Место Снов - Веркин Эдуард - Страница 32

Зимин посмотрел вниз, но Перца не было. Там вообще больше ничего не было, только красная рябь повсюду, отдельные звери были уже не видны, расплывались в жидкое томатное пюре. От пыли и ветра глаза слезились, и Зимин почти уже ничего не мог разглядеть. Помело поднималось все выше и выше, и красное пятно уменьшалось. Потом оно скрылось совсем.

Зимин сидел, глядя в спину Ляжки. Он должен был думать о том, как погиб Перец, о другом думать было нельзя, но Зимин почему-то думал совсем о другом. Он почему-то вспоминал, что за месяц на болотах Перец всего два раза ковырялся в своих болячках. И почти не сочинял своих песен. Нет, он начал сочинять одну, но не закончил. В песне говорилось о драконах.

Как они парят в восходящих потоках, неуловимые, как ветер. Как прекрасны языки пламени и песни, которые поют драконы в последний час перед закатом.

И как, устав мерцать, на рассвете падают в синий океан звезды.

Глава 13

Светлозерье

Зимин остановился.

Возле дорожки, напоминавшей протоптанную к водопою тропу горных баранов архаров, кривился вправо самодельный указатель. Столб, а на нем указующая дощечка с горелой надписью, выполненной готическим шрифтом:

«Светлозерье».

Зимин хотел сказать: «Вот ты какой, северный олень», но передумал. А вдруг кто подслушивает.

Они ускорились.

Вообще, до Светлозерья добрались легко, без приключений. Летели все на запад и на запад, до темноты. Потом горючее в помеле закончилось, и они продолжили путь пешком. Сначала была степь, затем резко начался лес. Светлый. Ни вампиров, ни гоблинов, ни другой дряни. Мох, черника, лисички. Хорошо вроде как. Они шли легко и приятно. Иногда Ляжка выражал сомнение в правильности выбранного пути, но Зимин говорил, что идут они нормально. И обязательно дойдут.

Так и оказалось.

Сосновый лес, продолжавшийся последние три дня, оборвался, и открылось озеро. Идеально округлой формы. Пятак, вдавленный в каменистую почву. Такие пятаки получаются, когда из космоса падают здоровенные круглые камни, ну, или когда взрываются вулканы, что ли. На секунду Зимин даже подумал, а не рукотворное ли это озеро? А вдруг все эти рыцари собрались, подналовили гномов, вручили каждому лопоухому по лопате и велели по-быстрому отрыть красивый круглый водоем?

Но потом Зимин прикинул, что для таких выкрутасов нужны все же слишком большие ресурсы, парой гномов с лопатами тут не отделаешься, требуются динамит и экскаваторы. Видимо, все-таки это был небесный камень. Только откуда тут мог быть небесный камень? Хотя, может быть, какому-то астроному-любителю очень хотелось посмотреть, как падает Тунгусский метеорит местного масштаба. Вот и намечтал.

Вода и в самом деле оказалась прозрачной, совсем как рассказывал Перец. И в солнечный день сквозь метры воды наверняка можно было видеть, как по желтому дну извиваются жирные угри и пресноводные жемчужницы ползут в своем неизвестном направлении.

Что касается всего остального…

«По берегам виднеются домики с черепичными крышами, журавли колодцев. А между ними сурово возвышаются угрюмого вида цитадели и замки, торчат из зелени обрывки гигантских крепостных стен, построенных в древние времена, и все это похоже на Прибалтику…»

Зимин видел на фото Прибалтику, город Юрмалу, его папахен когда-то там был и потерял кварцевые часы. Настоящее Светлозерье на Прибалтику не походило совершенно. Оно не походило даже на то, о чем рассказывал Перец.

Никакие домики не виднелись ни по каким берегам. Берега были, домиков не было. Были какие-то лачуги, сложенные из грубых серых камней, а сверху покрытые прелой соломой. Сначала Зимин подумал, что в этих лачугах живут гномы, и окинул взглядом озеро еще раз, в поисках замков.

Но замков не было. Ни целых, ни разрушенных, ни вообще каких-либо. Не говоря уже о цитаделях. Стена, правда, имела место быть, но отнюдь не крепостная и уж тем более не гигантская. Метра в два, сложенная из полуквадратных кирпичей серого цвета. Никаких журавлей, никакой черепицы, никаких упитанных коров.

