Корабль отстоя - Покровский Александр Михайлович - Страница 33

Но был и у нашей старушки праздник! Правда, не с нашим, основным, а со сменным экипажем.

Сходил наш атомоход в Берберу, в Сомали.

Вот порассказали потом ребята (некоторые из наших прикомандированными ходили). В Бербере они из себя дизелюху изображали, на входе усердно дизелями дымили, однако ГЭУ во время стоянки не расхолаживали.

Так что практически все выхода у нас были рваные. Самые страшные – с двухчасовым сеансом связи. Каждое всплытие – боевая тревога, да вахты, да перегрузка регенерации каждые 12 часов. Через двое суток начинаешь сон путать с явью. Я по молодости в первом на вахте СТОЯ спал! По левому борту в узком проходе, уперевшись лбом в аварийный брус, спиной в переборку, а коленями – в РДУ (она же работает, тёплая)). А по третьему году – оборони Бог! Как бабушка отшептала! Потому как уже ученый был, и чувство ответственности появилось – за себя и за других.

Был у нас узбек – Абузяров, на полгода старше меня. Как водится, вечный вестовой. В базе – на камбузе, в море – в кают-компании, но числился торпедистом. Весной 75-го ушел на ДМБ Мишка Андрийцев, торпедист – срочник из первого отсека. Арбузову – так его в народе для понятности звали – полгода оставалось. ГОДОК – не хрен моржовый! Мишка без замены ушел, что-то тогда напряг с личным составом был, у меня тоже молодого не было. Так что выгнали нас в моря в очередной раз, и заскучали мы с Дим Димычем. Двухсменку тащить – это вам не компот вишневый из провизионки тырить! Дим Димыч Даниленко – мичман, старшина первого отсека.

Вот кто-то из командования, уж не помню, бычок наш или старпом, и додумался – Арбузова на ходовую вахту поставить. А что? Торпедист? Торпедист! Нехай тоже родную потащит, дабы служба раем не казалась!

Досталась ему мишкина боевая смена – с 12-ти до 4-х (моя-то – пожизненная «собака» – с 4-х до 8-ми). Страшными словами Арбузова всей БЧ-3 инструктировали – «Только, падла. НИЧЕГО НЕ ТРОГАЙ!!! Чуть что не так, буди Дим Димыча или Серегу! Понял?!» Вроде понял. Как-никак, техникум человек закончил. Если диплом не купил, у них там это запросто.

В первую же его вахту слышу сквозь сон из каюты – шмон какой-то в отсеке, возня неясная. Заклинило носовые горизонтальные рули! Благо – почти в плоскости рамы, чуток на погружение. Боцман кормовыми дифферент держит, а глубина-то помаленьку растет. На наших проектах ещё не было системы автоматического удержания глубины без хода. Одним словом, тонем! Медленно, но верно! Аварийную тревогу почему-то объявлять не стали, возможно, высокое начальство с нами было. Бегом гонца в первый, с местного поста перекладывать.

Фигов вам полную сумку! Не перекладываются! Давление гидравлики в норме, все клапана в норме. В чём дело? Давай этого аборигена пытать. Пока за грудки не взяли, молчал, партизан! Оказалось, этому сыну солнечного Узбекистана перепускные клапана сладко дремать, сидя в кресле между аппаратов, видите ли, мешали! Боцман в центральном рули перекладывает, а клапана – пшш, пшш – шумят то бишь. Ну, он чутко прислушался и вычислил источник! Да и ликвидировал его, не откладывая в долгий ящик! Взял и закрыл клапан слива гидравлики привода НГР! Гидрашка шуметь перестала, что и требовалось для безмятежного узбекского отдыха! А чего ей шуметь? Напор-то есть, а слива-то нету!

Правильно говорят, дурак на лодке – хуже диверсанта. Переглянулись мы с Дим Димычем, и молча двухсменку стали тащить до самой базы, без стонов. Жить-то хотцца!

Но этот дурак с рождения, а «Так точно! Выполним! Сделаем! Родина! Костьми ляжем!» – это другие дураки.

Поэтому и ушёл с флота! А жаль! С морем я как-то сразу сжился. Но с этими… Умные долго не выдерживают. Уходят. Или их уходят. Система селекционирует себе подобных, работая при этом на самоуничтожение. Закон природы! А против закона не попрешь…

Один умник как-то не так давно сказал о России – дескать, пока от дна не оттолкнемся, не всплывем. А я вот думаю – пока до дна дойдем, быть может, и отталкиваться уже некому будет?

