Герканский кабан - Юрин Денис Юрьевич - Страница 7

Осунувшееся, вытянутое лицо, покрытое складками отвисшей кожи; щетина, ничуть не хуже, чем у взрослого кабана; огромные коричневые пятна под глазами, из которых ушла радость жизни и в которых, кроме усталости, появилось и нечто другое, что точно, Штелер сказать не мог. Он заметно похудел, стал походить на не кормленного дней десять толстяка, уничтожившего запасы жиров так быстро, что кожа лица не успела подтянуться. Одним словом, зрелище ужасное, но в том были и свои плюсы. Если бы даже он и встретил в Денборге знакомых, то они бы вряд ли его узнали.

– Ну чо, краше девок? Чо скажешь теперча, кто кому за скачки доплачивать должон? – злорадно хихикнул торговец, отомстив на свой лад нахалу, осмелившемуся прервать его чуткий сон.

Штелер мог бы достойно ответить, но ссориться с соседом не входило в его планы. Положив зеркало на стол, моррон огладил щеки и, широко зевнув, заявил:

– Ничего, в дороге поистрепался, не скрою, но вот домой утром вернусь, и тут же в бадью с благовониями залезу. К полудню меня уж не узнать будет…

Как и ожидалось, уловка сработала, в глазах шеварийца появился интерес. Теперь ловкачу оставалось лишь развить успех, но при этом не перегнуть палку, или, говоря языком торгового сословия, не потерять аванс доверия.

– Я ж, как и ты, торгую. Да вот дернуло меня, дурака, без охраны достойной отправиться. Нанял кого попроще да подешевше, а они, мерзавцы, как токмо лиходеев лесных увидали, тут же врассыпную… Обобрали разбойнички до нитки, ладно, хоть жизнь оставили да сапоги не сняли… Ну ничего, впредь мне, дураку, наука, а барыш… барыш еще наторгую.

Видимо, Штелер все же переборщил, шевариец смотрел с недоверием и молчал, а ведь должен был подхватить, ох, насколько актуальную для всех разъезжих купцов тему.

– Домишко у меня славный… – зевнув и потянувшись, продолжил Штелер, решив, что хуже уже не будет, а шанс разговорить собеседника хоть маленький, но все же имелся, – …на площади Гертола Пятого, серенький такой, с красной крышей. Может, видел?

– Мнок чо видивал, – опять поглумился над герканским языком шевариец. – Ты мне лучше, брат-купец, вот чо скажи. Если ты в Денборге самом промышляешь, знако, дела неплохо идут. Так чо ты в дорогу поперся? И почему я тебя в гильдии колонии ни разу не видел?

– Да я ж не тутошний, я ж из Мальфорна, – не моргнув глазом, соврал Штелер. – Домишко так, по случаю прикупил, чтоб по гостиным подворьям клопов не кормить. А тут, как назло, оказия со мной приключилась. Кораблишко у меня ладный, да шторм в море его потрепал. Еле до колонии дотянули. Ремонт в доках денборгских долгий, месяц простоя. Ну сколько ж можно штаны по кабакам просиживать, вот и решил я здеся поторговать… попробовать, как пойдет. А вдруг выгодно, тогда б фактора свого сюдась отправил…

Как ни странно, но шевариец ему поверил, опаска исчезла из прищуренных глаз.

– Слышь, коли так, у меня к тебе дельце имеется… выгодное, – вдруг заявил купец. – Из Марсолы шкуры везу, четыре подводы. Там охотники знатные, да и выдельщики ничаго, товар добротный, не чета герканскому. Возьми все! Совсем задарма не отдам, но дешевше, чем на рынке денборгском будет. По рукам?!

– С какого это такого перепугу?! – мастерски выказал удивление Штелер. – Я шкурами не торгую, да и в обход властей дел не веду…

– А как ты, позволь узнать, в город попасть собрался? – привел весомый аргумент шевариец. – Раз тя обобрали, знамо, и бумаг с собой нет. В гильдии столичной не состоишь, да и знакомцев у тя во всей округе, поди, кот наплакал. По нонешним временам за ворота пройти ох как непросто, паче голытьбе вроде тя. Нет, конечно, рано иль поздно стража разберется и тя пропустит, но о бадье с теплой водичкой на сегодня забудь. В лучшом случае ты в нее деньков через пять окунесся, а то и долее под воротами милостыню клянчить придется.

