Лестница в Эдем - Емец Дмитрий Александрович - Страница 15

– Матвей! – радостно воскликнула Ирка.

Руки отпустили ее, и, действительно, она увидела Багрова. На нем была яркая альпинистская куртка с большим количеством «молний». Длинная челка спускалась ниже бровей.

– А я тебя чуть не убила!

Багров улыбнулся.

– Я так и понял. Знаешь анекдот? «Я б ему шею сломала, повезло, что не сунулся!» – заявила черепаха, провожая взглядом жирафа».

Немного обиженная, Ирка наклонилась, поднимая упавший рюкзак.

– Откуда ты здесь взялся? – спросила она.

– Мог бы сказать «от верблюда», да не хочется клеветать на бедное животное.

– Перестань хохмить! Я серьезно.

– Я тоже. Адрес и ключи дала мне Фулона, ну а с поездом я решил не связываться. Мне и билет бы не продали. Я паспорт свой опять потерял.

– Что, еще один? Это какой, пятый? – не поверила Ирка.

– Если не шестой, – самодовольно признал Матвей.

К гражданским бумагам он относился с величайшим равнодушием. Паспорт, которым на всякий случай снабдила его Фулона, он называл «инструкцией на мой труп», а чистые его страницы со всевозможным семейным положением использовал как записную книжку. Ирка его в целом понимала. Никто из тех, кто хотя бы слегка, хотя бы краем души постиг вечность, никогда не сможет важно дуть щеки при виде любой бумажки с гербовой печатью. Да и что такое бумажка, когда само наше тело при всем его мудром устройстве всего лишь треть ванны воды и еще примерно полведра всякой прочей таблицы Димы Менделеева?

Когда Багров терял очередной паспорт, Ирка, втайне побаивающаяся Фулону, отправлялась к Гелате и через нее уже добывала новый документ. Гелата относилась к Матвею благосклонно, хотя и дразнила его за глаза: «Некромаг-с-пропиской-в-лодочном-сарае». В сарае – это потому, что адрес лодочной станции был записан у него внутри штампа с пропиской.

– Значит, ты здесь уже давно? – спросила Ирка у Багрова.

– Часов шесть точно. Время оглядеться и познакомиться с соседями у меня было, – таинственно заверил ее Матвей.

Ирка понадеялась, что соседи хотя бы живы.

– А где Антигон? Куда ты его дел? – спросила она.

Багров уклонился от прямого ответа.

– Ну и шума же от вас было! Вначале пыхтели у дверей, как стадо паровозов, затем вошли навьюченные, наступая друг другу на пятки. И это в незнакомом месте! Нет чтобы растянуться, оглядеться, просканировать магию! – сказал он с укором.

Распределительный щит, установленный внизу, дрогнул, будто кто-то пнул его изнутри. Свет в подъезде мигнул, погас и снова зажегся. Дверца распахнулась, и выглянул Антигон. Потемневшие бакенбарды стояли торчком. От одежды пахло проводкой. Зато в глазах плескало буйное счастье.

– Вообразите, хозяйка, меня током шибануло! Вы поднимайтесь, а я тут пока ремонтик сделаю! – крикнул кикимор в восторге и, отплюнув кусок оплавленного провода, вновь полез в распределительный ящик.

Щит задергался и задымил. Свет в подъезде погас окончательно.

– И догадался же я, шляпа, его туда сунуть! Хуже, чем запереть наркомана на аптечном складе! – сказал Багров виновато.

Лестничные пролеты были длинные. Поднимаясь по ступенькам, Ирка пыталась сообразить, зачем Фулоне потребовалось отправлять к ней в Питер помощника. Это, конечно, здорово, но все же интересно, почему…

– Я думаю, она поняла, что никто не способен наблюдать за площадкой круглосуточно. Надо же иногда делать вид, что спишь, – вслух предположил Матвей.

Ирка остановилась и, повернув к нему лицо, взяла его за локоть.

– Еще раз влезешь ко мне в мысли – умчишься вниз считать ступеньки! – предупредила она.

На третьем этаже Багров остановился и шагнул к тяжелой двустворчатой двери. Ирка потянулась за своим ключом, но вспомнила, что у Матвея ключ тоже имеется.

– Хочешь открыть дверь? На, попробуй! – коварно предложил Багров.

Ирка повернула ключ четыре раза. Ключ слушался охотно, даже слишком, однако на общем результате это никак не сказывалось. Дверь оставалась закрытой.

