Место Снов - Веркин Эдуард - Страница 38

– А почему тогда Леха? – не понял Зимин.

– Он мальчик. Смотри – веки-то голубые.

Зимин пригляделся и отметил, что веки и на самом деле голубые. Игги же приветствовал высунувшуюся валькирию как старого друга – подбежал и нагло поставил копыта прямо на нос, отчего Леха свел глаза в кучку и приобрел совершенно комический вид.

– Игги, а ну прекрати! – прикрикнула на коня Лара и сделала движение, будто собирается бросить в него камень.

Игги отскочил, с независимым видом забрел в воду по брюхо и стал мутить воду.

– Он мальчик! – сказал Ляжка саркастически. – Не обижайте его! А то он вам башку оторвет!

Дракон посмотрел на него с тяжелым интересом.

– А ты давай, – приказала Лара дракону. – Высовывайся дальше.

Леха ноздрями выпустил воздух и выдвинулся дальше как получилось, потому что на полную длину он высунуться не мог – уперся в воду. Но и этого вполне хватало, чтобы оценить размеры. Внушающие размеры, видимо, где-то с вагон. А может, даже с рефрижератор.

– Он, в смысле, дракон, друг человека? – осведомился Ляжка. – Он гуманист?

– Он любит людей, – сказала Лара.

– Задам вопрос Винни-Пуха, – сказал Ляжка. – Как он их любит? С чем он их любит? Если, к примеру, он их любит с тертым сыром… Кстати, вы знаете, что Винни-Пух был шизофреник? Я в Интернете читал, что английские психиатры проанализировали всех этих типов: Винни-Пуха, Пятачка, Кролика, Тигру, Сову – и обнаружили, что все они психопаты! Причем ярко выраженные! А Винни-Пух – это вообще труба, дай ему тесак, и будет не Винни-Пух, а Винни Потрошитель! Теперь вы представляете? Нас с детства воспитывали на примере психопатов! Что же они теперь удивляются, что мы все тоже психопаты? Кстати, анекдот. Приходит как-то Пятачок к Сове…

Леха прервал нервные рассуждения Ляжки, выдвинувшись дальше. Вслед за головой обнаружилось туловище, жилистое, похожее на крокодилье. Сверху к туловищу были приставлены широкие черные крылья, сложенные на манер крыльев летучей мыши, а под брюхом имелись лапы со стальными когтями. Видимо, наличествовал еще и хвост, но хвост скрывался в кустах.

Сразу за крыльями драконье тело опоясывал широкий ремень, к которому крепились седло со спинкой и большие кожаные кофры. Лара подошла к чудищу, открыла левую сумку, достала из нее котелок и серебряный термос. Она наполнила котелок борщом и спрятала термос обратно в сумку, после чего сказала Лехе:

– Лех, давай, пыхни.

Леха послушно втянул воздух и выдохнул из ноздрей струю зеленого пламени. Огонь ушел в песок, и песок сразу же сплавился в круглый пятак. Лара поставила на этот пятак котелок, и борщ мгновенно вскипел. В животе у Зимина заурчало совсем громко.

– Почему его зовут Леха? – заметил Ляжка. – Его надо назвать по-нашему. Его надо назвать Пыхарь…

– Сам ты пыхарь, – сказал Зимин. – Не лезь к чужому дракону, своего заведи лучше…

Несмотря на такое огненное усердие, дракон распространял вокруг себя неожиданную прохладу, находиться в его обществе было приятно и легко. Как в салоне дорогого автомобиля. И еще. От дракона, несмотря на его внушающие размеры, совсем не пахло. Ну, разве что берестой.

– Я тоже знал одного такого дракона… – начал Ляжка.

Зимин удивлялся. Ляжка обычно не отличался особым красноречием, а если и рассказывал что-то, то всегда истории из собственной жизни и жизни своих многочисленных приятелей. С обилием злокачественной лексики и всевозможных неприличий. Например, историю про то, как один мальчик отправился пугать девчонок в бассейне, а те взяли и закрыли его в кочегарке, где этот типус проторчал три дня и вынужден был съесть крысу, которую про запас зарыл в уголь охранный пес. Так что сейчас неожиданное красноречие Ляжки Зимина насторожило.

Ляжка рассказывал:

– И тогда этот моторхэд схватил топор и как прыгнет с башни с громким криком, а дракон увернулся, и этот долдон свалился с тридцатиметровой высоты…

– Хватит пургу гнать, – сказал Зимин. – Ты мне надоел.

Ляжка собрался ответить что-нибудь едкое, но Лара взглянула на него, и Ляжка передумал.

– Ладно, давайте есть. – Лара достала кремниевые ложки и по-турецки уселась на песок.

Зимин сел напротив, взял ложку, но зачерпывать не спешил, ждал, пока не начнет Лара. Лара подмигнула Зимину и сказала:

– Давай, начинай, ты же мужчина.