– А чо энто ты товар свой так торопишься с рук сбыть? Он, случамо, того… не краденый? – Играть, так играть. Вжившись в шкуру купца, Штелер решил поторговаться. – Мне неприятности ни к чему… Лучше уж возле ворот обожду да объедки пособираю, чем в тюрьму ни за что попасть.

– Во, дурья башка! Говорят же те, он из Марсолы, – перешел на вкрадчивый шепот купец. – Чо не знамо те, чо меж Герканией и Филанией в последний месяц творится? Если я на рынок с филанийскими шкурками заявлюсь, а выделку каждый дурак узнает, меня ж такой пошлиной огорошат, что не токмо в убыток сыграю, без штанов останусь… К тому ж я – шевариец, а знамо, допросами всякими умучат. Вы ж, герканцы, как рассуждаете: «Каждый шевариец мерзавец, прощелыга, а в военное время паскудный шпион!» Нет, мне путь на рынок закрыт, как, впрочем, и тебе дорога в город. Иль мы поможем друг другу, иль оба на бобах…

Штелер принялся тереть пятерней лоб и издавать урчащие, гортанные звуки, что должно было означать раздумье.

– Давай, решайся! – продолжал уговаривать купец. – Мой обоз возле самых ворот стоит, так что утром в первую очередь и въедем. Проездные бумаги в порядке, на козла тя посажу, скажу, што возница. Стража каждого не проверяет, ее лишь мы, купцы, интересуем, наемники наши да товар, а до возниц им и дела нет. Возница так, не человек, а придаток к телеге да лошади…

– По рукам! – наконец-то позволил себя уговорить Штелер и крепко пожал протянутую ему пятерню.

Конечно, у него не было ни денег, ни прекрасного особняка с красной крышей, но то была проблема завтрашнего дня. Главное для него попасть за ворота, а там… там можно будет «случайно» затеряться в толпе или использовать одну из уловок, которые Штелер узнал, будучи комендантом.

После решения главного вопроса разговор пошел о мелочах, то есть о скучавших без клиентов «шалуньях». В этом вопросе шеварийский купец продемонстрировал завидную осведомленность. О «наездницах» он ведал гораздо больше, чем бывший полковник о лошадях, и охотно делился богатым жизненным опытом. Первые четверть часа он со знаньем дела рассуждал, какие бывают «наездницы» и какие превратности жизни заставляют молоденьких и не очень девиц «запрыгивать в седло». Затем бывалый торговец плавно перешел к классификации «пород скакунов» и, как заправский коневод, довольно подробно осветил резвость и норов каждой «породы». После получасового монолога, бывшего всего лишь прелюдией самой беседы, знаток перешел к основному вопросу: как правильно выбрать «наездницу», чтобы совершить увлекательную прогулку, а не изматывающую скачку и чтобы после нее чувствовать себя молодым, полным сил жеребцом, а не отъездившим свой век мерином.

Штелер и не подозревал, что выбор компаньонки для веселого вечерка – целая наука и что совершенства в этом вопросе можно достичь, лишь учтя и правильно распределив по значимости шесть важных показателей: возраст, внешность, темперамент, честность «наездницы», ее навыки «езды» и стремление к их приобретению. К удивлению полковника, лишь в далекой юности пользовавшегося услугами подобного рода, в этом деле крылось много подводных камней. Ни одна ночная скачка не доставит настоящего удовольствия, если под утро из-под изголовья кровати пропадет туго набитый кошель или если не в меру разгорячившийся «всадник» женского полу так рьяно будет прыгать в седле, что порвет всю упряжь, начиная с уздечки…

После общих вводных слов и абстрактных рассуждений разговорившийся шевариец стал делиться собственным опытом. Наверное, Штелер почерпнул бы из его откровений много полезной и забавной информации, но захмелевшему купцу бесцеремонно помешали рассказать истории из его бурлящей и бьющей ключом личной жизни.

Сначала со двора донеслись конское ржание и цокот копыт, затем послышались громкие голоса и звонкий женский смех. Приезжих было довольно много, и все они, как ни странно, пребывали в весьма приподнятом расположении духа. Старенькая дверь корчмы распахнулась от сильного удара ноги, и внутрь заведения шумно завалилась веселая компания разгоряченных скачкой и вином молодых людей.

Их было пятеро: трое юношей лет двадцати – двадцати пяти и две дамы примерно того же возраста. О благородном происхождении молодых гуляк свидетельствовали не только ухоженный вид и дорогие одежды, но и брезгливость опухших физиономий, с надменностью взиравших на присутствующих в корчме как на обнаглевших тараканов, не расползшихся при их сиятельном появлении по темным углам.