Рождество по-новорусски - Золотько Александр Карлович - Страница 7

Человека звали Геннадий Федорович. Вернее, и Геннадий Федорович тоже. Еще его звали Гирей, и кличка эта точно передавала характер Геннадия Федоровича. Тяжелый был характер.

И мысли у Гири были тяжелые, малоповоротливые и опасные. Но если такая вот тяжелая мысль нарождалась в голове Геннадия Федоровича, то остановить ее было уже достаточно трудно. Мысль подталкивала к делам, а дела…

И за это тоже звали знающие люди Геннадия Федоровича Гирей. Лучше потом все восстановить заново, считал Гиря, чем искать обходные пути и ждать у моря погоды. Посему, когда чуть больше трех месяцев назад понадобилось заложить в украденную машину грамм сто взрывчатки, чтобы только припугнуть бывшего владельца клуба, Гиря решил, что динамита нужно больше. Гораздо больше.

И рвануло так, что погибло много народу, так рвануло, что, на воздух взлетело не только несколько десятков автомобилей на автостоянке, но и жизнь самого Гири взлетела на воздух.

Он уже должен был быть мертвым. Он уже несколько раз успел попрощаться с жизнью, но жизнь пока не спешила его покидать.

Погиб некто Андрей Петрович, контролировавший деятельность Гири от имени… Гиря и сам не знал толком, от чьего имени контролировал его Андрей Петрович. Гиря не знал, и не особо стремился узнать – иногда Гире удавалось предчувствовать грозящую опасность. Вот только тогда, с заминированной машиной он допустил ошибку. И, как потом понял, с поселком бомжей тоже. Бомжей прозывали Крысами, их поселок Норой, а располагалась Нора в овраге, как раз между клубом, купленным Гирей, и бывшей свалкой, на которой Гиря планировал разместить оптовый рынок.

Гиря так до конца и не понял, что именно произошло в Норе, кто именно взял на себя защиту никому не нужных Крыс. Он понял, что кто-то мог его, Гирю уничтожить, но почему-то не сделал этого.

И в дурдом Гиря попал после того, как обнаружил у себя в кабинете гранату. Не приготовленную к взрыву мину, и не тщательно поставленную популярную нынче растяжку, а «лимонку» с привязанной к чеке леской. И леска была просто обмотана вокруг корпуса гранаты.

Ужас, обида, жалость к самому себе в тот момент охватили Гирю с такой силой, что он рыдал и бился на полу до тех пор, пока ему не вкатили дозу успокоительного и не привезли сюда, в дурку.

Гиря поправил галстук на рубашке, висящей вместе с костюмом.

Выходить было нужно. Выходить было просто необходимо, так дела требовали его личного участия.

Закадычный конкурент Садреддин Гейдарович Мехтиев, хоть и не начинал войну за передел территорий, но давление его и его людей ощущалось постоянно. А подчиненные Геннадия Федоровича потихоньку расслаблялись и начинали поглядывать по сторонам. Некоторым из них – это доносили верные люди – было в падлу выполнять приказы пациента дурдома. И Гиря их понимал. Сам бы он никогда не стал гнуться перед чокнутым. И в другое время, даже месяца четыре назад, он не стал бы мешкать ни минуты с выходом из больницы.

Когда три года назад ему прострелили плечо и легкое, Гиря уже через неделю ходил сам, и лично принял участие в похоронах и стрелка, и заказчика.

И после этой гранаты в кабинете шок прошел достаточно быстро. Уже через пару дней Гиря успокоился и мог вспоминать обо всем происшедшем без ужаса и истерики. Еще через неделю врачи сказали, что нервы уже почти в порядке, насколько это вообще возможно с родом занятий Гири, через месяц эти же врачи констатировали значительное улучшение общего состояния пациента… Но Гиря все откладывал свой выход.

В отдельной палате клиники Гиря чувствовал себя в безопасности. Кто пойдет мочить сумасшедшего? В книге Фенимора Купера, еще в детстве, Гиря вычитал, что индейцы не трогали безумных. Еще тогда его поразила эта мысль, а после того, как ужас отпустил, и он мог спать спокойно по ночам, Гиря испытал чувство безопасности. Странное, забытое чувство.

Это чувство пьянило даже больше, чем выпивка и бабы. И чувство это давало возможность подумать не о том, что нужно выбивать бабки, забивать стрелки, контролировать бизнес. Чувство это позволяло просто подумать, без суеты и спешки, без необходимости принимать меры и срочно реагировать.

