Командор - Волков Алексей Алексеевич - Страница 52

Победа была убедительной и полной. Пиратский отряд уничтожен целиком, а наши потери, если их можно так назвать, ограничились двумя легкоранеными. Одному из ополченцев ответная пуля слегка поцарапала руку, другому – голову.

Удивительно, насколько самый маленький успех поднимает настроение! Вчерашние беглецы, растерянные, потерявшие от страха голову, за несколько минут превратились в героев, и, подойди сейчас к пиратам запоздалое подкрепление, его бы встретили с уверенностью в новой победе. Наверное, очень немногие понимали, что случившееся – не более чем пролог. Рано или поздно на смену погибшим явятся другие, горящие желанием отомстить.

Можно было сразу покинуть вершину, однако я все еще не знал удобного места, а блуждать в лесу наугад со всей этой толпой не хотел. А день уже клонился к вечеру, на небе снова стали появляться облака, и ночь обещала быть темной.

Из предосторожности я велел стащить все трупы в укромное место. Еще лучше было бы закопать их, но у нас не было лопат, да и не стоил этот сброд нормального погребения. Мы забрали все оружие, пули и порох, нашли у убитых несколько бутылок рома, вяленое мясо, сухари – вот и вся добыча, не считая горстки золотых и серебряных монет. Может, когда-нибудь они и пригодятся, но пока от денег нам не было никакого проку.

К вечеру дала знать о себе усталость. Вчерашний день был перенасыщен событиями, ночь я провел в поиске, потом был вынужден решать целый ряд проблем, и такими темпами меня могло надолго не хватить. Предчувствие говорило, что наступающие сутки будут не менее бурными, чем предыдущие. Мне необходимы были все мои силы, и я решил поспать хотя бы часок-другой. Я приказал разбудить себя при малейшем намеке на опасность, в случае возвращения разведчиков или через сто двадцать минут в любом случае.

Разбудили меня через восемьдесят. Короткий сон не придал сил, лишь разморил, и минуты две я не соображал вообще ничего, в наступивших сумерках даже не поняв, вечер сейчас или утро. Затем я увидел рядом разведчиков, и мне сразу стало легче.

Принесенные новости взбодрили не хуже чашки крепчайшего кофе. Ребята не только обнаружили неплохое местечко для нового лагеря – в том, что эта часть задания окажется успешной, я не сомневался, – но и прошлись вдоль береговой линии, нашли парочку неплохих бухт, а под конец навестили стоянку пиратской эскадры. Они своими глазами видели, как два фрегата и бригантина снялись с якорей и ушли в открытое море.

Последняя новость показалась мне настолько важной, что я сразу устроил совещание со своими гвардейцами и командирами десяток. Я вкратце объяснил изменение ситуации. Теперь против нас остались только два корабля: фрегат с поломанной грот-мачтой в бухте и бригантина напротив нашего бывшего лагеря. Большая часть команд ночевала на берегу, кроме того, корабли разделяло немалое расстояние, и в моей голове родился дерзкий план.

Я хотел взять наиболее боевую и вооруженную часть отряда, добавить к ним моряков, тем или иным способом проникнуть на борт бригантины, перебить находящихся на ней флибустьеров и направиться к одной из обнаруженных разведчиками бухт. Там можно было забрать всех остальных современников и потихоньку убраться в море.

Я прекрасно сознавал, что мой план – чистейшей воды авантюра, но попробуйте предложить что-либо лучшее в той ситуации, в которую мы даже не попали – влипли! Наш конец был предрешен независимо от того, оставят нас пираты в покое или нет. Нам грозила смерть если не в бою, то от голода. Это герои Дефо и Верна благоустраивали свои острова, находили в карманах зерна, а в земле – руду. Новые робинзоны умели прекрасно делать деньги, некоторая часть умела воевать, но сельским хозяйством из нас всерьез не занимался никто. Я уже не говорю, что построить корабль своими силами не смогли даже герои популярных романов.