– Я, дорогуша, тоже не сено, – буркнул Ляжка. – Чувства бессрочные имею…

– Ешьте лучше, а то простынет.

Зимин помялся, зачерпнул первым и чуть не подавился.

– Что? – испугалась Лара.

Это был тот самый вкус. Мать варила борщи три раза в неделю, она вообще, кроме борщей, почти ничего не варила.

Зимин зачерпнул еще ложку и убедился, что борщ именно такой. Настоящий буржуазный борщ с хреном и горчицей имени небесного тихохода, производства завода, на котором работала его мать. Если бы Зимин не видел перед собой Лару, то подумал бы, что это матушка его готовила. И тут же Зимин вспомнил, что есть такое мнение, что, типа, мальчики всегда ищут себе подружку, похожую на собственную мать. Он даже с испугом поглядел исподтишка на Лару – мало ли что, а вдруг каким-нибудь чудом…

Нет. Лара совсем не была похожа на его мать. Ни чуточки. Зимин облегченно вздохнул. Не хватало еще, чтобы мамаша тут оказалась. Тогда, вообще, хоть вешайся на невидимых подтяжках.

А борщ… Что борщ, борщ многие стряпать умеют.

Зимин зачерпнул еще.

– Не нравится? – настороженно спросила Лара. – Я сама варила.

И тут Зимина охватило очередное трудноклассифицируемое чувство. Ему показалось, что эту девчонку он знает давно. Полтысячи лет и даже больше. Еще показалось Зимину, что он не сидит сейчас на берегу круглого озера, что не смотрит на него невозможный до одурения дракон, и нет на нем нелепой рыцарской брони, и Ляжка ему не знаком, он его вообще никогда не видел. А сидит он, Зимин, у себя на кухне, за столом с клетчатой клеенкой в цветочек, жует баранки с маком, а напротив него, положив подбородок на руки, сидит вот она. Косичку мелкую заплела.

А Ляжку охватило еще более трудноклассифицируемое чувство. Как будто он купил дорогой журнал с любимыми им океанскими яхтами и уже уединился в кладовке между кухней и единственной комнатой их квартиры. И уже задернул для интимности шторы, и приготовился, и уже ощутил сладкий трепет намерений, и открыл первую страницу и обнаружил, что внутрь книжки блаженного «Яхт Универсума» попал рассказ о «Сикстинской мадонне» и других шедеврах Дрезденской картинной галереи. И что будто бы Ляжка прочитал этот рассказ и внезапно ощутил, что костер его могучих олигархических желаний потух и он даже не знает, что ему делать.

И от этого хотелось плакать почему-то.

И лишь небывалым сейсмическим усилием воли Ляжка избавился от этого наваждения. Применил хитрую, но действенную тактику. Он взглянул на Лару, как глядел на всех девчонок, и увидел, что губы у нее, пожалуй, слишком тонковаты, а уши длинны и вытянуты слегка кверху, что волосы цвета хурмы ей не совсем идут, и она тоща. Да и вообще, наверное, дура.

Ляжке сразу полегчало, и он спокойно подналег на борщ.

– Не нравится? – повторила Лара.

– Наоборот! – очнулся Зимин. – Наоборот! Классно, я уже сто лет не пробовал борща! Ты здорово готовишь! Просто супер!

– Спасибо, – Лара слегка покраснела.

– Путевая жрачка, – Ляжка испортил все волшебство. – Классно стряпаешь, как девки в столовке. Сто лет бы такое рубал.

– И я, – сказал Зимин. – Знаешь, Лар, эти яблоки с сыром уже надоели…

– Знаю, – кивнула Лара. – Мне тоже быстро надоели. Давайте, кушайте, а то остынет.

– Нормально, – Зимин лупил борщ. – Я и холодный очень люблю. Знаешь, я все это время мечтал о свекольнике…

– А я первое время о блинах мечтала, – сказала Лара. – Мечтала, мечтала, а потом перестала.

– А я селедку в яблочном уксусе люблю, а здесь селедки не достать…

– А я люблю… – начал Ляжка.

Они принялись вспоминать все, что любят: селедку, шоколадки с воздушным рисом, курицу карри, клюквенные леденцы, копченую оленину, квас с изюмом, пиццу, перепелиные яйца с грибами, и пока вспоминали, опустошили котелок наполовину. Зимин объелся, отвалился на спину и стал облизывать ложку. Ляжка тоже облизывал ложку и после каждого лизка зачем-то прикладывал ее к щеке. Было хорошо. Лара сунула котелок под нос Лехе, и тот принялся хлебать остатки неожиданно узким раздвоенным языком. Справился он со своей долей очень быстро, в два приема. Зимин подумал, что Леха, наверное, тоже очень любит украинскую кухню.