Место Снов - Веркин Эдуард - Страница 10

Камни были полезные, только вот перемещаться по ним оказалось тяжело. Зимин прыгал по пористым валунам и уже ощущал сильную жажду и даже голод. Они уходили от пустыни, и чем дальше было от песка, тем становилось прохладнее. Кое-где между камней блестели мелкие лужицы и торчали морщинистые сталактиты.

Ляжка тоже проголодался и от душевной скученности и для того, чтобы поднять себе настроение, принялся поносить КА82:

– Тоже мне собака Баскервилей, – бранился Ляжка. – Щенок сопливый! Харя электрическая! Почеши мне спинку, я устал без ласки! Ножку подвернул, лажак беспросветный! Живодеров тут явно не хватает…

Зимин попытался было с ним заговорить, но Ляжка не реагировал на голос разума и продолжал ругаться. Видимо, это доставляло ему независимое удовольствие и не нужен был слушатель.

– Я таких топил в детстве! Имя ему подавай, тоже мне, швейная машинка ходячая! Я, может, тоже грущу о чем-то! А мне все равно все по морде. В пятачину все подряд…

Впрочем, скоро Ляжке надоело ругаться, и он замолчал, только натужно пыхтел.

И скоро камни кончились совсем. Причем кончились как-то сразу – вот камни, камни, камни, прыгать по ним тяжело – и раз, пошел лесок, кусты, запахло водой и зеленью, идти тоже тяжело, но приятно. Зимин ускорился. Он окунулся в заросли, кажется, орешника, но через минуту орешник тоже кончился, и Зимин выскочил к роднику.

Ляжка, стеная, продирался за ним.

Родник был выполнен в виде головы дракона, вода вытекала прямо из языкастой пасти и падала в чашу, сильно напоминавшую череп. Вокруг валялись вросшие в мох обломки статуй воинов и красавиц с серьезными лицами и длинными волосами. Больше всего это напоминало парк Дрезденской галереи после американской бомбежки, там тоже были статуи, Зимин видел по телеку.

– Страна Мечты похожа на старую помойку, – сказал Ляжка. – Этого и следовало ожидать.

– Ладно, – ответил Зимин. – Посмотрим…

Зимин повертел головой и обнаружил, что весь обозримый мрачный сосняк завален подобной архитектурой, и выглядит это зловеще и древнегречески. Кладбище памятников.

– Мне тут не нравится, – сказал Ляжка. – Тут тревожно…

– Тебе нигде не нравится. Если только в этом месте нет Рулетовой…

– Урод ты, – Ляжка плюнул. – Урод по жизни…

Зимин присел на чью-то мощную античную ногу, наклонился к чаше и, подавив в себе человеческую гордость, стал лакать.

– Тебе идет, – заметил Ляжка и встал в очередь к воде.

Вода была холодная и вкусная, похожая на дорогую грузинскую минералку, от которой можно прожить сто лет. Зимин пил и пил, пил до тех пор, пока сверху ему в шею не уперлось что-то острое.

Зимин попробовал поднять голову, но острие уперлось больнее.

– Ну что, обезьяны, попалися! – сказал кто-то торжествующе. – Два дня на вас угробил! Получи за это!

После чего Зимина сильно стукнули по голове.

Глава 6

Всадник П.

Зимин очнулся и обнаружил, что его тащат по земле. Ноги были привязаны к большой еловой ветке, а ветка на длинной веревке волоклась за черной лошадью. На лошади задом наперед сидел накачанный парень лет четырнадцати, в панцире, с мечом за спиной и вообще в рыцарской амуниции. Парень прихлебывал из глиняной бутылки, откусывал от целого каравая и что-то мычал. Зимину показалось, что он поет что-то вроде «Королевы бензоболонки» или «Сердце красавиц», разобрать было трудно. Видимо, он был не чужд элементов духовной культуры.

Парень пел, размахивал караваем и бутылкой – явно пребывал в радужном настроении. Зимину же было не очень весело – его голова то и дело стукалась о дорожные камни, отчего в глазах вспыхивали легкомысленные звездочки. Зимин хотел было крикнуть всаднику, чтобы он остановился и немедленно его отпустил, но тут Зимин увидел Ляжку и окрикивать всадника передумал.