Захват бригантины был нашим единственным шансом на спасение. Я решил поставить на карту все, хотя проигрыш означал всеобщую гибель: и тех, кто пойдет на операцию, и тех, кто останется в лагере. Зато и выигрыш стоил любого риска. Шансов было не очень много: предстояло незаметно добраться до корабля, стоявшего в полутора сотнях метров от берега, перебить экипаж, разобраться в парусах, суметь обогнуть остров… Не стоило забывать и о том, что оставшиеся на берегу пираты вряд ли равнодушно отнесутся к угону своего корабля, а ведь возле острова стоит и фрегат…

С фрегатом было хуже всего. Двое из пассажиров служили срочную в артиллерии, однако этот факт не играл для нас никакой роли. Мы худо-бедно смогли освоить стрелковое оружие, но пушки всегда предъявляли повышенные требования к обслуживающим их людям. Приходилось считаться с фактом, что на бригантине мы окажемся почти безоружными.

И все-таки я предложил рискнуть. Терять нам все равно было нечего, к тому же военная мудрость гласит, что, обороняясь, войну не выиграешь. Все эти рассуждения я вынес на суд своих помощников и стал ждать ответа.

Бывшие спецназовцы согласились сразу. Перспектива гибели на острове никого не прельщала, и они были готовы рискнуть.

Рдецкий колебался недолго. Никакого другого плана он не предложил, но высказал свои опасения по поводу возможной неудачи. Он посоветовал придумать что-нибудь понадежнее и повернее, без схваток одного с десятью да еще на виду у пиратского лагеря. А еще он пожелал, чтобы мы заодно вырезали и находящихся на берегу пиратов, точно у меня было не девять человек, а как минимум тридцать.

Вторым колеблющимся оказался Ярцев. Он сомневался, что сумеет справиться с незнакомым кораблем, к тому же люди его под парусами никогда не ходили. Тут Рдецкий напомнил, что любителем этого вида спорта является Флейшман, и у нашего штурмана появился помощник.

В конце концов решение было принято. В рейд отправлялись я, семь ветеранов (кроме Славы), полдюжины моряков и Флейшман – итого пятнадцать человек. Позволить большего мы себе не могли. В лагере оставались все женщины, дети, ополченцы, Рдецкий (на правах старшего) и Слава Чертков. Последний в случае нашей неудачи должен был отвести всех на новое, им же обнаруженное место. Славику я оставлял автомат. Конечно, «калашников» нам необходим был позарез, но в случае нашей гибели у уцелевших остались бы одни мушкеты и кремневые пистолеты.

Ночь потихоньку приближалась к половине. Медлить было нельзя. Мой отряд наскоро собрался и выступил из лагеря, ни с кем не прощаясь…

32

Ярцев. Захват бригантины

Похоже, тот, кто втянул нас в эту историю, всерьез желал нашей гибели. Но гибели, ядрен батон, не мгновенной – тогда ему достаточно было просто погубить корабль, – а медленной, дающей ему возможность вдоволь насладиться нашими предсмертными муками.

Едва прошел хмель от победы, как я подумал: а чему мы, собственно, радуемся? Тому, что перебили примерно пятидесятую часть нападающих? Но вчера они с гораздо меньшими усилиями уничтожили в двадцать раз больше народа, а в придачу к этому и наш корабль. Будь цел лайнер, мы бы имели нечто незыблемое, а так… Может, Кабанов и чувствует себя вольготно в любом веке, но я могу существовать только в одном, все прочие – не для меня. Зверю безразлично, в каком времени он живет, понятие эпох придумано людьми, и мы кровно связаны со своим столетием. А вот место не играет для нас никакой роли. Мало ли людей переселяется в другие города, страны, части света в силу обстоятельств или в поисках лучшей доли? Человек способен жить на севере и на юге, на западе и на востоке. Но он неспособен жить в чужом времени.

Правда, я недооценил предприимчивость нашего предводителя. Ночью он устроил совещание, на котором познакомил нас с результатами последней разведки. Там же он предложил авантюрный от начала и до конца план: воспользоваться разобщенностью оставшихся на острове пиратов и захватить у них бригантину.

Я не имел ни малейшего желания участвовать в этой авантюре, но на меня насели со всех сторон, и вскоре я уже шагал по ночному лесу вместе с группой захвата из пятнадцати человек. Ремень мушкета неприятно давил на плечо, два длинноствольных пистолета были заткнуты за трофейный пояс, сабля то и дело била по ногам, и я ощущал себя персонажем какой-то дурацкой комедии, в которую вдруг превратилась наша драма. Но от моих желаний уже ничего не зависело. Я был марионеткой в руках опытного кукловода, и мне оставалось одно: сыграть свою роль до близкого конца. В возможность успеха я не верил, не говоря уже о том, что любая победа станет лишь отсрочкой нашего не подлежащего обжалованию приговора.