– Не получилось? То-то же! Я тоже долго мучился. Оказалось, есть секрет. Когда провернешь ключ до половины, вот так, до диагонали, дверь надо пнуть. Не сильно, а нежно и прицельно. Примерно сюда… Только не переусердствуй! А то предохранитель защелкнется, и с этой стороны вообще не откроешь.

– А если пнешь слабо? – поинтересовалась Ирка, отводя ногу, чтобы испытать полученный совет на практике.

– Тогда дверь не ощутит серьезность твоих намерений попасть внутрь квартиры…

Ирка сделала короткое движение ногой.

– Ай!

Язычок замка щелкнул.

– Молодец! У тебя определенно талант! Только в другой раз пинай не пальцами! На ноге столько замечательных мест! Зачем же выбирать самое неудачное? – снисходительно одобрил Багров.

Ирке вновь захотелось его убить. Со своей опекой Багров порой становился невыносимым. Не потому ли с ним Ирке бывало иногда так же тяжело, как и без него?

Ирка дважды безуспешно врезалась плечом в дверь («Все же лучше на себя!» – не удержался от совета Матвей) и оказалась в длинном широком коридоре. Направо шли двери, за которыми угадывались узкие комнаты-пеналы. Всего комнат было три. Крайняя совсем откушенная. У Ирки возникло стойкое ощущение, что там им и предстоит жить.

Коридор выводил в помещение с занавеской. За занавеской обнаружилась кривоногая ванна, а само помещение, в котором поселилась ее кривоногость ванна, – кухней.

– Это как так? Почему? – спросила Ирка озадаченно.

Она попыталась, но так и не сумела представить, как какая-нибудь бабулька сможет сидеть в ванне, когда тут же, в метре от нее, через занавесочку, гоняют чаи два коммунальных соседа.

Матвей охотно пояснил, что они в доходном доме 1911 года постройки. Доходный – это значит под сдачу. Учитывая, что Васильевский остров считался тогда дремучей окраиной, дом, мягко скажем, строился не для богатых. Ванная в нем была не предусмотрена. Водопровод с канализацией тоже. Когда, лет через сорок уже, стали устраивать кухню и ванную, не придумали ничего лучше, чем занять под это крайнюю комнату.

Вдоль левой стороны коридора тянулся длинный стол-верстак с полками, на которых помещались многочисленные части горных велосипедов. Судя по числу рам, велосипедов было не меньше трех. На стене висели доски для виндсерфинга, серфинга и кайта, а все пространство под ними занимали постеры с профессиональными серфингистками. Серфингистки были девушки как на подбор видные, но, на придирчивый взгляд Ирки, с короткими ногами.

– Никакой мистики! Чем центр тяжести ниже, тем больше устойчивость, – пояснил Матвей, предупредительно разорвав дистанцию, чтобы не поплатиться за очередное подзеркаливание. – Соседей тут двое, – продолжал он. – Один, Игорь, парень-студент. Это его доски и велосипеды… А вот со второй соседкой я познакомился ближе, чем хотелось бы. Активная такая дама. В квартиру меня пускать не хотела. Я дверь открываю, а она ключ мой с другой стороны своим ключом выталкивает.

– Ты ей ничего не сделал? – с беспокойством спросила Ирка.

– Да не, ничего. Только посадил в тот же ящик, что и Антигона… Шучу! Поладили потом. Ты ее увидишь. Зовут Инга Михайловна. Она такая подтянутая вся, правильная. На кухне у нее пять ведер, в которые она собирает мусор разных сортов. Пластиковые банки отдельно, жестянки отдельно, бумагу отдельно.

– Разве это плохо? По-моему, правильно. Просто Европа, – одобрила Ирка, сроду не имевшая помойного ведра, но по бытовой лени заталкивавшая мусор внутрь пустых молочных пакетов.

– Хорошо-то хорошо, – согласился Багров. – Но если что-то случайно опрокинешь, она орать начинает. Она из тех экологов, у которых на лбу написано: «Растерзаю за раздавленного таракана». По мне так в первую очередь человек должен любить людей. А мусор и антарктических пингвинов только от крайних излишков любви, которых обычно не бывает.

– Странно. Вроде хорошо, а на самом деле плохо, – сказала Ирка, представляя себе Ингу Михайловну как маленькую и кругленькую женщину с поджатыми губами.