Новый стандарт - Юрин Денис Юрьевич - Страница 22

Всерьез поразмыслив над сложившимся положением, Манфред был все же готов предпринять отчаянный шаг и рискнуть прошмыгнуть между спящих солдат, прекрасно понимая безрассудность затеи и ничтожность шансов на успех. Молча, скрипя зубами от боли, он начал постепенно изменять положение тела, разминать затекшие конечности, готовясь к решительному и, быть может, последнему в своей жизни броску, как вдруг со стороны побережья раздался пронзительный свист.

Поляна ожила и моментально превратилась из сонного царства трутней в гудящий улей готовящихся к отражению вражеской атаки диких лесных пчел. Солдаты, еще секунду назад мирно сидевшие у костра или вольготно развалившиеся на мягкой траве, тут же повскакивали со своих насиженных мест, засуетились, натягивая кольчуги и хватая оружие. Через миг дружина уже находилась в полной боевой готовности и во внезапно наступившем затишье с тревогой ожидала появления на поляне врага.

Барон тоже приготовился к бою. Кисть правой руки привычно легла на рукоять меча и слегка сжала дубленую кожу, прошитую сверху тесьмой. Вне зависимости от хозяина, полностью поглощенного напряженным ожиданием развязки, ладонь перемещалась по оружию, приспосабливаясь к шероховатой поверхности рукояти и изгибам массивной гарды.

К счастью, атмосфера таинственности и зловещей напряженности царила недолго, хотя для каждого на поляне секунды ожидания растянулись на целую вечность. Из леса послышались шум приближающихся шагов и отдаленное конское ржание, затем зашевелились кусты, и из них выскочил запыхавшийся от быстрого бега ополченец.

Два десятка рук одновременно ослабили тетиву и с облегчением опустили луки. По строю пробежал радостный шепот, сопровождаемый едва заметным оживлением неподвижно застывших ранее фигур. Дозорный лишь на секунду замешкался, выглядывая командира в строю одинаковых, грозно застывших в воинственных позах солдат, и, как только обнаружил Тулупа, сразу бросился к нему с докладом.

– Данила, он… он приехал… едет сюда! – скороговоркой выпалил солдат, жадно ловя губами воздух в кратких перерывах между словами.

– Как, уже?! – удивленно хмыкнул командир и недоверчиво прищурился на солдата. – Ты ничего не перепутал, Соловчик, верно он?

– Верно, верно, – торопливо закивала голова дозорного, – он слово секретное сказал… ну то, что ты мне на ухо вчера прошептал.

– А почему он не один? – продолжал пытать часового недоверчивый начальник. – Почему две лошади ржали?

– Ну… – замялся Соловчик, – тут, понимаешь, история одна вышла, да он сам тебе все объяснит. Вот-вот сейчас будет.

«Какой молодец! – не удержался от восхищения барон, отдавая должное проницательности и опыту противника. – С такого расстояния, да еще в лесу, умудриться отличить ржание одной лошади от ржания другой… молодец, я вон в кавалерии всю жизнь, а не смог…»

Действительно, вскоре кусты снова пришли в движение, и на поляну выехали два всадника. Увиденное заставило Манфреда широко открыть рот от изумления и чуть было не разрыдаться от отчаяния.

Первым из леса появился красавец вороной, неся на своей сильной, упругой спине закованную в полную боевую броню рослую фигуру рыцаря. Белые одежды и длинный, испачканный в дорожной грязи плащ с черно-красными вышитыми по бокам гербами не оставляли никакого сомнения – рыцарь был членом Ордена Святого Заступника.

«Значит, все еще хуже, заговор зреет внутри самого Братства, – пронеслось в голове барона. – Просто поразительно, как далеко завели интриги верхушки Ордена, что кто-то решился на сговор с самым злейшим и опасным врагом, осмелился вступить в союз с вольноградцами!»

Негодование сменилось досадой на грани отчаяния. Рыцарь был не один, он вел под уздцы второго скакуна, быть может, менее красивого и грациозного, но такого же выносливого и проворного. Сердце барона сжалось, он знал этого коня, он сам выбрал и купил его у заезжих торговцев. Это был его любимец, его Зигер, а крепко связанный седок – не кто иной, как преданный слуга Франц.

Рыцарь проехал еще пару шагов и молча остановил коня в центре стоянки, наверное, ожидая, что лесовики первыми начнут разговор. Лицо незнакомца было скрыто под глухим забралом конусовидного шлема, но Манфред чувствовал, как его цепкие, пронизывающие насквозь, холодные глаза скрупулезно, метр за метром, изучали местность и ощупывали строй солдат, ища в однородной массе бородатых и потому похожих друг на друга людей, более живое и осмысленное лицо командира.

Барон почувствовал дрожь, волной пробежавшую по телу. Что-то было в этом члене Братства не так, что-то отталкивающе непривычное и пугающее. Когда взгляд рыцаря бегло проскользнул по палаткам и кусту, среди ветвей которого прятался Манфред, то в голове барона пронеслась ужасающая своей прямотой мысль: «Он знает, что я здесь, он видит меня, чувствует мое присутствие!»

Прервал зловещую тишину Данила. Он, подбоченясь, вышел на несколько шагов из строя и по-простецки развеял искусно нагнетаемую чужаком мистическую атмосферу таинственности.

– Ну что, господин хороший, и дальше в молчанку играть будем или все же пароль скажешь? – в лоб задал вопрос командир, на которого ни грозная манера держаться, ни пугающее молчание незнакомца, ни суровый взгляд стеклянных серо-голубых глаз не оказали никакого воздействия.

– Можно и пароль сказать, – прозвучал в ответ красивый мужской баритон, – да только ты, Тулуп, меня и так знаешь.

Цельнометаллические тяжелые перчатки рыцаря-заступника медленно поднялись, легли на гладкую поверхность шлема и резко потянули его вверх. Вначале окружающие увидели лишь густую копну сбившихся вперед белых длинных волос, но после того как рука рыцаря грациозно и властно откинула пряди со лба, по рядам ополченцев пробежал испуганный шепот. Похоже, лесовики встречались с всадником не впервой, притом прежнее общение протекало не в столь мирной обстановке. В глазах удивленного Данилы сверкнула искорка азарта и вызова, а лицо растянулось в злорадной ухмылке.

– Конрад, сукин сын! – непроизвольно сорвался с губ Данилы выкрик, полный злобы к старому недругу и одновременно уважения к сильному противнику. – Давно не виделись. Я уж грешным делом подумывал, не пришиб ли тебя кто в лесу, не лишил ли меня удовольствия…