Тоска.

– Это и есть самое лучшее место на свете? – шепотом спросил Ляжка.

– Видимо, да, – ответил Зимин. – Интересные у людей бывают фантазии…

– Придурок, – облегченно сказал Ляжка. – Что с него взять…

Зимин вспомнил рыцаря Персиваля, и ему стало грустно и неприятно. Чтобы не думать об этом, Зимин решил заняться делом и вступить во владение наследством.

– Ладно, – сказал он Ляжке. – Хиляем в сторону вымпела.

– Ну, давай…

Они двинулись вдоль берега и скоро вышли на дорожку, разбитую многочисленными колесами и копытами. Идти по ней было невозможно, ноги то и дело проваливались в грязевые ямы и норы незнакомых пронырливых животных с желтыми хвостами. Породу их Зимин определить не мог, но больше всего они были похожи на кошек. Дорога виляла между валунами, то спускалась к озеру, то поднималась.

Настроения у Зимина не было никакого, он устал и хотел только одного – погреться у огня и поспать. Из-за озера притянулась надутая туча, туча обошла озеро по краю и прохудилась въедливым дождем.

Ляжка хотел было отпустить что-либо ехидное по поводу того, что вот приперлись, но дождь был такой холодный, что даже Ляжка ничего отпускать не стал. Только вздыхал, погружая ноги в чавкающую жижу.

Зимин тоже молчал. Раздумывал над тем, что лучше – неволя под зонтиком или свобода на семи ветрах. И к однозначному выводу никак прийти не мог.

Откуда-то сбоку неожиданно появился желтый гном, он засеменил рядом с Зиминым и ни с того ни с сего принялся докладывать, что лошадь вся в порядке, почищена, накормлена и напоена, что сагиб, если хочет, может сам убедиться в этом, что кузнец приходил и совершил надлежащий профилактический осмотр…

– Сагиб сам может посмотреть, – бубнил гном. – Может поглядеть, как угодно сагибу…

Зимин никак не мог вспомнить, откуда происходит это словечко – «сагиб». Само слово не очень нравилось Зимину, оно было похоже на «загиб», впрочем, гному было видней. Только вот Зимин никак не мог понять, с какого рожна гном пристал именно к нему. Вполне могло быть, что это был местный гном-сумасшедший, или просто слабоумный, или провокатор, или слабоумный провокатор… Зимину было тяжело думать, и он молчал.

– Я тебе не сагиб, – сказал Зимин, после того как гном назвал его так двенадцать раз.

– Сагиб, – подтверждающе кивнул гном. – Новый сагиб, наследник старого сагиба. Наследник его задницы…

– Чего?! – хором спросили Зимин и Ляжка.

– Задницы, – повторил гном. – То есть наследства. Того, что остается сзади, за спиной. А как пал старый сагиб Персиваль?

– Он погиб в жарком бою, – грустно сказал Зимин, догадавшийся, что раньше гном служил Перцу. – Мы сражались с ним бок о бок с армией порождений тьмы, и он пал смертью храбрых. Успев, однако, перед смертью завещать мне свое благородное имя. Сраженный подлым драконом, изнемогая от ран, он коснулся меня своим доблестным клинком и завещал мне с гордостью нести славное имя сэра Персиваля во всех битвах и странствиях. Я сам был тяжело контужен в том бою и спасся лишь благодаря мужеству Ляжки… Тьфу ты, моего верного друга и данника. Он вынес меня из боя на руках.

– Это был страшный бой… – восхищенно сказал гном.

– Страшнейший, – заверил Зимин.

– Реки текли кровью, – добавил Ляжка. – Кровь текла рекой. Земля тряслась, птицы замертво падали с неба и обугливались по пути… Дракон был, казалось, неуязвим…

Гном кивал головой и удивленно выпучивал глаза.

– Сагиб, – Ляжка кивал на Зимина, – проявлял чудеса храбрости. До трех раз отрубал он драконью голову, и три раза голова прирастала обратно, пока вещий ворон не сбросил бурдюк с мертвой водой, отчего змей умер. Когда мы разрезали его кровожадное брюхо, то нашли там останки двадцати восьми негров… Тьфу ты, гномов. Я думаю, каждый уважающий себя гном должен отдать все средства, чтобы поставить сагибу памятник еще при жизни.