Как считаешь?

Жму руку.

Луков».

РОБИНЗОН

Я нашёл на посту пустой бланк журнала. Начал в нём писать. Буду писать, пока шарик в ручке не кончится. Может, это никому и не надо, но так мне легче, как оказалось.

Я – Попов Павел Леонидович, 19… года рождения, боевой номер – 5-105-21, осталось служить полгода, то есть мне 20 лет.

17 ноября на семьдесят вторые сутки похода в 6.30 утра я сидел в своей ВХЛ-ке (боевой пост в десятом отсеке), когда услышал, как центральный объявил: «Аварийная тревога! Пожар в девятом и восьмом отсеках!»

Я открыл дверь поста и выскочил наружу. Вахтенный – матрос Рзаев Рустам исчез, слинял, скорее всего, потому что дверь в девятый только на защелке, и через нее уже дым сочится. Я закрыл на кремальеру и ещё на болт, чтоб ко мне, чуть чего, не прорвались. Потом пошел докладывать в центральный: «Десятый к бою готов! В отсеке только Попов».

Мне сказали: «Есть!».

Потом я, как и положено по РБЖ (руководство по борьбе за живучесть), включился в ИП (изолирующий противогаз) и в соответствии с книжкой боевой номер начал замерять содержание угарного газа в отсеке. Замерил – три ПДК (предельно допустимая концентрация). Все это я доложил в центральный, но там творилось невообразимое и мне никто не ответил, потом продули все ЦГБ и лодка всплыла в надводное, после чего погас свет, видно рухнула защита реактора и мы сели на батарею – горело только аварийное освещение, а потом и оно погасло.

Когда это случилось, я успел посмотреть на часы – 6.55.

«Каштан» центрального не работал. Не смог я связаться и с пультом, и по телефону, и по аварийному телефону.

Наверное, всё выгорело.

А между тем, температура в отсеке повышалась, стало трудно дышать в маске противогаза. Да и говорить в ней по телефону – одно уродство, правда, он не работал.

Я решил держаться, для чего я, сперва на ощупь, а потом сообразил и нашел аварийный фонарь, загерметизировал все клапана на переборке, по которым и практически, и теоретически ко мне может прорваться дым. Потом я перетащил все аппараты ИДА (индивидуальные дыхательные), все ИП-ы в район трюма. Туда же стащил все регенерацию, потому что она на штатном месте близко от горячей переборки. В маске очень тяжело стало. Пот глаза заливает. Я еле успел в трюм прыгнуть, чтоб охладиться.

Перед этим я посмотрел на глубиномер – мы были в надводном.

А пожар бушевал. На верхней палубе отсека невозможно стоять, даже через тапочки жжет, не говоря уже о теле.

Я маску с лица тогда сорвал – невозможно. Но дыхание задержал, да и глаза щипало – бегом в трюм.

Я в него сразу пустил воду, чтоб мне по шейку было, и нырнул.

Не знаю, сколько так просидел, потому что часы от воды на руке встали. Надо было в посту посмотреть, но жарко и темно – я фонарик приделал в трюме наверху, но из экономии погасил.

Это все я пишу задним числом, чтоб вы не думали, что я чокнулся и всюду с журналом бегал.

Через сутки, кажется, температура начала спадать. А так я в воде, как в кипятке, сидел и периодически нырял, чтоб голова остыла.

Тихонько стал вылезать из трюма наружу. Глаза шипит, дым все же прорвался, но предметы вокруг видно. Переборка ещё очень горячая – не дотронуться.

По приборам, давление в соседнем отсеке повышенное, но это из-за пожара.

Я решил дать в отсек воздух из системы ВСД (воздух среднего давления), а то из соседнего мне всякая дрянь непонятно как просачивается.

Дал воздух от пневмоинструмента и так сравнял давление с соседним отсеком. У меня давление повысилось. Стало две атмосферы избыточного.

А до этого я замерил угарный газ, углекислый газ и кислород, потому что как себя поведут приборы и что они покажут при давлении – я не знаю. Угарного оказалось 100 ПДК, но это, кажется, вранье и я бы давно сдох, а углекислоты, как это ни странно, всего 0.5 процента – тоже, наверное, вранье. Кислорода – 23. Это хорошо.