Место Снов - Веркин Эдуард - Страница 35

Гном бухнулся на колени.

– Не могу сказать, новый сагиб, поклялся кровью потомков, новый сагиб, это страшная тайна…

– Ладно, ладно, – махнул рукой Зимин. – Все с тобой понятно. Ты, это, к вечеру тут все в порядок приведи, а мы пока прокатимся.

Зимин вернулся в конюшню, гном в полусогнутом состоянии шагал за ним.

– Ну, как замок? – с издевкой спросил Ляжка.

– Просто отличный. Мечтал о таком с юных лет.

– Так я и думал. Я тоже о таких башмаках мечтал. И мечта моя осуществилась. Именно поэтому Страна Мечты и есть Страна Мечты.

И Ляжка громыхнул гробоходами.

– Однако нам пора, – сказал Зимин и шагнул к Игги.

Надо было взгромоздиться на лошадь, но Зимин никогда этого в жизни не делал. На помощь пришел гном Яша. Он пододвинул к коню сундук, Зимин влез на сундук, набрал побольше воздуха, затем перегрузился на конскую спину. Сунул ноги в стремена, взял в руки поводья, Игги заржал.

Зимин осторожно ткнул пятками в круглые бока, бока спружинили.

– Вернусь поздно, хочу подышать воздухом… Ты, это, подготовь тут все, не забудь… Овес там, ключевую воду… Осуши камин, растопи его, зажарь свежего вальдшнепа, взбей рыбий мех. Короче, чтобы все было… Ты, Ля… вернее, мой верный оруженосец, отправишься со мной, займи свое место…

И Зимин по примеру Перца попытался закинуть Ляжку на седло одной рукой, но ничего не получилось, сам чуть не свалился. Впрочем, услужливый гном Яша как раз вовремя согнул спину, и Ляжка, вскочив прежде на гномовскую хребтину, переправился на коня.

– Бывай, Яша, – кивнул Зимин гному.

Игги выскочил на улицу. Зимин с непривычки натянул поводья, и Игги поднялся на дыбы. Зимин неожиданно почувствовал под собой мощь, живую настоящую мощь, он ослабил повод и чирканул Игги шпорами. Конь заржал.

– Вперед! – рявкнул Зимин.

Игги рванул вперед, через дождь.

Держаться в седле на такой скорости было довольно сложно, особенно с непривычки. Зимин и Ляжка подскакивали, как мешки с гнилой картошкой. Зимин подскакивал не так сильно, поскольку он сидел в седле и упирался ногами в стремена, Ляжке же, устроившемуся на крупе, приходилось туго.

Однако через несколько минут такой скачки и Зимин почувствовал, что спина, особенно ее нижняя часть, начинает просто отваливаться. Он собрался было сбавить скорость Игги, но подумал, что негоже ему ронять свое лицо перед каким-то там Ляжкой. И поэтому Зимин терпел.

Они скакали еще несколько минут, потом Ляжка не выдержал.

– Сто-то-то-й-й! – простонал он. – Н-не могу…

– Ч-чего? – Зимин сделал вид, что не расслышал.

– Ос-тт-та-но-вись… – провыл Ляжка.

Зимин натянул поводья. Игги послушно остановился.

– Лучше пешком. – Ляжка сполз на землю.

– Как знаешь, – пренебрежительно ответил Зимин и пустил коня шагом.

Они медленно обогнули озеро, по узкой тропинке поднялись на холм на противоположном берегу. Дождь кончился, и немедленно выглянуло солнце. Озеро на самом деле было светлым и красивым. Даже унылые замки на противоположном берегу и то казались светлыми и гостеприимными, от их крыш шел пар, а в слюдяных оконцах блестела вода. Откуда-то появилось стадо рыжих почему-то баранов, стадо тряслось безо всякого управления, шарахалось из стороны в сторону. Потом оно замерло и рвануло к озеру. Зимин решил, что у баранов разыгралась жажда, но это было не так. Хорошенько разбежавшись, бараны бросились в воду и исчезли.

Зимин немножко подивился. Бараны-самоубийцы… Трудно что-то сказать. Хотя… Если есть киты-самоубийцы, которые выбрасываются на берег, то почему бы не быть баранам-самоубийцам, которые бросаются в озеро?

А может, это такие бараны-амфибии? Может, именно как раз из таких баранов делаются одеяла на рыбьем меху?

– Вранье, – зевнул Ляжка. – Все тут сплошное вранье. И Перец тоже бздун. Эта его сказка про удавов…

– Про анаконд, – поправил Зимин.