Ляжка весело шагал рядом с Зиминым. На шее у него болталась грубоплетеная веревка, а в руке тоже был хлеб. Ляжка жевал. И чтобы принимать пищу более равномерно, забегал вперед и ждал, пока лошадь не натянет петлю. В промежутках он успевал откусывать от горбушки большие куски и быстро их прожевывать. Выглядел Ляжка счастливо, это совсем не понравилось Зимину. Он собрался было сказать Ляжке, что тот свинья и что лишь такая же свинья, как Рулетова, способна, но стукнулся головой о камень.

Второй раз очнулся Зимин от того, что на него лили воду. Он открыл глаз и обнаружил над собой Ляжку. Ляжка лил на Зимина воду из серебряного кофейника и периодически к этому же кофейнику прикладывался, клацая зубами. На шее у Ляжки все еще была веревка.

Зимин попробовал встать, но обнаружил, что и руки и ноги его стянуты прочными кожаными ремешками, а на шее болтается заусенистый чугунный ошейник. Затем в поле его зрения вошел тот самый всадник, только без хлеба и бутылки.

– Проснись, несчастный, – сказал всадник. – Открой глаза, взгляни на мир суровым взором.

И продекламировал:

Зимин открыл второй глаз и взглянул на мир бинокулярно.

Они находились на небольшой лесной полянке. На полянке горел костер, над костром парил котелок, а метрах в двадцати пасся тот самый черный конь.

– Ты, как я погляжу, доход, – всадник бессовестно пощупал у Зимина бицепс и ткнул его железным пальцем в живот. – И силою ты не отмечен тоже. Это пло и это зло. Но ничего, у тебя еще есть шанс спастись. Уверуй, пока не поздно.

Всадник прижал руку к сердцу, там, где, наваренные серебряной вязью на броню нагрудника, красовались две латинские буквы – «L» и «R».

– Уверуй, свинопис, – сказал всадник. – И я ограничусь ножными кандалами. Бери пример со своего друга.

Всадник дернул за веревку, и Ляжка подхалимски улыбнулся.

– Ты доход, – всадник снова ткнул Зимина. – А твой дружок жиртрест. Вы никуда не годитесь. Хотя из вас бы вышла отличная пара. Дон Кихот и Сашка Панцирь.

Всадник дернул за веревку два раза. Ляжка подхалимски расхохотался.

– «L» и «R» – это что, «лево-право»? – спросил Зимин.

– Молчи, свинопис! – Всадник выпрямился и принял достойную позу. – Молчи, покуда не проткнул тебя копьем навылет! Перед тобой сэр Персиваль Безжалостный, рыцарь ордена Алмазной Твердыни, носитель Клинка Апокалипсиса третьей степени с Золотыми Дубовыми Листьями, кавалер Золотого Локона! Покорись!

– Что за тупое имя? – спросил Зимин. – Никогда не встречал никаких Персивалей, да еще с золотыми локонами…

Всадник отобрал у Ляжки кофейник и пребольно стукнул им Зимина по голове. Удовлетворившись этим, сказал уже более миролюбиво:

– Ты еще юн и питаешься отрыжкой, поэтому ничего не понимаешь. Это не тупое имя, это имя славное, имя великого героя и борца. Но поскольку ты сер и ничтожен, как барсучьи какашки, я, так и быть, тебе расскажу и открою твои нелепые глаза в этот прекрасный мир. Ты – неофит. То есть салабон и ничтожный хрюндель, ты собачьи слюни, текущие при виде мозговой кости, плавающей в огненном борще! Ты перхоть мира, осыпающаяся с уставших от времени небес, ты жалкая бородавка бытия…

На бородавке бытия всадник Персиваль остановился, задумался в восхищении от себя и продолжил уже более по-человечески:

– Я вас захватил в плен, и отныне вы будете моими верными вассалами. Что такое вассал – понятно? Это если на моем пути вдруг встретится трясина, вы должны броситься в нее, чтобы дать дорогу мне и моему коню! Это очень почетно, и я думаю, что вы будете добрыми вассалами!

Зимин сделал скептическое лицо.

– Будете, будете, – уверил Персиваль. – Я вот тебя, хилоид, тут на ночь оставлю, так ты сразу одумаешься. И будешь моим вассалом и денщиком. Будешь готовить еду, рубить дрова, петь мне хвалебные гимны, молоть кофе в персональной кофемолке. Кофемолке с большой буквы. Это называется ленные отношения…