И все остальное вдруг стало казаться таким ненужным и далеким. Что из того, что Нинка, бывшая секретарша Гири, награжденная креслом директора небольшого ночного клуба «Кентавр», не берет на реализацию наркоту? Да, денег от этого становится меньше, но это там, за стенами спокойной и безопасной палаты. А здесь…

Гиря подошел к зарешетченому окну. Решетка, так раздражавшая вначале, теперь также рождала чувство покоя и безопасности.

На небольшом, огороженном белым кирпичным забором, дворе особого корпуса клиники стояло две машины. И машины эти приехали за ним, за Геннадием Федоровичем. И сам их вид раздражал Гирю. И фигуры охранников, маячащие возле машин, раздражали, и то, как они курят, как переговариваются друг с другом, жестикулируя и топорща пальцы.

Гиря оглянулся и с ненавистью посмотрел на костюм. Бросить все и уехать. Только…

Кому-то из ближайшего окружения может показаться удобным случаем для прихода к власти слишком уж долгое отсутствие шефа. И тогда даже палата не поможет. Не защитит.

И кроме этого, слишком уж настойчиво напоминал Гире Виктор Евгеньевич о необходимости личного участия в деятельности фирмы. И эта сволочь, похоже, тоже без особого сожаления отправит Гирю на живодерню.

Приходилось принимать решение. Болезненное решение.

И…

Зазвонил телефон.

– Да, – сказал Гиря.

– Здравствуй, дорогой! – жизнерадостным голосом произнес Садреддин Гейдарович.

– Привет, Саня, – Гиря беззвучно сплюнул.

– С наступающим тебя праздником, дорогой.

– И тебя туда же.

– Я слышал, что ты сегодня выходишь из… – Мехтиев сделал паузу. – Из санатория.

– Выхожу, – подтвердил Гиря.

– Очень хорошо, – обрадовался Мехтиев, – просто замечательно. Для меня это просто лучший подарок!

Радуется, сука, подумал Гиря. Что-то ему с меня нужно. Айзер чертов!

– Приезжай сегодня ко мне, дорогой, – радушно сказал Мехтиев. – Посидим, отдохнем…

– Отдохнул уже, – буркнул Гиря.

– Очень тебя прошу, – кажется, голос Мехтиева стал жестким.

Всего на пару секунд, но Гиря уловил.

– Я еще не решил толком, куда поеду. Разные были мысли… – Гире совсем не хотелось куда-нибудь ехать, тем более к Мехтиеву, но, похоже, Саня будет настаивать.

И это значило, что есть у него серьезный разговор. И обижать кавказца тоже не следовало. Пока, во всяком случае.

– Хорошо, – сказал Гиря.

– Спасибо, дорогой, – медовым голосом произнес Мехтиев. – Сегодня, часов в десять, да?

– Да, – сказал Гиря и выключил телефон.

– Сука чернозадая, – сказал Гиря, бросая телефон на кровать.

– Нет, какой козел, – покачал головой Садреддин Гейдарович. – Почему мне все время нужно иметь дела с такими козлами?

Али, помощник Мехтиева, только чуть усмехнулся.

– Ты вот улыбаешься, а мне не просто придется разговаривать с этим уродом, мне еще придется его развлекать и уверять в своей дружбе, – Мехтиев налил себе в стакан немного коньяку и отпил маленький глоток.

– Его давно нужно было убрать, – тихо сказал Али.

Али всегда говорил тихо, но собеседники обычно прислушивались к его словам.

– И что делать дальше? – осведомился Мнхтиев. – Воевать непонятно с кем? Ты же знаешь, что меня приглашал к себе этот… который крыша у Гири вместо Андрея Петровича.

– Виктор Евгеньевич, – подсказал Али.

– Да, это Виктор Евгеньевич, – Садреддин Гейдарович допил коньяк. – И ты знаешь, как он со мной говорил.

Али помнил, с каким настроением вернулся с той встречи Мехтиев. Помнил, как ругался его обычно спокойный шеф, как возмущался тем, что этот Виктор Евгеньевич оказался в курсе всей истории с гибелью своего предшественника, что знает, кто нанимал чистильщиков и даже сколько это стоило.

– Мне нужен Гиря, – сказал Мехтиев.

– А, может, лучше Зеленый? – совсем тихо предложил Али.