– Ну, про анаконд…

Зимин сплюнул через левое плечо и прикусил язык. Вспоминать историю про лабиринт и анаконд не хотелось. Зимину почему-то казалось, что история эта нехорошая. Он вообще давно заметил, что есть некоторые вещи, которые притягивают неприятности. Некоторые фильмы, некоторые книги, некоторые истории. Они как бы изначально несут в себе темный заряд и разливают его вокруг, при каждом удобном случае. На все. Смотришь темное кино вечером, а ночью на тебя нападает таракан. А днем отрывается подошва американских кроссовок. А вечером начинается ангина. Да и вообще, все из рук валится.

И Зимину казалось, что он даже знает, почему некоторые истории производят такой разрушительный эффект. Не потому, что они страшные, а потому, что они настоящие.

История про тринадцатого в лабиринте ему не нравилась. Потому что казалась настоящей. Такое ведь вполне могло произойти, думал Зимин. В наше время все может произойти. И еще Зимину казалось, что эта история…

– А тебе не кажется, – спросил Зимин, – что эта история имеет какое-то отношение к… к самому Перцу?

– Конечно, имеет, – ответил Ляжка. – Он ее выдумал. Высосал из пальца, чтобы нас напугать, вот и все. Я тебе сам кучу таких историй расскажу, только вот ночь наступит… Погоди…

Ляжка даже остановился. Потом пристально, одним прищуренным глазом посмотрел на Зимина:

– Ты что, Зима, думаешь, что тринадцатый из этого рассказа – это и есть наш безвременно усопший слабоумный Рыцарь Серобуромалиновой Подвязки?

– Ну, я не знаю…

Ляжка принялся жирно ржать:

– Если он такой крутой, то тогда чего ж он этих красных тварей не раскидал? Это ему было бы вообще влегкую? Такому-то супермену!

– Не знаю…

Ляжка не переставал смеяться:

– Не знаешь, а болтаешь! То же мне, теоретик и практик героизма, возьмите двух сушеных альпинистов…

– Тише ты, – сказал Зимин, – сейчас какую-нибудь Несси местную разбудишь. Она давно такими, как ты, не закусывала.

Ляжка смеяться сразу перестал.

– Нечего делать из обычного вруна романтического героя, – сказал он. – Врун, самый зауряднейший врун. Такой же, как ты.

– А я-то чего?

– А с чего это ты вдруг заделался рыцарем? У тебя что, на лбу написано, что ты рыцарь? Или, может, у тебя наследственность?

– Оставь мою наследственность в покое, – пренебрежительно выдавил Зимин. – Ясно же, что из нас двоих рыцарь я. К тому же ты обещал быть моим вассалом.

– Мало ли чего я в жизни не обещал?!

– Ты что, перерулить все хочешь?

– Допустим, – сказал Ляжка, хотя особой уверенности в его голосе Зимин не услышал.

Зимин бережно пришпорил Игги. Дороги никакой не было, но трава была невысока, газонно-американского типа, продвижению коня она не мешала.

– И каковы же твои требования? – спросил Зимин.

Ляжка принялся рассуждать о том, что Зимин записался в рыцари совершенно самочинно, с формально же юридической точки зрения их обоюдные права на рыцарский титул равны, а может быть, у него, Ляжки, этих прав даже больше. Поскольку Ляжка старше и опытнее в житейских вопросах.

Зимин отвечал, что он согласен, в общем-то, с такой постановкой вопроса, в рыцари он никогда не набивался, напротив, стал рыцарем волею судеб. И он с охотой уступит рыцарский титул и, может, даже имя, если только Ляжка возьмет на себя все случаи форс-мажора – то есть разборки с оголодавшими гоблинами, дуэли с другими рыцарями за прекрасных дам и насущные материальные ценности. Все остальные поединки со всеми вероятными и невероятными противниками.

Ляжка секунду думал, затем от такой чести отказался.

– Оно и правильно, – заключил Зимин. – Хлопоты одни, а прибытку никакого. К тому же на тебя доспехи не налезут. Сначала избавься от лишней телесности, а потом уже в рыцари записывайся!

И Зимин рассмеялся.

Вообще, он с удивлением обнаружил, что без Ляжки ехать стало гораздо легче и приятнее, езда стала Зимина даже забавлять: он тянул поводья влево – и Игги шел влево, он тянул вправо – и Игги поворачивал вправо. А если он тянул на себя – Игги послушно останавливался. Иногда Зимин трепал его за гриву и осторожно стукал между ушами железной боевой перчаткой, говоря: