— Алан… — начал я.

— Пусть будет «По», — сказал он, — между нами.

— Тогда, черт побери, По! — закричал я. — О чем ты мне говоришь? Я, правда, тебя не понимаю!

— Любимый образ угас, — ответил он. — В его отсутствие скорлупа нашего мира раскалывается. Она ушла, мое второе я. Увы! Самый жестокий из всех жестоких дней! Та, которая наполняла собой это место, больше не придет. И ты знаешь ее имя.

— Энни, — вздохнул он и указал куда-то дрожащей рукой.

Я повернул голову в том направлении, куда он указывал, к морю, и туман расступился, чтобы поверх жующей морской стихии я мог увидеть подобие серого мавзолея, такого блестящего от воды, которой он словно был пропитан насквозь, что казался сделанным из стекла.

— Ее гробница, — сказал он тогда.

— Я не верю тебе, — воскликнул я и бросился прочь от него.

— Перри, — звал он. — Вернись! Это бесполезно! Не знаю, что будет со мной, если что-то плохое случится с тобой!

— Она не там! — закричал я в ответ. — Она не может быть там!

Я спускался, царапая руки, разрывая одежду.

— Перри! Перри! — звал он.

Я затаил дыхание, проскользив половину пути вниз, потом покатился и упал в песок. Я тут же вскочил на ноги, оказывая сопротивление сильному ветру и волнам, доходившим мне до колен, когда я шел по направлению к сияющему монументу. Я все еще слышал голос По со стороны горящего дерева наверху. Но слов я не мог различить, доносился лишь лающий звук.

Я взялся за холодный металл темной двери, открыл задвижку, распахнул ее и вошел. Я пересек сумрачное пространство, ступая по лодыжку в воде. Передо мной на постаменте лежал каменный саркофаг.

Он был пуст. Мне захотелось рассмеяться и заплакать одновременно. Вместо этого я пошатываясь направился к выходу и закричал:

— По! По! Ты ошибся! Ее здесь нет! По! По!

Огромная черная масса воды накатилась на меня и отбросила назад, к усыпальнице..

Я проснулся на полу каюты, хотя точно помню, что накануне вечером укладывался на большой койке, принадлежавшей Сибрайту Элисону. Не могу припомнить, чтобы я падал с нее или делал что-нибудь такое, от чего промокла бы и изорвалась моя одежда. Мои ботинки были полны песка, и несколько песочных дорожек тянулись от того места, где я лежал, к центру комнаты, где они должно быть, начинались. Я потер правый глаз и сел. Снимая пришедшую в негодность красновато-коричневую рубашку, я обнаружил на предплечье несколько ссадин. Тут я вспомнил шторм, мавзолей, молящую фигуру По у горящего дерева.

Я отыскал свежую одежду в сундуке, переоделся. Я надеялся, что с По ничего не случилось. Я был взволнован явными признаками его помешательства и, в не меньшей мере, странным оборотом всех событий. Уже давно мне удалось понять, что наши странные встречи состояли не только из реальности. В них одновременно присутствовало что-то из области символов, знаков, предзнаменований. Исходя из этого я мог понять, почему усыпальница была пуста: Энни в это время находилась в месмерическом трансе. Но тут было еще что-то. Должно было быть. Конечно, то, что рассказал мне вчера Элисон, немного приоткрывало завесу над феноменом. Но даже этот доблестный алхимик не мог знать всего. Нет такого человека, которого я мог бы спросить обо всем, что касается этого дела, кроме…